Право на эшафот - Бронислава Антоновна Вонсович

потянулась, разминаясь после длительного сидения. При этом на пол спланировали газетные листки. Я нагнулась, не столько чтобы поднять, сколько сунуть нос в новости.

– Интересуешься, нет ли чего про твой побег? – спросила сеньора Лусеро. – Есть. Тетя тебя активно ищет. Но пока нашли только горничную.

– В самом деле?

Судьба Эсперансы беспокоила меня в последнюю очередь. В первую: неужели меня так легко вычислить, несмотря на изменение внешности? Или сеньора меня с кем-то путает? В конце концов, девицы постоянно сбегают от излишней опеки родственников. Правда, чаще всего с кавалерами, но и в моем случае без такового не обошлось. Пусть не по своему желанию, но Эмилио помог убежать.

– Она мертва. Это сделала ты?

Спрашивала сеньора спокойно, не показывая напряжения ни словом, ни взглядом, но проскальзывало нечто, выдававшее ее готовность к любому моему ответу. И что-то мне подсказывало, что, если начну врать, меня безжалостно сдадут органам правопорядка. А от них до тети – один шаг, после чего я не смогу себя защитить от неизвестной опасности.

– Когда я видела свою горничную в последний раз, она клялась в верности моему похитителю и была при этом очень даже живой. Сеньора, а вы уверены, что речь идет именно о моей горничной?

Эсперансу неожиданно стало жаль. По воспоминаниям, она была прекрасной горничной, и не ее вина, что красота Эмилио снесла ей крышу. Наверняка не на пустом месте снесла: не нашел подход к хозяйке, воздействовал на горничную. Уж слишком зависимой от дона она выглядела. Но зависимость лечится, а смерть – нет, поэтому я понадеялась, что сеньора Лусеро ошибается. Но тут я увидела свой портрет в газете, выполненный с большой точностью, и сомнения отпали. Заметка была короткой и малоинформативной. Еще бы, информацию тетя собиралась получить с других, за нее она предлагала очень большие деньги.

– А разве не о вашей, донья?

Недоумевающее выражение подходило моему нынешнему лицу ничуть не меньше, чем прежнему. Или прежним?

– Разве девушка на портрете похожа на меня?

– А разве не вы, донья, говорили, что зелье вам нужно для изменения внешности? В действительности вы можете выглядеть как угодно, так почему не так? – Она кивнула на газету, которую я держала в руках. – И врете вы много. Сначала о том, что убежали. Потом говорите о похитителе.

Переход на вы показался мне нехорошим признаком. Но время шло, а зелье не делалось. Без зелья, если даже полностью обелю себя в глазах этой недоверчивой сеньоры, это не поможет мне спастись от тети.

– Донья, давайте я сделаю зелье и потом все вам расскажу, – предложила, – и вы поймете, что я не вру. Увы, время подпирает. Я не могу позволить, чтобы меня нашли. Вспомните, вы обещали, что вечером я смогу сделать зелье.

Закусив губу, она некоторое время пристально на меня смотрела, словно пытаясь проникнуть в голову, потом неохотно выдавила:

– Хорошо. И прекрати называть меня доньей. – И наконец пошла закрывать лавку.

На окна опустились жалюзи, потом и они, и дверь обросли сеточкой защитных заклинаний. То ли это было обычной практикой, то ли сеньора таким образом намекала, что без нее я отсюда не выйду. Но страха не было: если бы сеньора Лусеро хотела меня сдать, она бы это уже сделала.

В комнате с оборудованием жалюзи тоже были опущены. Оглядывалась я с интересом: место было похоже не на лабораторию, скорее на уютную кухню. Так и мнилось, что из дубового шкафчика на свет появится баночка с вареньем и мы приступим к чаепитию. При мысли об этом желудок неожиданно вспомнил, что прошли уже сутки с тех пор, как ему что-то досталось, но, увы, из шкафчиков стали появляться не сладости, а называемые мной ингредиенты.

Вскоре я стояла перед емкостью с закипающей над спиртовкой жидкостью, держа наготове нужные добавки. Сеньора Лусеро сидела в отдалении, делая вид, что ей ничуть не интересно. Боялась ненароком выучить и подвести меня под нарушение закона?

Наконец все нужные слова были сказаны, все ингредиенты – высыпаны, оставалось остудить. Я повернулась к сеньоре.

– Итак, донья, я обещала вам обо всем поведать. Некоторое время назад я узнала, что мне грозит серьезная опасность. Какая именно, сказать не могу, простите. Но уже тогда я задумала побег. – И даже осуществила, если принять во внимание прежнюю Эстефанию. – Я была к нему готова, когда меня обманом выманил из замка дон, коего тетя считала неподходящей для меня партией, но тот был уверен в обратном. Было ли у меня с ним что-то на самом деле, не знаю, потому что часть моей памяти в настоящее время под блоком. Моим неведением он и воспользовался, завербовав в сообщницы мою горничную. Ему удалось усыпить меня, но, поскольку перед встречей я приняла зелье, ускоряющее метаболизм, очнулась раньше, чем он рассчитывал, и смогла убежать. И у меня нет желания возвращаться домой. Во всяком случае, пока не разберусь, что происходит.

Она достала из кармана артефакт, посмотрела на него и удивленно сказала:

– Надо же, действительно не соврала. Во что же ты вляпалась, Эстефания?

Обращалась она опять на ты, что порадовало.

– Если бы я это понимала, жизнь была бы куда проще. Пока я хочу держаться подальше от власть имущих. Меня ведь почти казнили.

– Не будь ты Сиятельной, с таким обвинением тебя бы просто повесили по-тихому. Право на громкую смерть на эшафоте есть только у Сиятельных. Ты действительно хочешь лишиться всех прав, дарованных тебе при рождении? – усмехнулась сеньора.

– Потерю права на эшафот я как-нибудь переживу, – огрызнулась. – Я не собираюсь совершать ничего противоправного.

– Разве? А поступление в университет под личиной обычного человека – это ли не обман?

– Я и собираюсь вести жизнь обычного человека.

Проверила зелье. Оно достаточно остыло, чтобы понять: и цвет, и консистенция – правильные. Я отмерила каплю, с удовлетворением отметив, что вкус тоже соответствовал, остальное перелила в подготовленную бутылочку. Более того, и запах теперь не казался отвратительным, даже захотелось съесть булочку с корицей. Горячую такую, политую сахарной глазурью… Она прекрасно подошла бы к чашке кофе.

– И надолго ли тебя хватит? – усмехнулась сеньора Лусеро. – Как только поймешь, чего лишилась, шустро побежишь назад под крылышко доньи Хаго.

– Если на одной чаше весов – жизнь, пусть и обычного человека, а на другой – смерть под соусом привилегий, то ну их к ксуорсам, эти привилегии.

– Смелое заявление. Но ты не представляешь, на что собираешься себя обречь. – Она опять прикусила губу и уставилась в пол. Молчала недолго: – Когда-то давно я была Сиятельной, и мы с