Город света (сборник) - Людмила Петрушевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Быстренько собрав деньги (где толпа, там и полицейские с дубинками), балерины покинули свою временную арену, купили билеты на самый ближайший поезд и оставили страшный город, где с ними произошло столько приключений благодаря их красоте и талантам.
И уже через год сестры Ленмери блистали в соседнем городе в самом дорогом варьете со своими великолепными танцами, и их теперь всюду сопровождала охрана, состоящая из старичка в форме генерала (генералов как-то больше боятся), и у них был дом на берегу моря и контракты во все страны мира, включая неведомые острова Мань-Вань.
Среди зрителей довольно часто, кстати, можно встретить колдуна, который посылает им цветы, жемчужные короны и павлиньи веера, такой у него странный вкус: сам он боится сестер и их неведомой покровительницы феи Бродбутер, так как понимает, что его собственное заклятие не удалось.
Теперь ему понравилось любить издалека, таинственно и безопасно, когда нет необходимости напарываться на отказ.
Тем более что неизвестная и грозная Бродбутер может еще и наказать за предыдущие штучки.
Как ни странно, сестрам часто пишет письма и некто Владимир.
Он пишет, что полюбил Марию и Лену с первого взгляда, что не может даже выбрать ни одну из них и согласен жениться на каждой по очереди.
А пока что, находясь в затрудненном финансовом положении, будучи жестоко ограблен злой женой Мариленой, которая оформила все имущество на себя и уехала неизвестно куда, — а в клинике, которую он, Владимир, возглавлял, поселился злостный микроб дизентерии, и пришлось по приказу властей эту роскошную клинику сжечь! — так что пока что Владимир просит временной помощи в долг миллионов тридцать с возвратом через сорок девять лет.
И к сему каждый раз прилагались фотографии Владимира в плавках, в смокинге на балу, в свитере с высоким воротом за книгой и затем в кожаном плаще и в шляпе у дымящихся развалин клиники, с печальной улыбкой на бледном лице.
Правда, сестры эти письма не читают, их читает в свободное время и с большим интересом старик генерал, затем он складывает их в папку, ставит номер и кладет на полочку в шкаф, надеясь когда-нибудь удалиться на покой и там, на покое, написать роман об удивительной силе любви одного юноши В. под названием «Страдания молодого В.» с фотодокументами.
Принцесса Белоножка
Жила-была младшая принцесса, и все ее любили. У нее были ручки как из лепестков роз, а ножки белые, словно лепестки лилии. С одной стороны, это было красиво, но, с другой стороны, уж очень младшая принцесса была нежная и чувствительная, чуть что — она плакала. За это ее не ругали, но такого поведения в семье не одобряли. «Нельзя так распускаться, — говорили мама, папа, бабушка и дедушка-король. — Надо держать себя в руках. Ты уже большая».
Но от этих слов младшая принцесса обижалась еще больше и опять принималась плакать.
Однако пришло время, и к младшей принцессе, как это и полагается, приехал принц.
Принц был высокий, красивый и ласковый. «Прекрасная пара!» — восклицали все вокруг.
Принц и принцесса много гуляли, даже танцевали, и принцесса — чего с ней никогда не случалось — плела на лужайке венки для принца и для себя, венки из васильков, которые были такие же синие, как глаза принца.
Принца и принцессу, как и полагается, обручили, то есть объявили женихом и невестой. На этом принц уехал в свое королевство.
А младшая принцесса осталась и принялась плакать. Все ее осуждали за такое поведение, даже вызвали врача. Врач побеседовал с принцессой и неожиданно назначил ей не успокоительные капли, как полагается в таких случаях, а таблетки от боли, потому что оказалось, что младшая принцесса надорвалась на этих танцах и прогулках и стерла свои нежные ручки и ножки до крови.
Время шло, приближалась свадьба, а невеста все плакала и баюкала свои забинтованные руки и ноги, сидя в кровати. Она не могла ни ходить, ни держать в руках чашку с чаем, ее кормила и поила старая нянька.
Однако врач бодро говорил, что все до свадьбы заживет, что просто младшая принцесса слишком нежная и чувствительная, плаксивая и несдержанная, а это, в свою очередь, является плодом неправильного воспитания в семье, а вот когда приедет принц — она вскочит и будет так же танцевать и шевелить руками, как и раньше. «Все это психологическое», — говорил врач и кормил принцессу таблетками от боли.
Но старая нянька взяла фотографии младшей принцессы и отправилась к колдуну. Оттуда она привезла загадочную фразу: «Кто любит, носит на руках».
Фраза эта скоро стала известна всем, кто так любил принцессу с ее младенческого возраста, когда она радостно улыбалась, показывая свои первые четыре зубика и две ямочки на щеках, а кудряшки у нее были как золотой шелк, а глазки как незабудки.
Кто же не любил принцессу! Все ее любили: и папа, и мама, и дед с бабкой, король с королевой. И они все время вспоминали, какая она была чудесная малышка, какая приветливая, хорошенькая, с четырьмя зубиками. Когда пошли остальные зубы, картина немного попортилась, начался плач и капризы, и доехало до того, что теперь на вопрос: «Ну, мы уже перестали дуться на весь мир?» — принцесса вообще не отвечала, что было по меньшей мере невежливо, особенно если спрашивали король с королевой, да еще по внутреннему телефону. По телефону надо отвечать!
Тем не менее, руководимые старухой нянькой, к принцессе стали приходить и брать ее на руки все по очереди. Что, конечно, было просто подвигом, особенно если учесть, что, например, бабушка-королева была дамой неопытной и ничего никогда не поднимала тяжелей бокала с вином. А мама-принцесса вообще не знала, с какого боку подойти к своей уже довольно тяжелой дочери — хрупкая-то хрупкая, но все-таки принцесса уже вышла из младенческого возраста, пятнадцать лет, шутка ли!
Но все, поднатужившись, приподнимали младшую принцессу, которая ничего не понимала сначала и даже капризничала, не хотела, чтобы ее трогали, пока ей все не объяснила старуха няня. Но и тогда младшая принцесса продолжала лить слезы и совершенно не оценила рекорда папы-принца, который поднял ее на двадцать два сантиметра от постели! «Сюда бы слетелись все газетчики мира, — заявил папа-принц, — если бы мы не держали в тайне, что у нас дочь плакса вакса гуталин, на носу горячий блин». После чего старая няня носила младшую принцессу на руках по спальне целых десять минут, как в детстве, чтобы утихомирить ее, но при этом няня вспоминала и о своих обидах: что повар на кухне оставил ей не куриную ножку, а какой-то волосатый куриный локоть и что внуки одни бегают в деревне без присмотра, а тут живешь, выкладываешься, как потный индюк, безо всякой благодарности.
— Но ты меня ведь любишь? — спросила младшая принцесса, когда няня, набегавшись со своей ношей, положила свою принцессу обратно на кровать.
— А как же тебя мне не любить? — ворчливо отвечала няня. — Если бы я тебя не любила, я бы за такое жалованье давно бы здесь не жила!
Стало быть, все носили младшую принцессу на руках, но она так и не вылечилась.
Тогда стали говорить, что колдун оказался плохим пророком и что, может быть, няня неправильно пересказала фразу. «И что это такое? — возмущался доктор. — Кто любит, носит на руках! Не будем говорить об отдельных случаях, но меня, например, никто не носит на руках! Даже королеву не носят!»
И все были согласны с таким мнением и начали говорить, что эту фразу надо понимать в том смысле, что сама младшая принцесса никого не любит, и намек был на это.
А принцесса сидела в своей спальне, и няня все время подбивала ее позвонить принцу, но принцесса не соглашалась, а только плакала, почему принц сам не звонит. Наконец принц позвонил, и трубку держала сердитая няня, а сердилась она потому, что разговор продолжался два часа и няня проворонила обед, и еще она сердилась потому, что младшая принцесса в течение всего разговора умудрилась ни разу не заплакать и даже много смеялась.
— Значит, ты придуряешься, — сказала, положив трубку через два часа, няня, — ты можешь же не плакать!
И няня отправилась пить чай и сообщила всему дворцу, что у младшей принцессы не все так плохо, что она уже смеется. Все поздравляли доктора, ему немедленно увеличили жалованье, и у младшей принцессы без передышки звонил телефон, няня брала трубку и подносила ее к уху своей капризницы, но та в ответ на все вопросы типа: «Ну что, мы уже улыбаемся?» — только лила слезы, не отвечая ни «спасибо», ни «начхать», как выразилась потом няня на кухне.
Разумеется, когда была назначена свадьба и приехал жених, все бинты были сняты, ни слова не было сказано ни принцу, ни младшей принцессе, и на вечер, как и полагается, был назначен бал.
Только для принцессы приготовили особо плотные перчатки и сапожки. И когда принцессу одели, она, разумеется, тут же перестала плакать и позволила себя причесать и вплести в косу белые розы.