Эмблема предателя - Хуан Гомес-Хурадо

- Иногда такое случается, особенно в банный день. Но ничего страшного, обычно их приводит назад продавец из киоска на углу.

Медсестра оставила его у двери в палату барона.

- Здесь просто чудесно. Даже есть окно. Хайль Гитлер! - воскликнула она, прежде чем уйти.

Юрген с неохотой ответил аналогичным приветствием, радуясь, что женщина удалилась. Сейчас он хотел остаться в одиночестве.

Дверь в палату была открыта. Отто сидел у окна в инвалидном кресле и дремал. По его груди стекала струйка слюны, прочертив темную полоску на халате и запачкав старый монокль в золотой оправе и с треснутым стеклом. Юрген вспомнил, насколько другим он выглядел в день после путча, в какой был ярости из-за того, что он провалился, хотя сам не имел к нему ни малейшего отношения.

Юргена сразу же задержали и допросили, хотя гораздо раньше, чем всё закончилось, ему пришла в голову разумная мысль - сменить заляпанную кровью коричневую рубашку и избавиться от огнестрельного оружия. Никаких последствий путч для него не имел, как почти для всех остальных. Даже сам Гитлер провел лишь девять месяцев за решеткой.

Юрген вернулся домой, потому что казармы СА закрыли, а саму организацию распустили. Он провел несколько дней взаперти в своей комнате, не обращая внимания на попытки матери выяснить, что произошло с Илзе Райнер, размышляя, как использовать письмо, которое он выкрал у матери Пауля.

"У матери моего брата", - смущенно повторял он.

Наконец, он сумел сделать фотографические копии письма и однажды утром после завтрака показал одну матери, а другую - отцу.

- Что это за чертовщина? - спросил барон, взяв в руки листки. Он не дошел и до середины, когда вскочил на ноги, отбросив стул на пол.

- Ты сам прекрасно знаешь, Отто.

- Юрген! Имей уважение! - в ужасе воскликнула его мать.

- После того, что я здесь прочитал, не вижу для этого причин.

- Где оригинал? - хрипло поинтересовался Отто.

- В надежном месте.

- Принеси его!

- И не подумаю. Это лишь одна из нескольких копий. Остальное я отправил в газеты и в полицию.

- Что ты наделал! - закричал Отто, обходя стол. Он попытался занести кулак, чтобы ударить Юргена, но движение получилось как в замедленной съемке, и посередине он остановился. Юрген и его мать смотрели на барона, вытаращив глаза, когда он снова попытался поднять руку, но так и не сумел.

- Я ничего не вижу. Почему я ничего не вижу? - спросил Отто.

Он завалился лицом вперед, хватаясь за скатерть, так что со стола полетела посуда. Тарелки, чашки и столовые приборы упали на пол вместе со своим содержимым, но барон, казалось, этого даже не заметил, неподвижно замерев на полу. Из столовой донеслись лишь крики горничной, которая только что принесла свежие тосты на подносе.

Стоя у входа в палату, Юрген не мог избавиться от гримасы горечи при воспоминаниях о том, каким же наивным он тогда был. Врач сказал, что у барона был апоплексический удар, в результате которого он полностью потерял способность ходить и разговаривать.

- Учитывая его склонность к излишествам, меня это не удивляет. Не думаю, что он протянет больше шести месяцев, - сказал доктор, собирая в кожаный саквояж свои инструменты. И очень кстати, потому что он не заметил на лице Юргена жестокой усмешки, когда тот услышал этот диагноз.

И вот прошло одиннадцать лет.

Он вошел бесшумно, взял стул и уселся напротив больного. Проникающий через окно свет казался чудесными солнечными лучами, но был всего лишь отражением солнца от голой белой стены здания напротив, которое только и можно было увидеть из окна барона.

Юргену надоело ждать, пока барон проснется, и он несколько раз покашлял. Барон заморгал и наконец поднял голову. Он пристально посмотрел на молодого человека, но в его глазах не отразилось ни удивления, ни испуга. Юрген подавил разочарование.

- А знаешь что, Отто? Долгое время я прилагал ужасные усилия, чтобы получить твое одобрение. Конечно, тебя это совершенно не волновало. Ты смотрел только на Эдуарда.

Он ненадолго замолчал в ожидании реакции, движения, хоть чего-нибудь. Но получил лишь тот же взгляд, что и раньше, внимательный, но ледяной.

- С каким же облегчением я узнал, что ты мне не отец. Я вдруг мог совершенно свободно ненавидеть ту отвратительную свинью-рогоносца, который столько времени меня игнорировал.

Оскорбления тоже не произвели никакого эффекта.

- А потом у тебя случился приступ, и ты наконец оставил нас с матерью в покое. Но как всегда остановился на полпути. Я дал тебе слишком много времени, чтобы исправить эту ошибку, и давно уже обдумываю, как бы от тебя отделаться. Сам погляди... может, кое-кто избавит меня от беспокойства.

Он взял газету, которую держал под мышкой, и поднес ее к глазам старика, на достаточном расстоянии, чтобы тот мог прочитать. И одновременно с этим пересказывал ее содержимое, которое помнил наизусть. Ночью он прочитал заметку много раз, предвкушая тот миг, когда ее прочтет старик.

"ОПОЗНАН ЗАГАДОЧНЫЙ ТРУП

Мюнхен.

Неизвестное тело, обнаруженное полицией на прошлой неделе в переулке неподалеку от Хауптбанхоф, наконец-то смогли идентифицировать. Речь идет о бывшем лейтенанте морского флота Кловисе Нагеле, который с 1904 года откладывал свое свидание с военным трибуналом, поскольку дезертировал во время миссии в Юго-Западной Африке. Хотя он вернулся в страну под вымышленным именем, власти смогли опознать его благодаря многочисленным татуировкам на теле. В настоящее время мы не знаем подробностей относительно обстоятельств его смерти, которая, как помнят читатели, последовала в результате падения с большой высоты. Возможно, его столкнули. Полиция напоминает, что любой человек, вступавший в контакт с Нагелем, находится под подозрением, и потому просит, чтобы владеющие какой-либо информацией немедленно обратились к властям.

Редакция".

- Пауль вернулся. Замечательно, правда?

Во взгляде старого барона внезапно появился страх. Это длилось всего несколько секунд, но Юрген учуял его, словно это и было то великое унижение, которое воображал его извращенный разум.

Он встал и направился в ванную комнату, взял стакан и наполнил его из-под крана до половины, а потом снова сел рядом с бароном.

- И ты знаешь, что теперь он придет за тобой. Полагаю, ты не хочешь видеть свое имя в заголовках, правда, Отто?

Юрген вытащил из кармана металлическую коробочку размером не больше почтовой марки, открыл ее и достал маленькую зеленую пилюлю, положив ее на стол.

- В СС открылся новый отдел, который экспериментирует с этими прелестными вещицами. У нас агенты по всему миру, люди, которым иногда приходится исчезнуть в один миг, бесшумно и безболезненно, - сказал Юрген, опустив, что последнего так и не удалось добиться. Избавь нас от позора, Отто.

Он взял фуражку и вновь ее надел, а потом пошел к двери и там обернулся. Он увидел, как Отто протянул левую руку к пилюле и зажал ее в ладони, с таким же ничего не выражающим лицом, как когда обращался к Юргену. Затем рука поднялась ко рту, так медленно, словно она вообще не двигалась.

Юрген вышел. На мгновение он испытал искушение остаться и посмотреть на представление, но лучше было следовать плану, дабы избежать возможных проблем.

С завтрашнего дня прислуга будет называть меня бароном фон Шрёдером. А когда явится мой брат, чтобы найти ответы, ему придется задать их мне.

48

Только через две недели после смерти Нагеля Пауль осмелился снова выйти на улицу, в надежде собраться с мыслями.

Всё то время, что он провел взаперти в комнате пансиона в Швабинге, где остановился, в его голове мрачным эхом стоял звук от удара тела бывшего моряка о мостовую переулка. Сначала он направился к тому зданию, где когда-то жил с матерью, но вместо него выстроили многоквартирный дом.

Не только это изменилось в Мюнхене за время его отсутствия. Улицы стали чище, а по углам не шатались бездельники. Перед церквями и центрами занятости исчезли очереди. Людям больше не приходилось идти за хлебом c двумя набитыми мелкими купюрами чемоданами. В пивных прекратились кровавые стычки. Огромные афишные тумбы, стоящие на основных улицах, теперь рассказывали совсем о других событиях. Раньше на них вывешивали сообщения о митингах, горячие воззвания и десятки плакатов о розыске за ограбления. Теперь они объявляли о мирных собраниях в клубах по садоводству.

Вместо зловещих предзнаменований Пауль увидел исполнение пророчеств. Повсюду встречались группы мальчиков с красными повязками со свастиками. Прохожим на их пути приходилось вскидывать руку и выкрикивать "Хайль Гитлер", если не хотели рисковать, чтобы пара агентов в штатском прикоснулась к их плечам и пригласила последовать за собой. Некоторые, хотя и немногие, скрывались в каком-нибудь подъезде, чтобы избежать этого приветствия, но такое решение не всегда было возможным, и в конце концов и они рано или поздно вскидывали руку.