Истинные звезды - Элизабет Адлер

Отец на протяжении всего долгого обеда держался прекрасно, обсуждая с Харрисоном вина и рассказывая ему о своих любимых сортах, на протяжении многих лет покупаемых им к Рождеству, и она знала, что Харрисон потом послал ему ящик, в котором было по бутылке каждой из перечисленных им марок. А вот ее бедная мама совсем стушевалась под оценивающим взглядом Рашели, которая, задав ей несколько хитрых вопросов, напала на столь интересующую ее тему — историю семьи Паркеров.

Скотт Паркер был провинциалом, почти всю свою жизнь прожившим в небольшом городке. Сын владельца типографии, он поступил в Мичиганский университет, который и успешно окончил, пройдя с отличием курс английского языка. Уйдя в журналистику, занимался освещением местных скандалов, и в конце концов, он удовлетворил свое скромное тщеславие, став редактором спринг-фоллсовской «Гэзетт». Между ним и Мэри Алисон вспыхнула любовь с первого взгляда, и сразу по окончании школы она вышла за него замуж. Мэри, конечно, была женщиной развитой и начитанной, наслаждавшейся жизнью и маленькими радостями, выпадавшими на ее долю, но она и в подметки не годилась Рашель, шикарной и высокомерно-едкой, неотразимой в своем черном шанелевском костюме и атласной блузке цвета красного вина.

Во время очередной неловкой паузы, возникшей в разговоре, Джесси-Энн сжала под столом руку матери, бросавшей на нее тревожные взгляды.

— Ты выглядишь сегодня просто великолепно, мама, — сказала она, чтобы как-то подбодрить Мэри Паркер. — Мне очень нравится твое розовое платье.

— Твой отец сказал, что оно слишком молодежное, но я все-таки подумала, что оно мне идет, — сказала она, польщенная похвалой дочери.

— С розовым цветом надо быть осторожней, как вы думаете? — прокомментировала эти слова Рашель. — Особенно это касается женщин старше тридцати.

Джесси-Энн окинула свекровь уничтожающим взглядом.

— Ярко-розовый цвет был одним из любимых у Шиапарелли, — парировала она, — и Шанель его тоже любила. А Лагерфельд вообще использует его где только можно. Он очень моден.

— Да не хочу я ничего знать о том, что модно, а что нет! — Рашель взяла жареный хлебец и намазала на него крохотный кусочек масла. Все как завороженные следили за ее отточенными движениями. — Я выработала свой стиль к двадцати пяти годам и с тех пор его придерживаюсь, не оглядываясь ни на какие так называемые моды.

После этой стычки Джесси-Энн старалась держать родителей подальше от Рашели, оберегая их от колкостей своей свекрови так тщательно, как если бы они были ее детьми.

— Судя по всему, она очень славная женщина, — сказала ей мать с тенью сомнения в голосе, — и такая элегантная. Но вообще-то с такими деньгами, я думаю, просто нельзя не быть элегантной.

— Не забивай ты себе всем этим голову, — посоветовал ей отец на прощание, — и помни, Джесси-Энн, ты можешь в любой момент вернуться домой.

Но может ли она воспользоваться добротой своих родителей? Мысль эта сверлила ей мозг, пока их собственный реактивный самолет, за штурвалом которого сидел Харрисон, летел со скоростью более пятисот миль в час на запад, приближаясь к Спринг-Фоллс, штат Монтана.

Построенный в двух уровнях и стилизованный под ферму дом, стоявший на большом участке земли на углу тенистой Биллингз-авеню, выглядел точно так же, как и всегда. Он был обшит деревом и выкрашен в белый цвет, сзади его огораживал штакетник, а спереди, между ним и тротуаром, простиралась зеленая лужайка. Ребята в свитерах по-прежнему гоняли на велосипедах по тротуарам или оттачивали баскетбольное мастерство, толпясь возле колец, укрепленных над дверями гаражей. Стоял теплый весенний вечер, и из распахнутых настежь окон доносились время от времени обрывки рок-н-ролльных ритмов, нескончаемо передаваемых подростковой телестанцией Эм-Ти-Ви. Смешиваясь с пением птиц и лаем собак, звуки эти образовывали своеобразный фон.

«Вот типичная картина маленького городка», — усмехнулась Джесси-Энн, вылезая с Джоном на руках из взятого напрокат «мерседеса». Желая некоторое время побыть наедине с малышом, Харрисоном и родными, она отпустила на неделю няню Джона, памятуя среди прочего еще и о том, что они едут к его бабушке и в случае чего она, конечно же, окажет им всякое содействие, а стало быть, отпадает необходимость в какой-либо дополнительной помощи. Все должно пройти просто и тихо, по-домашнему. Она вовсе не намеревалась предстать перед жителями родного городка в роли эдакой праздной знаменитости, окруженной всеми атрибутами богатства. Чего она в действительности хотела, так это чтобы все шло так, как было всегда.

Тут она увидела лучащееся радостью встречи лицо мамы и ее протянутые к ней руки, и Джесси-Энн бережно переложила на эти руки свой драгоценный сверток, откинув одеяльце так, чтобы всем было видно личико спящего мальчика.

— Какой чудесный мальчик! — радостно воскликнула она. — Такой хорошенький… и вылитый Харрисон!

— Вот уж кто точно знает путь к сердцу мужчины, так это вы, Мэри Паркер, — сказал, усмехнувшись, Харрисон и поставил на землю причиндалы Джона, без которых новорожденный не может путешествовать.

— Добро пожаловать, Харрисон! — Скотт Паркер утихомирил двух здоровенных светло-серых веймаранеров[18]. — Сез, Джейред, лежать! — Он увлек всех в дом и закрыл за собой дверь. — Джесси-Энн! — Руки отца обхватили ее за плечи, и она наконец-то почувствовала, что вернулась домой.

— Это твой внук, — гордо сказала она.

Малыш открыл свои синие глаза, обвел взглядом окружающие его незнакомые лица и неуверенно улыбнулся.

— А у него совсем твоя улыбка, — удовлетворенно отметил Скотт. — Я ее помню еще с тех пор, как ты была в его возрасте. Только жаль, что здесь нет твоих братьев; они, наверное, тоже ее помнят.

Старший брат Джесси-Энн, пошедший по стопам отца, получил место профессора английской филологии в Беркли, ее средний брат проходил интернатуру в чикагской больнице «Кук Каунти», а младший, всегда любивший вольную жизнь и природу, стал лесником в Йелоустоунском национальном парке.

— В следующий раз, — пробормотала она, также очень хотевшая увидеть их дома, — надо будет с ними лучше договориться.

Окна гостиной, выходившие на деревянную веранду, были открыты, и Джесси-Энн застыла в изумлении, увидев стоящую там пухленькую темноволосую девушку.

Девушку эту она несомненно знала, они определенно где-то встречались, вот только где и когда…

— Привет, — сказала девушка, застенчиво улыбаясь. — Я вижу, ты меня не узнаешь. Я — Лоринда Мендоза. Мы вместе учились в одном классе, в Спринг-Фоллс хай[19].