Крымская война - Евгений Тарле

Мы увидим дальше, какое огромное впечатление произвела на министров Наполеона III внушительнейшая дружественная манифестация крупной английской буржуазии по адресу французской империи как раз в тревожные дни меншиковского посольства в середине марта 1853 г. А вот как пишет Бруннов для доклада царю об этом «приеме в Тюильри депутации английских негоциантов, представивших адрес, покрытый четырьмя тысячами подписей и выражающий желание, чтобы удержались отношения дружбы и доброго согласия между Францией и Англией». Бруннов спешит успокоить царя: ничего тут важного нет, просто английские негоцианты хотели успокоить тревогу англичан перед возможностью разрыва между Англией и Францией. «Британское правительство, нисколько не поощряя этой необычайной манифестации, держалось совершенно в стороне». Правда, среди подписавшихся есть представители всех наиболее значительных фирм. Но есть и не известные Бруннову. Правда, лондонский лорд-мэр стал во главе этой делегации. Но он человек тщеславный и желающий играть роль, так что, «каков бы ни был эффект этой демонстрации в Париже, о ней судят неблагосклонно в Англии»[133]. Так старательно затушевывал и искажал правду и закрывал глаза на серьезнейшие симптомы русский посол.

А между тем в Константинополе все более и более убеждались, что Англия и Франция одинаково желают поддержать султана. Туркам в это время было дано из Лондона и Парижа знать, что их без поддержки не оставят и что Англия и Франция, если понадобится, пустят в ход оружие. Помощь пришла в такой форме и так быстро, что султан Абдул-Меджид и его диван даже встревожились столь горячим участием, выраженным до такой степени непосредственно и притом без специальной просьбы.

Дело в том, что Блистательная Порта, теснимая восточными гяурами, не очень верила и гяурам западным. Уже столько раз отверженные аллахом православные урусы столковывались в конце концов за спиной правоверных оттоманов с отверженными тем же аллахом католическими и англиканскими «франками». И на этот раз тоже как в непосредственном окружении Абдул-Меджида, так и в высшем военном аппарате империи боролись два течения. Одни, во главе с Решид-пашой и великим визирем Мехметом-Али, считали наиболее выгодным и безопасным для Турции разрешение возникших вопросов чисто дипломатическим путем, без войны. Другие, во главе с Омер-пашой и Фуад-эфенди, решительно полагали, что настала пора взять реванш за Адрианопольский мир и Ункиар-Искелесси и что, при настроении Наполеона III и наличии в английском кабинете Пальмерстона, а в Константинополе — Стрэтфорда-Рэдклифа, лучшей комбинации для подготовки войны с Россией не сыщешь уже никогда больше, если пропустить этот случай.

О состоявшемся вновь назначении Стрэтфорда-Рэдклифа британским послом уже знали в Порте в феврале. Но нужно было подождать его появления в Турции. Прибытия Меншикова ждали в Константинополе с большим беспокойством даже те пока очень немногие — турецкие сановники, которые разделяли мнение Омер-паши.

4

11 февраля 1853 г. Меншиков простился с императором Николаем и выехал к месту своего назначения. И даже его маршрут был составлен так, что должен был внушить Турции неминуемо живейшие опасения. Меншиков сначала держал путь на Бессарабию и в Кишиневе произвел смотр пятому армейскому корпусу. Новые и новые военные части подходили и вливались в Бессарабию после его отъезда. Из Бессарабии князь отправился в Севастополь и здесь произвел большой смотр всему Черноморскому флоту. С громадной своей свитой Меншиков сел на военный пароход «Громоносец» и выехал в Константинополь. Он демонстративно присоединил при этом к своей свите двух людей, через которых мог поддерживать постоянную живую связь как с сухопутными, так и с морскими силами России, предназначенными действовать против Турции в случае разрыва дипломатических отношений: генерала Непокойчицкого, начальника штаба 5-го армейского корпуса (в Бессарабии), и вице-адмирала Корнилова, начальника штаба Черноморского флота.

28 февраля 1853 г. «Громоносец» причалил к берегу Босфора и остановился у Топ-Хане. Громадная толпа греков и отчасти славян (болгар и сербов), живших в Константинополе, с демонстративно выражаемой радостью встретила русского чрезвычайного посла, когда он сошел на берег.

Началась дипломатическая игра, которая при сложившейся расстановке сил могла окончиться кровавой развязкой. Понадобилось меньше трех месяцев, чтобы из возможной война стала неизбежной.

Первый визит Меншикова был к великому визирю. Второй по церемониалу должен был быть сделан министру иностранных дел Фуад-эфенди, известному противнику России и стороннику Франции. Апартаменты министерства иностранных дел были пышно разукрашены, царского посла готовились принять торжественно, как вдруг узнали в последний момент, что Меншиков и визита Фуад-эфенди не сделает, и вообще иметь с ним дела не желает. Меншиков объявил об этом великому визирю вполне категорически. Самый визит к визирю был обставлен так: Меншиков известил турок, что он желает, чтобы великий визирь Мехмет-Али встретил его лично у подъезда. Мехмет-Али заявил, что не имеет права это делать. Тогда Меншиков 2 марта, на третий день после своего прибытия, явился к великому визирю в пальто и мягкой шляпе, подчеркивая, что не удостаивает надеть официальный костюм. После визита к великому визирю Меншиков прошел через зал, где его ждали специально назначенные чины, чтобы торжественно ввести в уже настежь открытые двери кабинета министра иностранных дел Фуад-эфенди. Меншиков, не останавливаясь и не обращая ни на кого внимания, вышел вон и уехал в посольство. Султан, подавленный жестоким беспокойством, устрашенный слухом о сосредоточении двух русских корпусов (5-го и 4-го) в Бессарабии, тотчас же уволил Фуад-эфенди и назначил министром иностранных дел Рифаат-пашу.

Как только телеграф и почта известили Европу об этих первых шагах Меншикова, всюду и среди противников, и среди державшихся пока нейтрально дипломатов заговорили о том, что восточный вопрос вступает в новый и очень острый фазис. Поведение Меншикова изображалось в Европе как сплошной ряд умышленных провокаций и запугиваний. Особенно много писали о том, что Меншиков сделал визит великому визирю в пальто, которое не потрудился снять; утверждали, что с султаном Абдул-Меджидом он вел себя умышленно дерзко.

В первые дни пребывания Меншикова в Константинополе английским поверенным в делах был полковник Роз. Вновь назначенный посол лорд Стрэтфорд-Рэдклиф явился в Константинополь уже после того, как Меншиков сделал свои первые шаги.

С этого момента уже не один, а два дипломата в Константинополе изо всех сил гнали к разрыву отношений и к войне между Россией и Турцией: князь Меншиков и лорд Стрэтфорд. Но делали они это по-разному: Меншиков совершенно открыто, лорд Стрэтфорд осторожно, исподволь, наперед намечая последовательные этапы затеянного предприятия. Еще до появления Стрэтфорда в столице Турции произошло огромной важности событие, очень облегчившее Стрэтфорду его дело: французский военный флот внезапно получил приказ отплыть из Тулона в турецкие воды.

Чтобы понять обстановку, в которой это произошло, нужно коснуться предварительно еще двух дипломатических шагов Меншикова, совершенных им после только что описанного первого «визита» князя к великому визирю.

Меншиков должен был ознакомить султана непосредственно с волей Николая. Явившись к султану, Меншиков прежде всего вручил ему письмо Николая, помеченное царем 24 января 1853 г. Письмо было вежливое, но содержало угрозу. Царь приглашал султана соблюдать «освященные веками права православной церкви» и поразмыслить над последствиями отказа князю Меншикову в требованиях, которые он представит. Вина возлагалась на «неопытных и зложелательных министров», которые скрыли от султана последствия отказа от уже данного турецким правительством фирмана. Другая мысль царского послания заключалась в том, что если какая-либо держава будет настаивать на неисполнении султаном его обещания и будет угрожать Турции, то «царь сделает еще более тесными» узы «союза», уже существующего между ним и султаном, — и это русско-турецкое соглашение положит конец «претензиям и домогательствам, не совместимым с независимостью» султана и «внутренним спокойствием» его империи.

Другими словами: султану предлагалось заключить союз с Россией, направленный непосредственно против Франции.

В полной логической связи с основными пунктами царского письма были и представленные Меншиковым две бумаги: 1) проект желательной царю конвенции с Турцией и 2) проект секретного соглашения на случай, если бы «какая-либо европейская держава» вздумала препятствовать султану выполнить свои обещания, данные царю. В этом случае Россия обязывалась прийти на помощь Турции морскими и сухопутными силами.