Сердце Мириаля - Мэгги Фьюри

Если Блейд исполнит то, что задумал, то после завтрашнего дня у тебя будет много возможностей расслабиться, — сухо сообщила она. — Что до завтрашней ночи — ты будешь спать с новым иерархом.

— Что?! — Беврон так и подскочил. Деревянные фигурки животных брызнули во все стороны, и маленький Аукиль издал возмущенный вопль.

— Так ты хочешь принести Заваля в жертву? Нет, Гиларра, только не это! Не может быть!

Гиларра отшвырнула шитье и тоже вскочила, схватив мужа за руки.

— Это не я придумала, любимый… но, кажется, мы с тобой — единственные во всем городе, кому еще не приходила в голову эта идея. Как убеждены жители Тиаронда и, похоже, всей Каллисиоры, наш иерарх крепко подвел своих подданных. Если Мириаль отвернулся от Заваля — а ты должен признать, что, судя по последним событиям, так оно и есть, —нынешний иерарх стал не нужен людям, которых он представляет перед Богом. Разве что в качестве жертвы.

Беврон так крепко сжал ее руку, что у нее заныли пальцы.

— А если Заваль умрет, заменить его должна будешь ты.

— Любимый, ведь мы с тобой всегда знали, что такое может случиться. Всю мою жизнь я помнила о такой возможности… и ты смирился с ней, когда стал моим мужем.

Только потому, что в душе никогда не верил, что это произойдет! — проворчал Беврон. — Треклятый Заваль! Как можно было допустить такое? Если б только он не был таким набожным, самовлюбленным болваном!..

— Перестань! — одернула мужа Гиларра. — Бедняга Заваль! Не хотела бы я жить на свете с таким характером, как у него. Никогда в жизни я не видела такого одинокого человека. Порой мне его ужасно жаль, а порой так и тянет его отколотить: ведь главный виновник почти всех своих бед — он сам. Еще в детские годы он все воспринимал слишком всерьез.

— Пап, давай еще поиграем! — Аукиль, сердито выпятив нижнюю губку, дергал край отцовской рубахи. Тяжело вздохнув, златокузнец выпустил руки жены.

— Нет, солнышко, не ставь своих коровок на желтый квадрат. Это же кукурузное поле, забыл? — На сей раз Беврон обращался к своему сыну, который давно уже обнаружил, что коврик перед очагом, весь в ярких разноцветных квадратах, превосходно подходит для игры в хутор.

Аукиль еще сильнее выпятил нижнюю губу. Русоволосый крепыш, он был точной копией отца.

— А вот и поставлю! Это мой хутор. — Мальчик дерзко, с вызовом глянул на отца и снова передвинул деревянные фигурки коров на желтый квадрат коврика. — Они любят кукурузу.

Беврон пожал плечами:

— Дело твое, приятель, однако будущей зимой твой крестьянин будет голодать.

Он снова повернулся к Гиларре и продолжил разговор — как с улыбкой отметила она, с того же места, на котором их прервали. С тех пор как на свет появился Аукиль, его родители в совершенстве изучили искусство вести два разных разговора одновременно.

— Как думаешь, почему Заваль стал таким, каков он есть? — спросил Беврон. — Я хочу сказать — вы же вместе росли в Базилике и Пределах. Почему же тогда вы — хвала Мириалю! — получились такие разные?

— Что ж, по справедливости говоря, жизнь Заваля в детстве сильно отличалась от моей. — Гиларра подняла шитье и на миг умолкла — прикусив от усердия кончик языка, она вдевала нитку в иголку. Управившись с этим делом, она продолжала: — Не забудь, его растили как будущего иерарха. На моих плечах никогда не лежала такая тяжкая ответственность. Что до старого Малахта, жреца, который был воспитателем Заваля… — Гиларра задумалась, вспоминая, и невольно содрогнулась. — Вот это был самый настоящий фанатик! Казалось, у него и плоти-то нет — сплошная сталь, камень и купорос. Мне-то повезло — я росла в Доме Жриц, но Заваль был в полной власти этого жестокого, бессердечного деспота. — Женщина отвела взгляд, нахмурилась — будто снова перед ней встали картины прошлого. — Если б с этим ублюдком не произошел несчастный случай, который скорее можно назвать счастливым, кто знает, каким мог бы вырасти Заваль…

— Какой еще случай? — перебил Беврон. Гиларра удивленно глянула на него:

— Ах да, я и забыла, что ты вырос в ремесленном квартале, а потому не можешь знать этой истории. Малахт свалился с лестницы в храме, той, которую зовут лестницей иерарха, — она ведет от его личных покоев до самого подножия храма.

Беврон негромко присвистнул:

— Вот это, я вам доложу, падение!

Гиларра пожала плечами.

— Он переломал себе все кости, покуда добрался до последней ступеньки. И знаешь, что я тебе скажу? Никто в Священных Пределах не пожалел о его смерти. Никто!

Лицо женщины исказила такая яростная гримаса, что Беврон невольно попятился. Раздался громкий хруст, сопровождаемый сердитым воплем маленького Аукиля.

— Ой-ей-ей! — Беврон наклонился и поднял с пола двух деревянных бычков, являвших собой весьма жалкое зрелище. — Извини, сынок, — сокрушенно прибавил он, взъерошив вихры мальчика.

— Ты убил их! — горько всхлипнул Аукиль.

— Да нет же, солнышко, у них только переломаны ножки и хвосты, — ласково сказала Гиларра. — Папа склеит их, и они будут как новенькие.

— Конечно же, склею. Пойди принеси горшок с клеем, и я их сразу же починю.

Мальчик умчался прочь, а Беврон, подкинув на ладони деревянные фигурки, задумчиво пробормотал:

— Точь-в-точь как старый Малахт… Гиларра покачала головой.

— Хвала Мириалю, его ты не сможешь склеить. Как бы то ни было, после смерти Малахта Завалю стало куда как полегче, но такое детство не может пройти бесследно. Я не знаю, наверно, и половины тех издевательств, которые ему пришлось вынести, так что у меня не хватает духу винить его за все нынешние промахи. Понимаешь, Малахт так и не смог простить Завалю, что тот был сыном служанки, а не жрицы, как я. Ты же знаешь, каков закон: Гласом Мириаля становится первый ребенок, родившийся в Священных Пределах после смерти прежнего иерарха, а кто его мать — не имеет значения. И все же я подозреваю, что, если б не свидетели, Малахт удушил бы бедняжку Заваля его же собственной пуповиной и подождал бы более подходящего кандидата.

— То есть тебя, — негромко уточнил Беврон. Гиларра вновь пожала плечами.

— Что ж, признаюсь, когда я была молода и честолюбива, долгими ночами я часто размышляла о том, как могло бы повернуться колесо судьбы. И надо же было так случиться, что я стану иерархом именно сейчас, когда мне это совсем не нужно, да еще придется распутывать все то, что успел напутать Заваль. Да и в чистоте помыслов Блейда я тоже не совсем уверена, хотя… Что это? Стучат? Да кто бы это мог быть?

Хотя Гиларра сразу отругала себя за глупость, торопливый негромкий стук показался ей почти зловещим. Опять она вспомнила, как жена торговца и ее крохотную дочку уводили прямо в алчную пасть Цитадели — и недоброе предчувствие вспыхнуло в ней с новой силой.