Шторм - Борис Старлинг

– Но Паркер сказал, что они были закрыты. На это указывали индикаторы.

– Паркер находился на мостике. Находящаяся там контрольная панель ворот не полностью дублирует основную. Туда выведены лишь датчики боковых запоров "забрала" и замыкающего устройства пандуса. О состоянии донного замка "забрала", полностью оно опущено или нет, с мостика узнать невозможно. И дело было в том, что неправильно функционировал вовсе не датчик, а механизм закрытия наружных ворот. Датчик показывал, что ворота полностью не закрыты, по той простой причине, что так оно и было!

– Вы хотите сказать, что "Амфитрита" три недели плавала с приоткрытым "забралом".

– Не обязательно. Саттон описал эту неполадку как проявляющуюся спорадически.

– То, что вы сводите вместе эти две, совершенно не связанные одна с другой, записи в журнале технического состояния, не более чем досужее предположение.

– Отнюдь. Оно полностью соответствует фактам. И, что более важно, это единственная возможность, которая им соответствует. Рассмотрим следующий сценарий. "Амфитрита" покидает Берген с закрытыми пандусом и "забралом": помните, Саттон отмечал спорадический характер данной проблемы. Даже если "забрало" чуть приоткрыто, на первом этапе плавания, пока море спокойное, а погода хорошая, не должно было возникнуть никаких затруднений. Их и не возникало на протяжении двенадцати часов.

Потом приходит предупреждение о бомбе. Саттон действует быстро и решительно, как и подобает хорошему капитану, каковым он является. Не убоявшись риска, он лично возглавляет операцию по удалению с борта подозрительного транспортного средства, после чего с главной, внутренней панели управления закрывает ворота. И тут оказывается, что при закрытии не все индикаторы меняют цвет на зеленый. Поставим себя на место капитана: он знает, что такого рода проблема уже возникала, и считает ее связанной с неполадками сенсора. При этом он торопится: судно уже выбилось из графика, и терять время никому не хочется. Думаю, размышлял Саттон не больше нескольких мгновений.

– Это вы думаете.

– Но, к несчастью, на самом деле имевшие место неполадки имели отношение не к датчикам, а к самому "забралу", не закрывшемуся полностью. И надо же такому случиться – носовые ворота приоткрыты, а погода, как назло, портится. Дело идет к шторму. На нос "Амфитриты" обрушиваются стотонные штормовые валы. Атакующая судно вода ищет точку наименьшего сопротивления и очень скоро ее находит. Это небольшая, всего в несколько футов, щель в области, близкой к ватерлинии. Правда, небольшим этот зазор остается недолго: под непрекращающимся напором воды щель расширяется, и крепления не выдерживают. "Забрало" начинает отходить от корпуса, принимает напор воды на себя, и волны, скрутив и сорвав крепления, открывают наружные носовые ворота с такой же легкостью, с какой вы сорвали бы со стены плакат. Внутренние ворота остаются закрытыми, однако они, как известно, не являются водонепроницаемыми. Вода просачивается внутрь в местах негерметичных соединений и разливается по автомобильной палубе.

Фрэнк постукивает пальцами по листку бумаги.

– Все паромы, рассчитанные на то, что въезд на борт и съезд на берег транспортируемые автомобили осуществляют своим ходом, имеют серьезный конструктивный недостаток. Их уязвимое место – это автомобильная палуба, площадка, превосходящая футбольное поле, но не имеющая никаких внутренних водонепроницаемых переборок. В такой ситуации даже относительно небольшое количество попавшей внутрь воды способно создать серьезную угрозу для плавучести судна. Двух тысяч тонн воды на автомобильной палубе – это слой воды примерно в два с половиной фута – уже достаточно, чтобы существенно увеличить осадку и создать возможность проникновения воды в корпус через другие слабые точки. В случае с "Амфитритой" таким слабым местом оказались кормовые иллюминаторы четвертой палубы. Как только течь обнаружилась и на пассажирском уровне, судно стало стремительно терять равновесие и фактически было обречено. Никакие действия уже не могли ему помочь. Стабилизировать положение не представлялось возможным, поскольку прорвавшаяся внутрь вода заполняла все судно через соединения между палубами, лестничные шахты и двери. На самом деле паромы, рассчитанные на самостоятельный въезд и выезд автомобилей, изначально представляют собой смертельные ловушки. Безопасность приносится в жертву удобству и быстроте загрузки: судну ничего не стоит опрокинуться, поскольку на нем не имеется практически ни одного отсека, который можно было бы герметически изолировать. Поэтому стоит корпусу дать где-то течь, конец наступает с ужасающей быстротой, почти без перехода между повреждением и погружением. "Титаник" после столкновения с айсбергом оставался на плаву около двух часов. "Амфитрита" ушла на дно за пятнадцать минут.

"Пятнадцать минут".

– А как насчет взрывов, о которых упоминал Кристиан Паркер? Вы не можете отрицать того, что эти звуки слышало множество людей. Я ведь тоже разговаривал со спасшимися, как и вы.

– Паркер сказал, что слышал грохот. Два удара, настолько громких, что их было слышно на мостике, то есть на семь палуб выше автомобильного отсека. Будь это на самом деле взрывы, то взрывы такой мощности разнесли бы паром в клочья. Но корпус цел, там вообще нет никаких следов взрыва. Следовательно, грохот, который слышали люди, был вызван чем-то другим.

– Например?

– Например, тем, что заполнившая автомобильную палубу вода сорвала крепления машин, и грузовики при качке стало швырять от борта к борту.

Лавлок развел руками.

– И опять это всего лишь предположение.

– Нет. Это логический вывод. Результат дедукции.

– Похоже, вы считаете, что разобрались во всем.

– Не во всем. Остался один существенный пункт.

– Какой?

– Как известно, носовые ворота открыли для того, чтобы выбросить подозрительное транспортное средство.

– И?

– Я хочу знать, что было в том автомобиле.

– Конечно бомба.

– Нет. Совсем наоборот.

Фрэнк берет экземпляр распечатки записи показаний Кристиана Паркера и начинает читать. "Я выбил у него из руки интерком и закричал на него: "Ты выбросил не ту машину, верно?" Мне показалось, что он собирается наброситься на меня. Вид у него был такой, будто он потерял рассудок. Он схватил меня за плечи и крикнул: "Можно сказать и так, Кристиан. Можно сказать и так"".

– Ну и что из этого следует? – говорит Лавлок. – Если согласиться с вашими уверениями в том, что никакого взрыва на борту не было, – Фрэнк отмечает, что Лавлок впервые допустил возможность того, что морской инспектор может хоть в чем-то быть прав, – то, скорее всего, не было его именно потому, что взрывное устройство выбросили. Саттон ошибался. На самом деле он сбросил за борт именно тот самый автомобиль. Тот, в котором была заложена бомба. Остальное произошло так, как вы сказали.

– Есть только один способ выяснить.

Лавлок моментально понимает, к чему клонит его собеседник.

– Вы спятили!

– Отнюдь.

– В этом автомобиле была – и находится поныне! – бомба. Он был выброшен за борт до того, как затонул паром, и, следовательно, к катастрофе отношения не имеет. И вы уже получили письмо, в котором от вас требуют прекратить расследование. Вы что, самоубийца?

Фрэнка все это чуть ли не смешит: он и помыслить не мог, что доживет до такого дня, когда Лавлок озаботится его безопасностью.

– А вам что, есть до этого дело? Ни я, ни пилот моего подводного аппарата у вас не работаем.

– Конечно есть. В этом фургоне чертова бомба.

– Сомневаюсь. Впрочем, даже если бомба там находится, в настоящее время, после столь длительного пребывания в морской воде, она едва ли может взорваться. Опасность минимальна, а вот расследование без уточнения этого аспекта дела будет неполным.

– Бросьте вы это. Я вас прошу.

Фрэнк настолько приноровился к упрямым попыткам оказать давление, что откровенная просьба, почти мольба, повергает его в изумление. Если Лавлок, с его-то норовом, о чем-то просит, тому должна быть весьма веская причина. Настолько веская, что все обстоятельства тем более заслуживают пристальнейшего внимания.

– Сэр, последние несколько дней вы упорно пытались убедить всех в том, что "Амфитрита" была уничтожена взрывом бомбы, но стоило мне высказать намерение найти и осмотреть автомобиль, в котором помянутая бомба якобы была заложена, вы пытаетесь меня остановить. В этом нет логики. Я твердо намерен, как только местоположение затонувшего автомобиля будет установлено, совершить погружение и произвести осмотр. Обещаю, что бы мы ни обнаружили, вы узнаете об этом первым.

Время ланча Алекс проводит под своим письменным столом. Офис пуст, и ему предоставляется возможность урвать хоть малую толику сна, так упорно бежавшего от него ночью. Он лежит, как если бы задремал на траве в парке – на спине, рубашка расстегнута, руки заложены под голову, – и дергается, словно спящая собака. Сновидения его тревожны.