Весь Кен Фоллетт в одном томе - Кен Фоллетт

— Пойдем вперед.

Взяла его за руку и повела через толпу. Подмастерье знал здесь многих, хотя и не всех. Кингсбридж с семитысячным населением являлся крупным городом Англии, и всех не мог знать никто. Молодые люди подошли к месту, где сходились рукава трансепта, и оказались у деревянной ограды алтаря, куда имели право заходить только священнослужители.

Мерфин встал возле важного итальянского купца Буонавентуры Кароли, приземистого человека в богато вышитом плаще из плотного сукна. Буонавентура был родом из Флоренции — как он утверждал, самого большого христианского города, в десять раз больше Кингсбриджа, — но теперь жил в Лондоне, ведя дела с английскими суконщиками. У семейства Кароли денег куры не клевали, они давали в долг королям, но Буонавентура держался дружелюбно и просто, хотя говорили, что в делах итальянец беспощаден.

Керис непринужденно кивнула ему — Кароли остановился у них дома. Купец приветливо поздоровался с Мерфином, хотя не мог не понять по возрасту юноши и одежде явно с чужого плеча, что это простой подмастерье. Флорентиец осматривал собор.

— Я впервые попал в Кингсбридж пять лет назад, — начал он светский разговор, — но до сегодняшнего дня не обращал внимания, что окна в рукавах трансепта выше остальных.

Кароли говорил по-французски, иногда вставляя тосканские слова. Мерфин понимал его без труда. Будучи сыном английского рыцаря, он говорил с родителями на нормандском наречии, а с друзьями — по-английски; о значении многих итальянских слов просто догадывался, так как учил латынь в монастырской школе.

— Могу сказать вам почему.

Буонавентура поднял брови, удивившись, что подмастерье обладает такими познаниями.

— Собор построили двести лет назад, когда узкие стрельчатые окна нефа и алтарь были неслыханным новшеством, а сто лет спустя епископ захотел башню повыше, перестроил трансепты и вырезал в них большие окна, как было модно в то время.

Итальянец поразился:

— Откуда тебе это известно?

— В монастырской библиотеке хранится история аббатства, Книга Тимофея, и в ней подробно рассказывается о строительстве собора. Основная часть написана при великом аббате Филиппе, но кое-что добавляли позже. Я читал ее, когда учился в монастырской школе.

С минуту Буонавентура пристально смотрел на Мерфина, как будто стараясь запомнить лицо, затем скупо бросил:

— Красивый собор.

— А итальянские другие? — Любознательный юноша обожал слушать про дальние страны, про жизнь вообще и архитектуру в частности.

Буонавентура задумался.

— Мне кажется, строительные принципы везде одни и те же. Но в Англии я не видел соборов с куполами.

— А что такое купол?

— Это такая круглая крыша, как половина мяча.

Мерфин изумился:

— Никогда ничего подобного не слыхал! А как их строить?

Кароли рассмеялся:

— Молодой человек, я торгую шерстью. Пощупав ее, без труда отвечу тебе, откуда она — из Котсуолда или Линкольна, но я не знаю, как построить курятник, не говоря уже о соборах.

Подошел мастер Мерфина богач Элфрик. Он всегда носил дорогую одежду, которая смотрелась на нем будто с чужого плеча. Этот льстец не обратил внимания на Керис и Мерфина, однако низко поклонился Буонавентуре:

— Какая честь снова видеть вас в нашем городе, сэр.

Подмастерье отвернулся.

— Как ты думаешь, сколько всего на свете языков? — спросила Керис.

Она любила задавать всякие странные вопросы.

— Пять, — не задумываясь ответил Мерфин.

— Нет, серьезно. Английский, французский, латынь — это три. Потом флорентийцы и венецианцы говорят по-разному, хотя у них есть общие слова.

— Верно. — Молодой человек включился в игру. — Это уже пять. Потом еще есть фламандский.

Лишь немногие понимали язык торговцев, приезжавших в Кингсбридж из фламандских городов ткачей — Ипра, Брюгге, Гента.

— И датский.

— У арабов тоже свой язык, у них даже буквы другие.

— А мать Сесилия говорила мне, что у всех свои языки и никто даже не знает, как на них писать, — шотландцы, валлийцы, ирландцы, может, и еще кто-нибудь. Это уже одиннадцать, а вдруг есть народы, о которых мы даже не слышали?

Мерфин улыбнулся. Он только с Керис мог так говорить. Остальные их сверстники были равнодушны к другим людям, другому образу жизни. А возлюбленная нет-нет да и спросит: каково жить на краю света? правы ли священники? откуда ты знаешь, что сейчас не спишь? А еще они любили отправляться в воображаемые путешествия, соревнуясь, кто больше придумает интересного.

Гул в соборе затих, монахи и монахини сели, вошел регент хора, Карл Слепой. Он ничего не видел, однако по собору и территории монастыря передвигался без посторонней помощи. Карл шагал медленно, но уверенно, как зрячий, зная каждую колонну, каждую плиту на полу. Своим бархатным баритоном он задал тональность, и хор запел гимн.

К монахам и священникам подмастерье относился спокойно. Бывало, конечно, что их авторитет не всегда подкреплялся знаниями, примерно как у его хозяина Элфрика, но он любил ходить в церковь — службы убаюкивали. Музыка, архитектура, латинские гимны приводили его в восторг; молодой человек будто спал с открытыми глазами. И опять возникло чудное ощущение, что под ногами течет вода.

Мерфин обвел глазами три яруса — аркаду, галерею, верхние окна. Он знал, что при сооружении колонн камни кладут друг на друга, но это было незаметно — по крайней мере на первый взгляд. Вдоль каменных блоков шли каннелюры,[18] и каждая колонна казалась пучком копий. Его взгляд заскользил по одной из четырех гигантских