Изгой. Кровь и пламя - Дем Михайлов

Вой.

Крики.

Стоны.

Плачи.

Целая какофония доносилась со дна ущелья. Убило не всех. Чудовищная масса камней не смогла накрыть всех посланных на штурм врагов. Некоторым посчастливилось выжить – но их посекло гранитными осколками. Вот они и воют, плачут, скулят и хныкают… сейчас мы вам поможем, твари. Мы облегчим вашу участь…

– Давай! – повторяю я, и вперед шагают только два воина и один гном.

Воины упираются плечами в большой и бугристый каменный шар высотой в человеческий рост. Гном лишь прикладывает ладони. Легкий, казалось бы, толчок – и огромная каменюга срывается с обрыва, уносясь ко дну ущелья.

Д-д-д-дах!

Раскатистый треск. А затем еще больше звонкого и множественного треска – мелкие камни с силой колотят по гранитным стенам ущелья. Сквозь треск слышны крики и глухие шлепки – когда осколок находит свою цель и ударяет по живому телу. Редко слышится металлический звон или деревянный треск – так отвечают на удар доспехи и щиты.

– Ждать! – зло велю я, и бросившийся было к краю молодой воин послушно замирает на месте. Его догоняет Литас и награждает ударом ладони по шее – от Рикара нахватался воспитательных методов.

Что можно увидеть сквозь облака пыли? Ничего.

Мы слышим крики, ругательства, стоны – значит, многие враги уцелели. Не стоит рисковать.

– Отходим, – приказываю я. – Литас, половину отряда на следующий пост. Четверть пока здесь – обождем немного, посмотрим, что увидим, когда рассеется пыль. Еще четверть, во главе с тобой – пройдите ниже, думаю, уцелевшие твари побегут. Самое время пострелять им в спины! Но поспеши! И я буду рад, если до выхода из ущелья не доберется ни один шурд или гоблин. Пусть остальные враги видят – те, кто войдут в ущелье, уже никогда из него не выйдут! Пусть боятся!

– Да, господин, – коротко кивает глава охотников, взмахами руки разделяя людей на две неравные части.

Вскоре почти весь заградительный отряд отходит в сторону поселения. Через десятую часть лиги еще один пост, еще один готовый обрушиться громадный валун. Воины уходят недовольными, тихо ворчат – и я их понимаю.

Всем хочется увидеть раздавленного и воющего от боли врага.

Всем хочется полюбоваться его корчами, насладиться его стенаниями.

Ведь он хотел убить тебя! Он хотел убить твою жену! Твоих детей! Родителей!

И вот эта тварь – повержена и раздавлена! Как тут не ликовать, даже если это грех великий, по мнению Создателя?

Такова уж натура человеческая…

И вскоре нам удалось утолить свою жажду зрелищ. Тяжелая и сырая каменная паль осела быстро, покрыв стены и дно ущелья белесым налетом. А нашим глазам открылась картина разрухи…

Груда камней перекрыла ущелья. Там и сям – мертвые тела шурдов и гоблинов. Пыль смогла прикрыть их ушибы… но не смогла полностью закрыть лужи крови и разлетевшиеся мозги. Размозженных голов хватало. Равно как и прочих раздавленных в лепешку частей тел. Кровь повсюду… правда повсюду… даже высоко на стенах кровавые разводы… Трупы погибших лежат то кучами, то поодиночке. Много где из каменного завала торчали одинокие руки и ноги, редко поникшие окровавленные головы, выпустившие изо ртов обильную рвоту вперемешку с клочками внутренностей и кровью.

Были и уцелевшие.

Кое-кто уходил на своих двух или одной ногах, убегая, тяжело шагая, прыгая или же ползя прочь из гиблого места.

Раненные посерьезней крутились на камнях волчком и выли в голос, оставляя на пыльном граните разводы крови.

Еще лежали и редко вздрагивали, тихо поскуливая или хрипя – агония… они уже почти «там».

Я рассматривал чужие муки с радостью. И, наверное, я выглядел при этом, как праведник, попавший на экскурсию в ад, – вот они мучения грешников. Страдайте, твари! Страдайте!

И я не понимал тех двух бойцов помоложе, что вдруг побелели и, отскочив прочь, принялись извергать содержимое желудка. Замутило? Почему вас мутит при виде корчей врага? Это зрелище должно доставлять радость!

А это что?

Мое внимание сместилось к самой куче камней.

Когда я скомандовал «давай», я подгадал так, что массой камней накрыло самого опасного противника – закованных в доспехи шурдских ниргалов.

И их накрыло сполна – похоронило.

Но не убило…

Груда, состоящая из каменного крошева, больших валунов и раздавленных трупов… эта груда шевелилась. Там, где-то глубоко внутри нее, что-то дергалось, пыталось выбраться, упорно толкало и толкало придавившую ее массу камней изнутри.

– Как это возможно? – прорычал один из воинов.

– Не знаю, – качнул я головой.

Моя память отчетливо хранила воспоминание – как упавшим каменюгой расплющивает штурмующего нашу стену ниргала.

Мы обрушили немыслимое количество камня. Но не убили…

Ладно. Один или два ниргала могли выжить. Могли остаться дееспособными хотя бы отчасти. Но тут шевелилась ВСЯ середка каменной груды. Это явно не один и не два ниргала толкают и расшатывают ее изнутри.

– Ну-ну, – с некоторым удивлением произнес я и тут же замер, словно от удара копьем в грудь – почти рассеявшееся в воздухе багровое зарево жизненной силы вдруг перестало взмывать и рассеиваться. Оно потянулось вниз! Жизненная сила погибших втягивалась в камни! Уходила сквозь них прямо внутрь груды, внутрь завала, к придавленным и раздавленным ниргалам, нежити, шурдам и гоблинам.

Еще спустя миг я вздрогнул. Напряженно взглянул вниз – мой взор уловил под каменным завалом запульсировавшую… жизнь? Нет… это нечто другое, более темное. Это нежить…

– Там рождается тьма! – выдохнул седой священник, с его руки сорвалось огненное копье и, ударив в огромную груду камней, разлетелось клочьями багрового пламени, покрыв осколки гранита пятнами копоти.

– Там зашевелилась какая-то тварь, – мрачно согласился я, облекая ту же мысль более приземленными словами. – Тарис не мог не предвидеть подобного хода с нашей стороны. И этот клятый ублюдок что-то умыслил…

– Мои силы не бесконечны, – добавил святой отец. – Обождем… Стефий, сыпь Раймену! Пару горстей, не больше. И молитву во избавление от скверны громко. Братья монахи! Подхватывайте!

В ущелье полетели горсти мелко истолченной травы Раймены, неспешно преодолевшие путь от кромки обрыва до самого дна, частично рассеявшись по дороге. В воздухе звенели слова молитвы. Причем монахи, среди которых встречались совсем уж взрослые дюжие мужики, беспрекословно выполнили приказ и старательно вторили щуплому парнишке Стефию. Да уж… тут явно не в возрасте дело, а в умении.

Рассеявшаяся по воздуху священная трава опустилась на пыльный гранит, продолжали литься слова молитвы, но я уже видел – результата нет. Кое-где вспыхивали четко различимые искорки, знаменующие место, где столкнулся свет со тьмой, но не более того – зловещая пульсация продолжалась, надежно защищенная каменной толщей, что мы сами и навалили.