Чертик из кофеварки - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина замолчала, лицо ее резко постарело, осунулось. Видимо, это воспоминание и теперь, по прошествии многих лет, причиняло ей боль.
Она подошла к серванту, открыла его, достала две маленькие рюмки и темную бутылку.
– Давайте, выпьем по капельке. – Она протянула Лене одну из рюмок. – Это хороший французский коньяк. Мне принес его Митя…
Она поднесла к губам рюмку, выпила двумя маленькими глотками, поставила пустую рюмку на пианино.
Маркиз подошел к ней, посмотрел с сочувствием, затем взглянул на остальные фотографии. На одной из них был тот самый мужчина с ямочкой на подбородке, еще одна – точно такая же, как та, что Леня нашел в сейфе у Павла. Трое ребят и девушка… молодые, веселые, беззаботные…
– Это Саша? – спросил он, показав на первую фотографию. – Как он удивительно похож на Митю! Точнее, Митя на него… А это кто такие? Его друзья?
– Друзья. – Ирина Анатольевна кивнула, посмотрела на фотографию. – Это – Лена, Митина мать… этот, с рожками, – Паша Звягинцев, третий – Виктор Серебров… Паша иногда заходит ко мне. Виктор после Сашиной смерти ни разу не был, но недавно вдруг зашел, вспомнил старуху… Он очень, очень изменился, я его с трудом узнала!
– А убийцу так и не нашли?
– Нет. – Женщина помрачнела. – Вы же знаете, какое было время… разгул преступности! В милиции мне ясно дали понять, что дело совершенно безнадежное… глухарь, как они говорят.
– А когда это произошло? – спросил Леня, просто чтобы не молчать.
– Я никогда не забуду этот день! – Ирина Анатольевна сцепила руки. – Черный день календаря… дважды черный день…
– Дважды? Почему дважды?
– Двадцать второе июня… день начала войны и день смерти моего дорогого Сашеньки…
– Двадцать второе июня? – машинально переспросил Маркиз.
В голове у него шевельнулась какая-то мысль, но он никак не мог ее сформулировать.
– Двадцать второе июня девяностого года… – повторила Ирина Анатольевна. – Его самолет приземлился в восемнадцать тридцать. Я надеялась, что уже на следующее утро его увижу, а вместо этого… вместо этого меня привезли в морг на опознание.
Маркиз засобирался, сказал хозяйке, что должен сегодня навестить еще двух старых актрис, и отправился домой.
Всю дорогу до дома он пытался понять, что же так взволновало его во время разговора с Ириной Анатольевной.
Однако мелькнувшая было мысль не давалась, уходила на дно сознания, как сорвавшаяся с крючка рыба уходит на глубину.
Дома его встретил запах чего-то удивительно вкусного.
– Лолка, что это ты приготовила? – крикнул он из прихожей, принюхиваясь. – Никак испекла торт?
– Не торт, а ореховое печенье! – ответила его боевая подруга, выходя из кухни и вытирая руки о передник. – Но это не для тебя, это для Пу И. Конечно, тебе тоже немножко перепадет, если он с тобой поделится…
– Для Пу И? – Маркиз удивленно заморгал. – Лолка, ты что, сдурела?
– Ты что, забыл, что сегодня нашему дорогому Пу И исполнилось три года?
Поскольку Ленино лицо выражало полную растерянность, Лола всплеснула руками и воскликнула хорошо поставленным театральным голосом:
– Забыл! Он все забыл! И наверняка не принес ребенку никакого подарка! Пу И, ты видишь этого человека?
Пу И вышел в прихожую, чтобы выяснить, по какому поводу поднялся весь этот шум.
– Лолка, прекрати этот цирк! То есть театр одного зрителя! – Леня нашарил ногой правый тапок и швырнул в угол сумку. – Все равно я знаю, что этот монолог из какого-то спектакля… не могу только вспомнить, из какого!
– И ни за что не вспомнишь! – воскликнула Лола с пафосом. – У тебя вообще плохо с памятью! Если ты смог забыть день рождения Пу И, я вообще больше ничему не удивляюсь…
– А по-моему, ты меня просто разыгрываешь, – проговорил Леня, наклоняясь, чтобы вытащить из-под галошницы левый тапок, который загнал туда счастливый именинник. – Ты сама выдумала этот день рождения, просто от нечего делать…
Маркиз вовсе не сомневался в Лолиной памяти. Просто он не хотел оставить за ней последнее слово в споре. Но на нее такое заявление подействовало как красная тряпка на быка. Она вспыхнула, умчалась к себе в комнату и тут же прилетела обратно, размахивая какой-то фотографией:
– Значит, я ничего не помню? Значит, по-твоему, я все вру? А это ты видел? – И с этими словами она подсунула Лене фотографию. На этом снимке была сама Лола в чудном светло-розовом брючном костюме. На левой ладони у нее был какой-то меховой комочек – что-то вроде пуховки для пудры.
– И что это все значит? – пробормотал Леня, вглядываясь в фото. – Ну, хороший костюм… тебе вообще идет розовое…
– Я не про костюм! – перебила его Лола. – Не притворяйся еще глупее, чем ты есть! Это историческая фотография! Первая фотография Пу И! Ему здесь всего две недели!
Теперь Леня и сам видел, что то, что он принял за пуховку, на самом деле – крошечный песик.
– И что из этого? – Он все еще не понимал, чего хочет от него Лола.
– А дату на снимке ты не видишь?
Действительно, в правом нижнем углу фотографии была отпечатана дата. Снимок был сделан три года назад… то есть на две недели меньше, чем три года…
– Ну, до тебя наконец дошло? – не унималась Лола.
И тут до Лени действительно дошло.
Он отодвинул Лолу в сторону и бросился к себе в комнату.
– Хам! Грубый, невоспитанный человек! – прокричала Лола в спину своего компаньона.
Но он ее не расслышал.
Он вытащил из ящика стола фотоаппарат, подключил его к компьютеру и скачал снимки, сделанные в квартире Павла Звягинцева в тот день, когда Леня искал в его кабинете злополучную марку.
Вот первая фотография, найденная в сейфе, – трое парней и девушка… Вот вторая – толпа встречающих в зале аэропорта… В этой толпе, среди оживленных, радостных лиц – лицо молодого еще Виктора Сереброва с жесткой, напряженной улыбкой на губах.
Вот оно!
Леня увеличил снимок и разглядел на заднем плане, над головами встречающих, цифровое табло с датой и временем.
На табло можно было ясно прочитать: «22.06.90. 19.20».
Двадцать второе июня девяностого года! Тот самый день, когда, по словам Ирины Анатольевны, вернулся из Швеции ее племянник Александр! День, когда он вернулся домой и был убит…
И время совпадает – самолет приземлился в восемнадцать тридцать, пока пассажиры прошли паспортный контроль и получили багаж, как раз могло пройти чуть меньше часа…
Но тогда… тогда все было совсем не так, как считает Ирина Анатольевна, совсем не так, как считало следствие!
Все были уверены, что Александр поймал в аэропорту частного водителя, который довез его до дома, а там убил из-за денег и импортных вещей. Но эта фотография говорит совсем-совсем о другом! В аэропорту Александру незачем было ловить такси, ведь его встретил старый друг Виктор!
А это значит…
Леня почувствовал, как его руки задрожали от волнения.
Это значит, что Виктор Серебров убил Александра, своего старого товарища.
Тогда понятно, почему Павел Звягинцев прятал эту невинную на первый взгляд фотографию в сейфе. И понятно, чем он угрожал Виктору в больнице.
Эта фотография – железная улика, доказывающая виновность Виктора в убийстве. Она – достаточный мотив для того, чтобы совершить еще одно убийство, на этот раз – убийство Павла… И Серебров это сделал, чтобы изъять у Павла компрометирующий его снимок. И теперь этот снимок есть только у Маркиза.
Леня услышал за спиной легкий цокот когтей по паркету, обернулся и увидел любопытную мордочку Пу И. Песик пробрался к нему в комнату и смотрел на Маркиза, наклонив голову набок и подняв одно ухо.
– Пу И, лапочка, не ходи к этому ужасному человеку! – раздался из-за двери Лолин голос. – Он не стоит твоего когтя!
Леня вскочил из-за стола, подхватил Пу И на руки и выскочил в коридор:
– Лолка, давай мириться! Я, кажется, распутал это дело! Ты только что говорила, что у тебя есть ореховое печенье? Мы с Пу И очень им интересуемся…
При всех своих недостатках Лола обладала легким, отходчивым характером и не могла долго сердиться на своего компаньона. Тем более сейчас, когда ей ужасно хотелось узнать, чего он добился в деле с розовой маркой.
Поэтому она забыла обо всех обидах, и через полчаса все семейство мирно пило чай на кухне.
Точнее, чай пили только Лола с Маркизом. Пу И, на которого Лола по случаю праздника надела хорошенькую бархатную курточку с пышным белым бантом, лакомился ореховым печеньем. Бант ему здорово мешал, но тщеславный чихуахуа готов был терпеть любое неудобство ради красивого наряда. Кот Аскольд с удовольствием поглощал изысканное блюдо под названием «Праздничный обед из кролика с овощами». Попугай Перришон клевал орехи, оставшиеся у Лолы при выпечке печенья. В общем, все были довольны и счастливы. Все, кроме Лолы, которой не терпелось узнать о Лениных открытиях.
Наконец, когда Леня выпил третью чашку чаю и сыто отвалился от стола, Лола взмолилась:
