Негасимое пламя - Катарина Причард

Упорно работая на своей машинке, он медленно и старательно выстукивал на ней двумя пальцами какой-то незамысловатый танец, что всегда его немного забавляло. Он мысленно поздравлял себя с тем, что добился практикой кое-каких успехов, приостанавливая работу только затем, чтобы ругнуться, когда круглолицые бесенята, называемые клавишами, выкидывали порой зловредные трюки.

Усталый после напряженного утреннего труда, он вкладывал свою рукопись в продолговатый конверт и писал на нем адрес редактора одной из ежедневных газет, на которого он более полагался; после этого ему становился слышен отдаленный грохот уличного движения и глазам представала знакомая картина.

Однажды он увидел на мостовой стайку воробьев, чирикающих над свежим лошадиным навозом, от которого подымалась струйка легкого пара. М-с Баннинг и одна из ее соседок бросились прогонять воробьев. И тут же затеяли ссору из-за того, кто имеет право забрать это бесплатное удобрение для своих цветочных горшков и крохотных садиков. Повозки, запряженные лошадьми, давно уже стали редкостью в наше время, так же как и старые дома, перед которыми еще сохранились палисадники. Цены на землю сильно поднялись, и большинство домов более поздней стройки обросло террасами и ярусами этажей. На улице было пусто, и только женщины, выращивающие герань в цветочных горшках и палисадниках, оспаривали у воробьев щедрый дар проследовавших по улице лошадей.

Дэвид с улыбкой следил за этим столкновением. Недурно было бы, чтобы и на его рукопись, когда она попадет на стол к его собрату редактору в Сиднее или Аделаиде, набросились с таким же нетерпением, с каким эти воробьи на свою добычу.

Днем он проводил час или два в читальне публичной библиотеки, просматривая отечественные и зарубежные газеты и журналы, чтобы быть в курсе новостей, прокомментировать очередную животрепещущую тему или использовать ее для ссылок.

Члены Комитета защиты мира, чьи заседания он посещал, были воодушевлены резолюцией, принятой на конференции Австралийской партии лейбористов по вопросу внешней политики. В резолюции заявлялось о дружбе с Азией, выражался протест против применения ядерного оружия и его испытаний в Австралии и говорилось о необходимости создания безъядерной зоны для Южного полушария.

— Вот видите, это доказывает, что мы все-таки добились результатов! — сказала как-то Шарн. — Давление со стороны профсоюзов и рабочих масс обычно оказывает действие на политиков после выборов.

— Еще бы! — весело откликнулся Дэвид.

— Ну, а вот вы, вы даже не представляете себе, против чего вы боретесь! Вы действуете в одиночку и воображаете, что можете чего-то добиться! — воскликнула Шарн, не одобрявшая индивидуализм Дэвида.

«А может быть, и в самом деле? — задумался Дэвид над ее словами. — Что ж! Пожалуй, она права».

Не слишком ли он рассчитывал на свои силы? И все-таки он упрямо верил, что, не будучи связан ни с одной политической партией, он сможет завоевать доверие большего числа людей, чем если пойдет проторенным путем. Он думал, что ему удастся проложить новый путь, привлечь внимание пассивных, безразличных к политике и не знающих на что решиться людей и убедить их в необходимости поддержки всемирного — не политического, а просто гуманного движения за мир и разоружение.

Посещая политические митинги и собрания женских организаций, он наблюдал, как страх перед тем, что главенствующую роль в борьбе за мир играют коммунисты, затуманивает головы обыкновенных благонамеренных граждан. По-видимому, они были не в состоянии понять, что если правительство Советского Союза первым выдвинуло предложение о том, что великие державы должны заключить договор о запрещении использования ядерной энергии в военных целях, то оно имеет в виду не только благо народов СССР, но и благо всех народов мира.

Казалось бы, что политику мирных переговоров, которая ставит своей целью прекращение губительной гонки вооружений, поглощающей средства, нужные для жилищгого строительства и улучшения условий жизни населения, надо было объяснять гуманными побуждениями и что все разумные люди должны этой политике сочувствовать. Однако Дэвид обнаружил, что дело обстоит далеко не так.

Представители экономических кругов, враждебных всему, что связано с социалистическим строем, сумели вызвать с помощью лжи и религиозного фанатизма чувство слепого и неразумного предубеждения, которое завладевало людьми, как неизлечимая болезнь. Когда на собраниях Дэвид спрашивал мнение докладчика по вопросу о запрещении ядерного оружия или о разоружении, с мест раздавались крики «Коммо!».

Это не удерживало его от вопросов: он задавал их везде, где собирался народ: в общественных залах, на улице, на молитвенном собрании или на предвыборном митинге.

У него появилось больше возможностей для разговоров с людьми во время блужданий по городу и в предместьях, — в поездах и в автобусах, в кабачках и на рынках. Эти случайные беседы со всякого рода людьми доставляли ему истинное удовольствие. Дэвид выслушивал их непредвзятые мнения, и ему казалось, что он проникает в самую глубь закрытого резервуара общественных мыслей и настроений.

На улицах и площадях, где люди уже стали привыкать к виду чисто одетого человека и его непонятным вопросам, Дэвид был известен как «Миротворец». Женщины, болтающие у маленьких бакалейных лавчонок, завидев его, говорили друг другу:

— А вон идет Миротворец! — и весело приветствовали его словами «Добрый день, мистер!», когда он проходил мимо или останавливался поговорить с ними.

Толстый и благодушный Чезаре, сидя по вечерам с Дэвидом за бутылкой вина, передавал ему свои разговоры о нем с рыночными торговцами, время от времени покатываясь со смеху.

— Этот псих совсем рехнулся, говорят они мне, mio amico [Мой дружок (итал.).], — хихикал Чезаре. — Рехнулся, да не он, отвечаю я. Это вы, чертовы психи, ничего не понимаете! А в том, что он говорит, — много смысла.

В лице Дэвида дрожала усмешка, когда он рассказывал Шарн о том, какую репутацию он приобрел, и о своих разговорах с Чезаре на заднем дворе у м-с Баннинг перед тем, как они с Рыжим уходили в ночную смену. Каждый раз, когда Дэвид видел Рыжего рядом с Чезаре, он вспоминал о Тони и думал о том, как он там лечится и подчиняется ли строгой больничной дисциплине.

Он несколько раз наводил о Тони справки по телефону и получал благоприятные отзывы.

Когда через три месяца он зашел навестить Тони, мальчик был здоров и доволен своим положением. Он сообщил, что тренируется перед состязаниями но боксу среди мальчиков и изучает мореходное дело — старый морской капитан приходит раз в неделю в клинику и ведет с ними занятия.

— Вот выйду отсюда, и только меня и видели! — Голос Тони окреп и зазвенел. — Уйду в море. Капитан напишет бумагу, что из меня получится хороший моряк. И я никогда не вернусь назад и не дам над собой измываться Янку и его шайке.

— Молодец! — Дэвид одобрительно улыбнулся. — Я знал, что ты парень стоящий и время здесь проведешь с пользой.

— Да, черт возьми! Хорошо, что я здесь! — воскликнул мальчик. — Скажите бабушке, что я здоров, но, ради Христа, пусть она молчит. Если только это отребье узнает, где я…

— Они не узнают, — успокоил его Дэвид.

Для него было настоящим ударом, когда две недели спустя, позвонив в клинику, он узнал, что Тони исчез.

— Что произошло? — спросил Дэвид.

— Мы не знаем. — Голос в трубке, вначале негромкий, неясный, зазвучал резко. — Он просто удрал. Мы думали, что Дарра будет одним из наших удачных случаев — но увы! Нас постигло еще одно разочарование.

— Но ведь все шло так хорошо, — настаивал Дэвид. — Почему же, почему…

— Причина нам неизвестна, — раздраженно ответил директор, — если не считать того, — добавил он, — что нам прислали недавно одного парня, который, кажется, знает Дарра. Парень скверный. Не раз участвовал в побоищах между шайками, доставивших полиции немало хлопот.

— Ну, это многое объясняет, — заметил Дэвид.

— Мы нс обращались в полицию и не просили искать Дарра, — сказал директор. — Он пришел к нам добровольно, так что…

— Этот случай не требует вмешательства полиции, — поспешил уверить его Дэвид. — Огромное спасибо за все ваши заботы о Топи. Я сообщу вам, если он даст о себе знать.

Слишком встревоженный, чтобы продолжать свои занятия в библиотеке или встретиться, как было условлено, с Шарн, Дэвид решил, что ему следует снова повидать бабушку Тони; он ей скажет, что случилось, и постарается выведать, где мальчик может скрываться. Он был почти уверен, что Тонн не станет искать убежища дома и что исчез он из клиники для того, чтобы это, как он говорил, «отребье» не могло снова завладеть им. Но где он? Какие шаги предпринял, чтобы избежать преследования?