Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В час ночной молитвы те, кто как следует осмотрел пещеру, закричали: «Хавал очень широкий, места хватит всем». Услышав это, я стряхнул с себя снег, вошел в хавал и позвал йигитов, которые находились около хавала. В нем оказалось удобное место на сорок – пятьдесят человек. Принесли еду: вареное мясо, кавардак; всякий нес то, что было под рукой. В такой холод, снег и метель мы пришли в удивительно теплое, безопасное и уютное место.
Наутро снег и метель прекратились. Выйдя спозаранку, мы таким же образом, утаптывая снег и прокладывая дорогу, взобрались на перевал. Дорога извилисто поднималась вверх. Не поднимаясь выше, мы спустились вниз в долину. Когда мы достигли подножия перевала, наступил вечер; мы заночевали у самого входа в долину. Той же ночью был очень сильный мороз. Мы провели ночь, терпя великие страдания и тяготы, у многих мороз погубил руки и ноги; в ту ночь пропала от холода нога у Купака, рука у Сиюндук Туркмена и нога у Ахи. Утром мы двинулись вниз по ущелью. Хотя мы знали и видели, что дорога не там, но, уповая на Бога, шли вниз, долиной, спускаясь по дурным, узким и крутым тропинкам. Когда мы вышли к другому концу долины, был уже вечер, время вечерней молитвы.
Пожилые люди и старики не помнили, чтобы в такой глубокий снег кто-нибудь перешел через этот перевал, и даже неизвестно, чтобы кому-нибудь пришло на ум пройти через этот перевал в подобное время года. Хотя мы несколько дней терпели из-за глубокого снега великие тяготы, но все-таки именно благодаря снегу мы добрались до стоянки. Ведь не будь такого большого снега, разве мог бы кто-нибудь пройти по такому бездорожью, кручам и безднам.
Было время ночной молитвы, когда мы пришли в Яка-Ауланг и стали лагерем. Жители Яка-Ауланга сейчас же узнали о нашем прибытии. Там были теплые помещения и жирные бараны, бесконечно много травы и корма коням, беспредельное множество дров и кизяк, чтобы жечь огонь. Избавившись от снега и холода, найти такое селение и теплые дома, спастись от бед и страданий и получить столько хлеба и жирных баранов – это блаженство, известное лишь тем, кто испытал подобные тяготы, и наслаждение, понятное тем, кто перенес такие бедствия. Со спокойствием в душе и миром в сердце мы на один день задержались в Яка-Ауланге. Выйдя из Яка-Ауланга и пройдя два йигача, мы снова остановились; на следующий день был праздник Рамазана. Пройдя через Бамиан, мы миновали перевал Шиберту и остановились, не доходя до Джангалика».
Теперь отряд Бабура вышел на главную дорогу, – впрочем, скорее, тропу, – ведущую на запад от Кабула. Глубокий снег оказался для них спасением, поскольку лишь благодаря ему они смогли выжить во время бури, находясь на высоте в несколько тысяч футов. Протаптывая дорогу, они согревались, а толстый слой снега под ногами выровнял все впадины и трещины в скалах. В этих краях путешественники, попавшие в буран, умели устраивать в глубоком снегу убежища для лошади и всадника, где в полной безопасности пережидали непогоду; в течение нескольких дней люди и животные могли при необходимости обходиться без пищи и есть снег, чтобы утолить жажду. Главной опасностью был мороз. Бабур, всегда сдержанный в своих упоминаниях о более слабом брате, не сообщает о том, что Джахангир заболел и его пришлось устроить в носилках. В конце концов Бабур был вынужден поспешить в Кабул, оставив брата в безопасном убежище, где через несколько дней тот скончался.
Оказавшись на дороге, проходящей через широкую долину Гурбанд, спутники Бабура узнали о том, что впереди встал лагерем отряд всадников из племени хазар. Очевидно, они откочевали с зимовий, намереваясь заняться дорожным разбоем, и вряд ли были готовы к встрече со своим будущим государем и его заслуженными полководцами, которые неожиданно спустились с заваленных снегом, непроходимых перевалов.
«Туркмены племени хазар со своими семьями и стадами расположились как раз на нашей дороге и совершенно не знали о нашем приходе. На следующий день, снявшись с лагеря, мы выступили и проходили среди их шалашей и овчарен; две или три группы шалашей и овчарен подверглись расхищению и разграблению; владельцы остальных, бросив дом и хозяйство и захватив своих детей, потянулись в горы. От ушедших вперед поступили известия, что несколько хазарейцев преградили дорогу перед нашими войсками и не дают никому пройти, пуская стрелы. Узнав об этом, я быстро поспешил вперед и увидел, что преграды никакой не было, а несколько хазарейцев, выйдя на какой-то выступ и собравшись в кучу, пускают стрелы… Я приказал отобрать и для себя тоже часть овец из скота хазарейцев и поручил их Ярак Тагаю, а сам поехал вперед. Четырнадцать или пятнадцать человек хазарейцев, главарей бунтовщиков и разбойников, попали к нам в руки. У меня было на уме подвергнуть их разным мучениям и истязаниям и убить в назидание другим бунтовщикам и разбойникам, но по дороге мне встретился Касим-бек, который проявил неуместное милосердие и отпустил их. Это побудило и меня проявить жалость и отпустить остальных. Во время набега на хазарейцев мы услышали, что Мухаммед Хусейн-мирза Дуглат, султан Санджар Барлас и их люди… осадили Кабул».
Вероломство родни и преданность воинов
Случилось то, чего так опасался Бабур, сидя в Герате. В его отсутствие за заваленными снегом перевалами распространился слух, достигший Кабула, – хотя не исключено, что именно там он и был состряпан, – о том, что Тигр якобы захвачен в плен гератскими царевичами. На этом основании кое-кто из титулованных родственников Бабура заручился поддержкой расчетливых монголов, никогда не упускавших возможности поживиться. Мятежный отряд двинулся на осаду Кабула. Другими словами, родственники Бабура наступали на цитадель, оборону которой держал оставленный им небольшой гарнизон.
Как обычно, стоило Тигру уехать, как заговорщики, которых он так и не научился разоблачать, хотя в конце концов привык держаться наготове, сделали попытку вытеснить его с престола. Неприятнее всего было то, что в заговоре участвовали изгнанники из Самарканда и Ташкента, которым он в свое время оказал серьезную поддержку. За всем этим стояла темная фигура – некая Шах-биким, вдова Юнус-бека, а также ее дочь, чагатайская царевна и сводная сестра матери Бабура. Обе женщины претендовали на то, что, поскольку Бабур захвачен в плен или даже убит, право на трон Кабула принадлежит сыну Чагатая – Мирзе-хану, прозванному Тощий бек. Их предательство совершалось при попустительстве, если не прямой поддержке, дяди Бабура, Хусейна Дуглата, которому Бабур вполне доверял.
Мирза-хан руководил военными действиями, расположившись на холме Четырех Садов, в то время как оставшиеся в крепости военачальники, оружейник и известный ученый пытались удержать ее для Бабура.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});