Портрет с одной неизвестной - Мария Очаковская

– Никак?

– Я же вам, Павел, уже объяснила. Другое дело МБА, там все фиксируется – кто, что, когда заказал.

– Ах, вот оно что. Значит, вы абсолютно уверены, что книгами по моему списку никто больше не интересовался?

– За последние два месяца – никто. Только эти двое. Причем Ермакова – со знаком вопроса, я указала ее на всякий случай.

– Почему?

– Круг ее интересов – судя по запросам, совпадений с вашим списочком мало – намного шире, кроме того, кое-какие издания по Брюллову комплектовались для нее еще в мае этого года. А вы мне указали четкие рамки – с 15 августа по сегодняшний день.

– Да-да, именно. Не раньше.

– Тогда только Воеводин. А его запросами занималась Стрельникова, из справочной.

– Тем лучше, – решил Павел и снова принялся нахваливать и благодарить, потом осторожно достал из кармана конверт и протянул его Веронике.

Как все-таки ему с ней повезло! Если бы не она… вот что значит спец!

Воеводин? Алексей Михайлович? Профессор, значит. Павел нервно ерзал на стуле – телефон в профессорской квартире не отвечал. Трубку не снимали весь день, и только вечером на звонок отозвался женский голос, мрачно сообщив, что Алексей Михайлович подойти к телефону не может.

– Простите великодушно, но мне очень надо с ним поговорить, это важно и касается его работы, сбора информации… – настаивал Павел.

– Молодой человек, к сожалению, это совершенно невозможно.

– Извините мою настойчивость, но разговор действительно крайне важный.

– Сейчас для него важно только одно – выздороветь. Алексей Михайлович уже второй месяц лежит в больнице. У него обширный инфаркт. Поймите же наконец, молодой человек, – повысив голос, отрезала женщина.

И Павел, пробормотав в очередной раз слова извинений, услышал в трубке длинные гудки.

Вот как? А с какой стати тогда эта, из справочной службы, как ее там… Стрельникова… так любовно подбирает материальчик? Для кого?

На следующее утро Павел решил поехать на Воздвиженку и познакомиться с любознательной г-жой Стрельниковой. Но какая-то любезная пожилая дама с извиняющейся улыбкой ответила, что Стрельникова в отгуле, и, если без нее никак вопрос решить нельзя, предложила подъехать завтра.

Но и на следующий день эту самую Стрельникову он не застал.

– Опять отгул? – возмутился Павел.

– Извините, может, с вами поработает другой сотрудник? Я ничего точно не знаю, но она позвонила и попросила два дня за свой счет. Конечно, так обычно не делается – руководство редко идет навстречу, но Антонина Николаевна на хорошем счету, работает у нас очень давно, – объясняла Павлу все та же любезная пожилая дама.

Пришлось снова «нажать на клавиши» и беспокоить Веронику, которая искренне удивилась, но все-таки узнала для него адрес неуловимой Стрельниковой.

«Без Торопко уже не обойтись, не я же буду ее допрашивать? Да и с какой стати? И все ли в порядке с этой библиотечной дамочкой?» И ему вспомнился тот антиквар, Эдуард Лейчик…

40. Портрет библиографа А.Н. Стрельниковой

Раменское, сентябрь 20… г., картон/гуашь

На следующий день около двух Павел и майор, каждый собрав по дороге все пробки, наконец добрались до подмосковного Раменского, где в центре города в скромной пятиэтажке жила неуловимая библиограф Стрельникова. Висевшая на двери табличка предупредила их, что звонок не работает, и они постучали.

Дверь открыла полная светловолосая женщина и сделала удивленное лицо.

– Ой. Я думала, это врач.

Лицо женщины Павлу сразу показалось знакомым. Deja vu какое-то. Где-то недавно, совсем на днях… Боже мой, конечно, это же та самая любительница штруделей из кафе на Воздвиженке! В домашней одежде, без косметики и истероидных кудряшек она выглядела моложе. Только сегодня вид у нее был расстроенный, глаза припухли, веки красные.

– Здравствуйте, – дуэтом сказали они с майором.

– Здравствуйте. А вы к кому?

– Если ваша фамилия Стрельникова, то мы к вам, – оглядев ее, проговорил майор и сделал шаг вперед.

– Минуточку. Для начала, думаю, вам следовало бы представиться, – ответила женщина. Говорила она спокойно, уверенно, без нажима.

Валерий Петрович полез в карман за удостоверением.

– Майор Торопко, следственный отдел.

– А ваш спутник?

– Павел Берсеньев, мой помощник.

– Вот это да! Ну что же, проходите, чем обязана? – Стрельникова отступила назад и кивнула. – Туда, на кухню, пожалуйста.

Они прошли по тесному, заставленному шкафами и книжными полками коридору. Из комнаты донесся скрипучий голос.

– Тоня, кто там?

– Мам, это ко мне, не вставай, – и, уже обернувшись к визитерам, продолжила, – проходите, присаживайтесь. Я – Антонина Николаевна Стрельникова. Чем обязана?

Кухня была чистенькой, уютной, посудная полка с гжелью, занавески с рюшечками, и хозяйка, на первый неискушенный взгляд Павла, на злоумышленницу никак не походила. «А вот майор так не считает», – подумал Павел.

– Дело в том, что нам стало известно… – начал Валерий Петрович.

– Потише, если можно. У меня болеет мать, – прервала его Антонина Николаевна.

– Что вы занимаетесь сбором информации по одной теме для профессора Воеводина, – продолжил майор невозмутимо.

– Подбирать информацию – это вообще-то моя профессия. А Алексей Михайлович Воеводин наш давний читатель, – голос по-прежнему был спокойным и ровным.

К разговору присоединился Павел, чувствовавший себя в этой теме более уверенно. О своем частном архивном расследовании он рассказал Валерию Петровичу только накануне, посвятив в детали по дороге.

– Удивительно, что Воеводин заинтересовался Брюлловым именно сейчас.

– Почему он заинтересовался сейчас, а не год назад – это, простите, не моя компетенция. Удивление вызывает то, что этим интересуются следственные органы. Человек просит подобрать определенную литературу, потому что, возможно, пишет научную работу…

– Воеводин не может писать сейчас никакой работы, – остановил ее Павел, – потому что уже месяц лежит в больнице с обширным инфарктом. Он НЕ МОГ вас ни о чем попросить.

– А вы, Антонина Николаевна, занимаетесь отсебятиной и говорите неправду. Для кого все-таки вы ведете сбор информации? – в разговор снова вмешался майор.

Было видно, как на мгновение невозмутимость их собеседницы исчезла, она вспыхнула, но потом, видимо, взяв себя в руки, не спеша встала, поправила занавеску на окне и ответила.

– Я что-то не понимаю, если это допрос, то должна быть повестка, а если нет, то я вправе не отвечать на ваши вопросы?

– Коль на то пошло, можно и повестку прислать. Только что это вам даст? Отвечать все равно придется, – хмуро произнес майор.

– Ну что же, и отвечу. Только не надо из меня преступницу делать. У меня сейчас вообще голова не тем занята. Я жду врача, моя мама заболела.

– Антонина Николаевна, если вы ни в чем не замешаны, – в разговор опять вмешался Павел, ему стало жалко симпатичную даму, – почему бы вам просто не ответить, для кого вы подбирали материалы по Брюллову. Ведь Воеводин – просто прикрытие. Это же очевидно. Есть подозрение, что вас могли использовать.

– Меня, стало быть, могли использовать. А вас нет? – в голосе Антонины Николаевны мелькнули воинственные нотки, она открыла форточку и, чиркнув спичкой, закурила сигарету. – Настоящая травля. Подумать только, даже милицию задействовали.

– Я не знаю, что вы себе там надумали, – начал было майор, но Стрельникова его оборвала:

– Прикройте дверь, дым в комнату идет. И ничего я не надумала, – она хотела еще что-то сказать, но на сей раз ее прервал Павел.

– Постойте, я вам все объясню. Дело в том, что полтора месяца назад с одной подмосковной дачи была украдена очень ценная картина, вещь уникальная, портрет кисти Карла Брюллова. Было начато расследование. Тот, кто похитил, разумеется, рассчитывает ее продать, дорого продать. Поверьте, речь идет об очень больших деньгах. Но для этого ему нужны документы, личная переписка художника, подтверждающая авторство Брюллова. Без них это будет просто безвестное полотно XIX века. Найти письмо для похитителя, в буквальном смысле, вопрос жизни и смерти. Причем интересовать его должны лишь последние три года жизни Брюллова, с 1849-го по 52-й, его заграничная корреспонденция. Мы предполагаем, что нужной информации он еще не получил, но время идет, он нервничает, торопится. Если все-таки письмо у него… страх быть пойманным может спровоцировать его на отчаянные поступки. Поверьте, Антонина Николаевна, вы подвергаете себя опасности, мы обязаны вас предупредить.

Все это время Стрельникова стояла и курила в открытую форточку, отвернувшись к окну. Когда Павел закончил, она потушила сигарету, присела к столу и долго молчала. Лицо ее было растерянным, спустя несколько минут, избегая смотреть в глаза Павлу, она тихо произнесла:

– Глупость. Какая банальность, в голове не укладывается, какая глупость.