Решительные меры (СИ) - "Saitan"

— Ты только и твердишь, что он станет аврором, как будто это уже свершилось. Но, представь себе, он может подрасти и захотеть стать наемником в Лютном. И всё, чему ты его научил, будет направлено против нас! — процедил он и резко отвернулся. — Всё, я не желаю тебя сейчас видеть. Оставь меня одного, пока не дошло до скандала.

— Дорогой, ну прости… — позвал его Гарри, но Том уже шагал в дом.

Поттера хотелось ударить по голове, чтобы дошло побыстрее. Для Тома всё было очевидно: Маркус пошел в семейку Гонт. Два раза матери повезло, на третий не очень. Том был искренне уверен, что всё ещё можно исправить воспитанием, однако, остальная часть семьи баловала Маркуса, для них плохая наследственность казалась вещью непонятной и далекой.

Том слишком привык брать на себя ответственность за всю семью. Ни мать, ни отец, ни бабушка на его взгляд не были созданы для лидерства. Раньше главой семьи был дедушка, а после его смерти Том взвалил эту обязанность на свои плечи. Теперь под его ответственность перешел ещё один взрослый ребенок, который точно так же недооценивал опасность наследственности.

Видимо, судьба у Тома такая — быть руководителем что на работе, что дома. Не то, чтобы ему не нравилось, Том буквально был создан, чтобы командовать кем-то. Но иногда очень хотелось действительно расслабиться, отпустить контроль и просто ни о чём не беспокоиться.

Он не собирался долго злиться на Гарри, это было просто невозможно. Но ему следовало дать понять, что всё серьезно, и что его дурацкие шутки на этот раз совершенно неуместны. Свадьба уже через две недели! Том не хотел ссориться накануне такого важного дня, но Поттер всегда умудрялся вывести его из себя, это был ещё один его дар — бесить Тома.

Месяц назад он притворялся, что у него завелся любовник. Сам себе присылал письма, которые потом загадочно сжигал, задерживался якобы на работе, покупал сам себе подарки. Том раскусил его в первый же день: просто незаметно залез в его голову с помощью легилименции, от которой Гарри совершенно не умел защищаться. Выяснилось, что Поттеру казалось, будто Том проявляет к нему недостаточно любви. И он решил вызвать у него ревность.

Том двадцать минут бился лбом о стену, заперевшись в ванной. А потом сделал вид, что ничего не знает и решительно НЕ РЕВНОВАЛ.

Гарри попался в свою же ловушку и успел как следует расстроиться, не видя никакой реакции на свои действия. Он всерьез думал, что Том хочет бросить его. Мерлин, он всегда думал, что Том хочет его бросить.

Но что Том мог поделать? Он был не из тех, кто каждую минуту пишет своему возлюбленному письма, думает о нем сутки напролет и скачет по лужайке с сердечками в глазах. Том любил по-другому: он заботился, принимал со всеми недостатками и защищал. И старался сдерживать свой деспотичный и тяжелый характер. Но в этот раз, даже несмотря на свадьбу, Поттера хотелось хорошенько помариновать.

Том и правда иногда был стервозной сволочью.

Он отбился от гостей, которые хотели с ним поговорить, ускользнул от будущей свекрови, обогнул по дуге пьяного отца и вошёл в дом, который успел стать ему родным, потому что за полтора года Риддлы и Поттеры стали одной большой долбанутой семейкой, которая пыталась свести Тома с ума.

Меропа и Лили открыли своё агентство по ландшафтному дизайну (Том страдал, глядя на их ценообразование, они работали почти задарма). Джеймс и Том Риддл старший стабильно разбивали заколдованные автомобили о скалы каждые выходные, Бабушка, Джеймс и Сириус каждый четверг устраивали турнир в бридж, собирая всех пенсионеров с округи, а Гарри, Меропа и Перси вместе смотрели корейские мыльные оперы каждое воскресенье, заставляя Тома бежать из собственной квартиры к Грейнджер.

Том радовался, что его не втянули в одну из этих без сомнения непродуктивных деятельностей. Гораздо больше ему нравилось строить коварные планы, сидя на кухне Гермионы с бокальчиком красного полусладкого.

Он пронесся по огромному холлу, поднялся по лестнице на второй этаж и быстро прошел в бывшую комнату Гарри, которая теперь служила детской для Маркуса. Лили его обожала и постоянно причитала, что хотела бы родить ещё сына, такого же умненького и красивого. Про любовь Маркуса к вурдалакам и пыткам она не вспоминала.

Зареванный Маркус завернулся в одеяло и сидел на кровати, как грустное одинокое бурито, Гейб притаился мрачной тенью на подоконнике и курил, а белобрысая девчушка Алиса читала им вслух сказки барда Бидля.

Том припомнил, что Перси разговаривала с Августой Лонгботтом и предположил, что девочка — её внучка, а значит, выгонять её, не самый хороший вариант.

— Ну, как вы тут? — Том старался говорить как можно мягче, приняв к сведению слова Гарри о чувствах Маркуса. — Есть хотите?

Алиса замерла, уставившись на Тома, как кролик на удава, а Маркус глубже зарылся в одеяло, опустил глаза и шмыгнул сопливым носом.

— Маркус? — позвал Том, захлопнув за собой дверь.

— А тебе какая разница? — прошептал брат слишком уж по-взрослому. — Ты же ненавидишь меня.

Том замер на месте, ошарашенно глядя на опухшее от слез личико брата.

— Я не ненавижу тебя, — растерялся он. — С чего ты вообще это взял?

Том не очень хорошо знал детей. Единственными детьми в его окружении были брат и сестра, но Перси никогда не делала таких заявлений и вообще была чудесным ребенком, который всегда и во всем слушался Тома, несмотря на ехидные замечания. Она легко поддавалась воспитанию и никогда не делала ничего, что Том не одобрял. До подросткового периода, конечно. Потом всё немного усложнилось. Ну а Маркус… Маркус был Маркусом.

— Ты всегда меня ругаешь, — беззвучные слезы хлынули из темных глазенок брата на покрасневшие крапинкой щёки. — Что бы я не делал, тебе все не нравится. Ты меня ненавидишь, я знаю.

Тома словно камнем по голове ударили. Он застыл на пару мгновений, а потом неловко опустился на кровать и порывисто притянул Маркуса в свои объятия.

— Я тебя не ненавижу, слышишь? — прошептал Том. Его зрение странно размылось, будто он смотрел на брата сквозь мутное стекло. — Я… Я тебя люблю. Да, иногда я и правда слишком строг к тебе, но это потому, что я желаю для тебя лучшего.

Маркус тихо всхлипнул и поднял взгляд.

— Но ты меня пугаешь, — он утер рукавом рубашки хлюпающий нос. — Я не понимаю, почему ты делаешь мне плохо, если любишь. Ты кричишь на меня, наказываешь, и совсем ничего не объясняешь. Ты ругаешь меня за мои песни, за мои игрушки и за то, что мне интересно. Почему?

Его темные, блестящие от слез глаза, смотрели прямо в душу Тома, выворачивая её наизнанку. Ему стало так стыдно, так больно за Маркуса, что он растерял все слова.

Руки сами стиснули брата в крепких объятиях.

— Я… пугаю тебя? Прости, — прошептал он. — Прости меня, Маркус. Я просто… Я думал, что так забочусь о тебе. Иногда твои интересы… пугают уже меня.

— Но я ничего плохого не сделал, — заикаясь, сквозь слезы выдавил Маркус, уткнувшись в грудь Тома. — Ничего. Я просто сочиняю песни!

Том крепче обнял его и принялся укачивать, поглаживая по волосам.

На его памяти Маркус никогда так не ревел, если только не демонстративно, для того, чтобы разжалобить кого-то. Но сейчас Том видел, чувствовал, что это по-настоящему.

Маркус вырос и начал задаваться вполне закономерными вопросами, на которые Том не знал, как ответить, не травмировав его ещё больше.

— Я знаю, — тихо сказал он и поцеловал Маркуса в макушку. — Просто иногда твои действия заставляют меня испытывать страх. За твоё будущее. И тогда я начинаю злиться. Не на тебя, а на себя, за то, что не объяснил тебе, что хорошо, а что плохо.

— Но я знаю, что хорошо, а что плохо, — прогундосил ребенок в его рубашку. — Ты мне всегда говорил, как делать нельзя. И я слушался. А тебе все равно все не нравится-я-я-я…

Том опять почувствовал себя самым большим дерьмом во вселенной. Маркус так переживал, а он только и делал, что требовал подчинения и наказывал, вместо того, чтобы просто поговорить. Он ведь не послушная собака, которая понимает только команды.