Ход конем - Евгений Николаевич Руднев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Женат. Двое детей. Жена — Бронислава Казимировна (до замужества — Пшимановская), работает редактором в издательстве. 18-го, 19-го и 20 апреля находилась в Киеве.
— Запутанная ситуация. И чем больше думаешь над всем этим, тем больше возникает вопросов. Запись на билете мог ведь сделать не только владелец его... Да и вообще, железнодорожный билет можно приобрести и не в кассе...
— Понимаю.
«След может оказаться ложным, но довести версию до конца все равно надо, — размышлял Савченко. — Этот человек либо знает кого-то из Долматовых, либо тут что-то другое... Ну что, что?»
Черные глаза Карелиной полыхнули решимостью:
— Данный ребус надо обязательно разгадать... Знаешь что, Володя... Поезжай-ка ты к Долматовой и поговори с ней!
— Рискованно... А вдруг она связана с бандой?
— Не думаю. Но если она действительно поддерживает с преступниками связь, то от Брониславы Казимировны обязательно потянется ниточка. Что-то да будет у нас! В любой версии нужна отправная точка. А дальше — в зависимости от обстоятельств. — Ольга внимательно взглянула на Савченко. — Если я в чем-то ошибаюсь, скажи. Обсудим, выберем лучшее.
Владимир задумчиво покачал головой.
— Да нет, ты, пожалуй, права. Надо ехать к Долматовой.
...Савченко одернул по привычке клетчатый пиджак, нажал кнопку электрического звонка. Мягкие мелодичные звуки. Торопливые шаги...
Дверь открыла молодая миловидная женщина с белокурыми волосами.
— Здравствуйте. Мне нужна Бронислава Казимировна Долматова...
— Это я... — Большие серые глаза женщины приветливо взирали на гостя. — Вы, наверно, из Киевгаза, да? По поводу замены газовой плиты, угадала?
— Прошу прощения, Бронислава Казимировна, но я не из Киевгаза. — Савченко показал удостоверение.
Долматова удивленно задвигала длинными пушистыми ресницами. «Волосы не красит, и ресницы не приклеенные, а настоящие...» — тотчас же зафиксировал наметанный глаз оперуполномоченного уголовного розыска.
— О, Езус-Мария... Не понимаю, право... Не знаю даже, что и подумать...
— Может, вы все-таки... пригласите меня в квартиру? Как-то неудобно на пороге разговаривать.
— Ах, да, конечно... Извините, ради бога! — спохватилась Долматова и покраснела. — Проходите, пожалуйста... Проходите, товарищ милиционер...
Савченко поблагодарил и двинулся следом за хозяйкой. Вошли в просторную, со вкусом обставленную комнату. Низкая мебель, цветной телевизор. На столе — большой букет огненно-красных тюльпанов, перепоясанная шпагатом коробка с тортом, духи «Рижская сирень» в красочной упаковке.
Перехватив взгляд Савченко, обращенный на стол, Долматова улыбнулась и пояснила:
— У меня сегодня день рождения... Сослуживцы поздравили...
Владимир смущенно потер кончик носа.
— Извините, что не вовремя... Разрешите и мне поздравить вас.
— Спасибо! — Вспышка белых ровных зубов осветила ее круглое, с ямочками на щеках лицо.
— Еще раз прошу извинить меня... Вопросы, которые я хочу задать, могут показаться вам странными, несуразными даже. Но для нас все это очень важно... Я могу рассчитывать на вашу помощь?
— Да-да, конечно, — отозвалась с готовностью хозяйка. — Все, что могу, сделаю. Спрашивайте.
— У вас телефон в квартире давно?
— Да лет десять уже, а что?
Савченко достал из папки железнодорожный билет и положил на стол перед Долматовой.
— Скажите, Бронислава Казимировна, каким образом на железнодорожном билете на поезд № 13 Черновцы—Киев за 19 апреля мог оказаться номер вашего телефона? Подумайте, пожалуйста, не спешите.
Она недоуменно взирала то на билет, то на Савченко.
— Ума не приложу... Я ведь целый месяц никуда из Киева не выезжала... — Она пожала плечами. — А чей это билет?
— Да так, одного человека.
— Он... он совершил что-то плохое?
Владимир промолчал.
— Извините, — смущенно произнесла Долматова. — Мой вопрос неуместен.
— У вас есть знакомые или родственники в Черновцах?
— Я родом оттуда... У меня там мама, отец, родной брат Юрась... Юрий Пшимановский. Ему 24 года... Погодите, погодите... — Она быстро взяла билет. — Когда, вы говорите, поезд отправлялся? 19 апреля?.. О матка бозка Ченстоховска... Так ведь этим же поездом Юрась ехал! В Киев ехал, у них тут гастроли...
— Вы уверены?
— Конечно! Я ему 19-го около восьми вечера звонила в театр... У нас номер телефона изменился, поэтому я продиктовала ему новый номер... теперешний — 444-24-83.
— А где работает ваш брат?
— Он артист черновицкого Государственного гуцульского ансамбля танца «Черемош». Их гастроли в Киеве продлятся до 15 мая. Выступают во Дворце культуры «Украина»... Наверно, эту запись на билете Юрась сделал. У него, очевидно... — Она вдруг осеклась на полуслове, в глазах запрыгали тревожные огоньки. — А почему, простите... этот билет у вас? С Юрасем что-то случилось?!
Савченко покачал головой, успокоил женщину как мог:
— Думаю, с вашим братом все в порядке. Но мне нужно с ним встретиться. Сегодня же! Для меня это очень важно!
— Я дам вам его телефон в гостинице «Киев». Я все понимаю...
— Буду вам очень признателен.
Долматова взяла авторучку, вырвала из блокнота листок бумаги и написала номер.
— Пожалуйста.
В гостинице «Киев» Юрия Пшимановского не оказалось. Савченко разыскал его лишь в десятом часу вечера во Дворце культуры «Украина», где ансамбль «Черемош» давал концерт. Разговор происходил в гримерной, во время антракта. Потный, раскрасневшийся, все еще мысленно пребывающий на сцене, в искрометном танце, Пшимановский долго не мог понять, чего именно добивается от него этот сосредоточенно-серьезный, мрачноватый даже немного сотрудник уголовного розыска с усталыми глазами. Сняв короткополую гуцульскую шляпу-крисаню и расстегнув вышитую кожаную безрукавку-кептар, он с наслаждением опустился в глубокое кресло.
— Фу-ух, хоть отдохну немного... Так что же вы хотите, товарищ милиционер? Конкретно?
— Хочу, чтобы вы еще раз вспомнили 19 апреля... свой отъезд на гастроли в Киев...
Артист скользнул по Савченко недовольным взглядом.
— А что, собственно, случилось? При чем тут Пшимановский? Свет клином на мне сошелся, что ли?
— Совершено тяжкое уголовное преступление, Юрий. Мы ищем виновных.
— Помилуйте, но какое отношение имеет к этому Пшимановский?!
— Объясню, но потом.
Юрий нервно потер подбородок.
— Что же, в конце концов, произошло, может, вы скажете, наконец?
— Убит человек.
Пшимановский заволновался:
— Это кто же? Броня?! Отец?! Мать?!
— Нет-нет, там все в порядке.
— Фу-ух, ну и напугали же вы меня... Но кто же тогда убит, кто?
— Человек. Человек, понимаете?
Юрий покашлял в кулак, помрачнел.
— Значит, так... 19 апреля у нас была генеральная репетиция. Закончилась она вечером, в начале восьмого... Потом худрук выступал, давал последние
