Иван Берладник. Изгой - Галина Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юрий встретился взглядом со Шварном. Во время своего первого недолгого княжения успел он накоротке познакомиться кое с кем из бояр и знал, что кияне также своевольны и сильны, как и суздальцы. Но своих бояр он уже прижал - теперь настал черёд здешних. Вон как глазами зыркают! Зажрались при Изяславе-то! Но ничего! Он у них спесь выбьет!
Впереди своего причта в парадном облачении стоял митрополит Киевский Климент Смолятич. Был он призван при Изяславе, служил верно и его преемникам, но сейчас чуял - кончилась его пора. До черноты в душе ненавидел Юрий Изяслава и всё, что было с ним связано.
Тем же вечером в княжеском тереме был устроен пир. Юрий Владимирич гулял вместе с боярами и старшими сыновьями - из Суздаля пришли с ним Василько, Борис и Андрей, из Переяславля прискакал Глеб. Юрий много пил, быстро хмелел и, пьяно наклонясь вперёд, кричал через стол боярам:
- Вот ужо попомните! Я вам не Изяслав! Тот вашему боярскому роду потакал, а я не такой! Я Мономахова корня! Род мой крепок! Я Залесье поднял, Киев - мой, Переяславль - тоже мой. В Новгороде сын сидит, Мстислав! Новгород-Северский и Смоленск под моей рукой ходят. А захочу - и Изяславичей с Волыни вышибу! Неча им возле моих границ торчать, зубы точить! Я всю Русь могу загрести себе в руки! Я - великий князь!
Бояре помалкивали, переглядываясь, разговаривать опасались - речи Юрий Долгорукий вёл для них нерадостные. Но как далеко на самом деле простирались его замыслы, они боялись даже заглядывать.
Не зря прозвали Юрия Владимирича Долгоруким. Не успев приехать в Киев, он уже начал наводить свои порядки. Старших сыновей посадил по окрестным городам - Андрею отдал Вышгород, сделав его своим соправителем, Борису - Туров, выморочную в Отчину покойного брата Вячеслава, Глеба посадил в Переяславле, а всё Поросье отдал четвёртому сыну, Васильку. Из Новгорода пришла весть - посадник Пётр Михалкович отдал Мстиславу Юрьевичу в жены свою дочь.
Вскоре снова зазвонили колокола на Святой Софии - Киев встречал княгиню Юрьеву, гречанку Ирину.
Она уже однажды была в Киеве, когда везли её сваты из далёкой Византии в жены Суздальскому князю. Тогда ей запали в душу величественные соборы стольного града Руси и думала гречанка, что вся Русская земля столь же красива. Но Суздаль не был сравним с Киевом - здесь и монастырей было меньше, и храмы не столь дивны, и звон колокольный тише, и сама жизнь суровее. Если бы не сыновья, не полюбила бы она этот край, да и сейчас, въезжая в Киев, не горевала об оставленном Суздале.
Княгиня ехала в возке, вскинув гордую голову. Подле неё мамки нянчили младших сыновей - самый старший, Святослав, по слову отца остался сидеть в Суздале, беречь тамошние пределы. Слыша колокольный звон, Ирина набожно крестилась и шептала молитвы на греческом языке.
Подле возка скакал на караковом жеребце Ростислав Мстиславич Смоленский - Юрьев сыновец. Встретив новую великую княгиню на границе своих владений, он счёл за благо вместе с нею отправиться в Киев и там приветствовать нового великого князя - лишившись брата Изяслава, недавно разбитый Изяславом Черниговским, Ростислав стал осмотрительнее.
У Софии остановились, и слуга подал княгине руку, почтительно помогая выйти на мощёную улицу. Ирина улыбнулась, вдохнув киевский воздух. Ей всё здесь напоминало Константинополь, и ждавший её на ступенях Софии патриарх был точь-в-точь таким, как дома. Она с радостью пошла под его благословение.
Климент шагнул навстречу красавице гречанке.
- Радуется сердце моё, что возлюбленная дочь вступает в город сей, дабы красой своей его украсить, - промолвил он. - Льщу себя надеждой, что склонится сердце твоё к красотам земли здешней и возлюбишь ты её чистой душой. Ибо супруг твой - государь сей земли.
Ирина приняла благословение и, кланяясь Клименту, ответила по-гречески:
- Рада я встретить родственную душу здесь, на Руси, святой отец! Наша встреча - как привет с далёкой родины…
- Жаль печалить тебя, дочь моя, - сказал Климент также по-гречески, - но отчина моя - Русь. Смоленский я родом…
Ирина ничего не ответила, но словно холодом обдало её при этих словах. Она спокойно простилась с патриархом и молча вернулась в свой возок. Знала она с младенчества, что Византия поставляет на Русь митрополитов, стало быть, по-прежнему остаётся средоточием православной веры. Не может такого быть, чтобы молодая Русская церковь сама решала, кто ею будет править - просвещённый грек или русский, в глуши родившийся и из грязи в князи вылезший!
Неспокойно началось правление Юрия в Киеве. Вскоре после приезда княгини покинул митрополию Климент Смолятич, удалившись на Волынь, и Юрий послал в Константинополь письмо с просьбой прислать на Русь нового митрополита. А потом подняли голову Изяслав Давидич Черниговский, досадуя на уплывший из рук Киевский стол. Вслед за ним зашевелились на Волыни князья Мстиславичи - старший сын покойного Изяслава Мстислав и его младший брат Ярослав. Дабы прижать супротивников, Юрий Долгорукий приказал вооружаться окрестным князьям.
…Верно говорят - старость не радость. Но ещё вернее пословица: начнёт дурить старик, показывать крутой норов, коего был лишён сызмальства. В последние годы своего правления Владимирко Володаревич Галицкий почувствовал себя всесильным. Будучи союзником Юрия Суздальского, он решил выступить против Изяслава, несмотря на то, что тот призвал на подмогу венгерские полки. Жестоко разбитый в войне с венгерским королём Гейзой, Владимирко всё же сумел повернуть дело так, что сам Гейза защищал его перед Изяславом Мстиславичем и его старшим сыном. Тому и другому Владимирко Володаревич клялся в мире и обещал возвратить Киевскому князю все захваченные было русские города. Но, радуясь, что отделался так легко, он тут же нарушил клятву.
Ярослав тогда был подле отца, слышал, как тот тайно беседовал с боярами, как посылал венгерским епископам и вельможам золото, дабы те заступились за него перед королём. Он вместе с другими боярами сидел во дворце, когда к нему от Гейзы был прислан крест Святого Стефана, дабы Галицкий князь крестным целованием подтвердил, что желает примирения.
Владимирко Володаревич, едва услышал, что в Галич въехал гонец, тотчас же сказался больным и улёгся в ложнице на пуховые перины. Послы Изяслава Мстиславича вошли вместе с боярами - князь с трудом поднял голову от изголовья.
- Изнемогаю я от ран, полученных в битвах, - слабым голосом промолвил он, - но ради мира готов и на смертном одре целовать святой крест. И даю слово, что примирюсь с Изяславом Киевским и ворочу ему всё до одного города.
Ярослав стоял тут же. Он видел, как нарочито дрожала отцова рука, как тот тяжело, с хрипами дышал и хватался под рубахой за грудь, якобы потревоженный раной. Поцеловав крест и осенив себя крестным знамением, Владимирко упал на изголовье затылком и откинулся назад, часто дыша.
- В руце Божие отдаю дух мой, - прошептал еле слышно. - Да не будет мне прощения, ежели на смертном одре нарушу клятву!
Бояре поспешили оттеснить послов великого князя, ворча, что Владимирке нездоровится. Послы вышли, не особо противясь - главное дело было сделано.
Только Ярослав остался подле отца. Он видел, как перестал давиться каждым вздохом Галицкий князь, как приподнялся на локте и пытливо взглянул на сына:
- Что, ушли кияне?
- Ушли. Отец, что ты наделал? - покачал головой Ярослав. - Ведь ты солгал?
- А что? Клятва сия была дана мною не от чистого сердца - Изяслав силой вырвал у меня противные слова…
- И всё равно - нарушать клятву…
- Ничо! - отмахнулся Владимирко и сел, спуская босые ноги на пол.
- Мой грех - мне и замаливать. А ты смотри и учись. Наша земля, Галиция, посередь двух огней вечно - Венгрии и Руси. Тут вертеться надо за троих. Ты вот книгочей изрядный, а разум свой не ведаешь, куда приклонить. Во всём свою выгоду искать надо. Нынче мне было выгодно, чтобы Изяслав мне поверил, потому как Гейза поверил и без всяких там клятв…
- Подкупом.
- Не короля я подкупал, а вельмож его! И ежели сумели они Гейзу на мою сторону склонить, значит, правда на моей стороне.
- Эта правда твоя мне житья не даёт, - не выдержал Ярослав.
- Цыц! - прикрикнул Владимирко. - Молод ишшо отца-то учить! Жену поучи щи варить!
Упоминание о жене занозой кольнуло сердце Ярослава. Ольга его не любила - то горько рыдала дни напролёт в своей горнице, то жалась по углам, как мышка. На постели была холодна, лежала колодой деревянной, стиснув зубы. Слова не скажет, не приласкает. Ярослав злился на отца за то, что сосватал ему нелюбу, но терпел. Но сейчас не выдержал - выскочил из отцовых покоев прочь.