Немцов, Хакамада, Гайдар, Чубайс. Записки пресс-секретаря - Лилия Дубовая

– Ну, нет, значит нет, – подумала я. – Кто бы в этом сомневался, в вашем вечном нет. (Я еще помнила переговоры Немцова с Явлинским, когда тот, только получив должность вице-премьера, попытался пригласить Григория Алексеевича к себе в команду и получил от него это же самое «нет»). Мне, впрочем, и одного слова было достаточно, чтобы отдиктовать в ТАСС свое сообщение, поэтому не сильно я и переживала из-за неразговорчивости несостоявшегося вице-премьера или министра.

Следующая встреча оказалась куда более интересной. Я в обнимку с пальмой уже почти засыпала, как совсем неожиданно у лифта появился Борис Абрамович Березовский собственной персоной.

– Два слова для ИТАР-ТАСС, Борис Абрамович, – подскочила я к всесильному олигарху. – Можно узнать, о чем вы беседовали с господином Примаковым?

Березовский посмотрел на меня, видимо, вспомнил, где меня видел, и, судя по выражению лица, попытался воссоздать в памяти мое имя, но ему это не удалось.

– А вы почему здесь? – ответил БАБ мне вопросом на вопрос. – Немцов ведь уже не в правительстве.

– Ну, Борис Абрамович, – Немцовы приходят и уходят, а я остаюсь, – нагло сказала я. – И, все-таки, вы же не в правительство хотели – порулить? Я надеюсь.

Березовский вместо ответа распоясавшейся девице начал молча нервно нажимать на кнопку и оглядываться, как от меня сбежать. Но, увы, лестница была далеко. И тут, на мою беду, приехал лифт. Березовский в него не просто вошел а, я бы сказала, впрыгнул.

Я, не долго думая, подставила ногу, не давая двери лифта закрыться.

– Так да или нет, Борис Абрамович? Просили должность или не просили?

– Нет, – выдавил из себя неразговорчивый олигарх.

– И на этом спасибо, – сказала я и отпустила дверь.

После чего в ТАСС полетело новое сообщение. Наверное, я бы окончательно сжилась с этой пальмой и узнала бы еще много чего интересного, но тут появилась охрана, и меня под белые рученьки отправили в комнату для журналистов. Как выяснилось – не меня одну. Вскоре там сидел весь белодомовский пул – до единого человека. Оказалось, что Примаков был уверен, что все его сегодняшние встречи останутся тайной для страны, но неожиданно для себя обнаружил, что радио и телевидение активно информирует граждан о том, кто и зачем приходил к новому премьеру. Удивлению и возмущению Евгения Максимовича не было предела. Он потребовал отловить всех журналистов и поставить их на место. Что и было сделано.

Да, но тогда мы еще не знали, что в ближайшие дни нас – журналистскую вольницу, привыкшую к отзывчивости и открытости младореформаторов, ждет очень печальное будущее.

Нет, у нас не отобрали пропуска в Белый Дом. Но каждое утро нас стали собирать на первом этаже в холле и сопровождать в специально отведенную нам комнату, оснащенную телефонами и компьютерами. Периодически нам приносили три одинаковых бумажки, которые одновременно раздавали всем трем крупнейшим агентствам – и мы, как полные идиоты, на «три-четыре» дружно задиктовывали полученную от пресс-службы информацию. Ничего более печального мы и представить себе не могли. День за днем проходили в ожидании и в болтовне. Ситуацию скрашивали только перекуры на лестнице (тогда такое еще было возможно) и обожаемые всеми яблоки в слоеном тесте из белодомовского буфета. Так долго продолжаться не могло. День на четвертый, когда к яблокам в тесте присоединилась купленная в том же буфете бутылка коньяка, у нас созрел коварный план. А так как коньяк, как оказалось, просто удивительным образом настраивает на борьбу за свободу слова, коварный план быстро, не раздумывая, был приведен в жизнь. (Дело прошлое, но имена тех, кто принял участие в этой авантюре, на всякий случай называть не буду. Ведь многие еще в профессии. Впрочем, кто был – тот знает).

Мы сочинили текстик «из информированных источников», что Примаков отдал устное указание не общаться с журналистами и не давать им никакой информации о том, что происходит и как идет формирование нового правительства. Этот текстик мы под самое окончание рабочего дня отдиктовали в свои агентствам и благополучно разошлись по домам.

На следующий день день все газеты вышли под заголовками, каждый из которых с тем или иным уровнем таланта и профессионализма просто взывал к народу и, главное, к президенту Ельцину, о необходимости сохранить важнейшее завоевание последних лет, а именно – свободу слова и право граждан на получение информации и поставить на место зарвавшегося премьера.

Я тупо смотрела на передовицу в «Коммерсанте», а ребята слушали «Эхо Москвы», которое просто захлебывалось от возмущения. Только тут мы сообразили, что сделали. Но отступать было поздно. Мы, понимая, что просто так это не пройдет, договорились, что «источник» не раскрываем. Даже под пытками. И не раскрыли, как нас не пытали – всех вместе и по одиночке. Итог? Итог был. В конце дня нас выпустили из комнаты и разрешили работать. Хотя, конечно, работать в правительстве Примакова было совсем не так просто, как с младореформаторами. Недолюбливал Евгений Максимович прессу. Да и его вице-премьеры тоже. Но все-таки по бумажке из пресс-службы мы больше новости не диктовали.

И, кстати, не так уж мы и согрешили в конце концов. Значительно позже я узнала, что устные рекомендации не общаться с прессой все же были. А рассказал мне о этом источник, который я открою. Звали его Починок Александр Петрович.

Вот так мы спасли свободу слова в России. Но, как оказалось, ненадолго.

Баечки без названия

В холле перед думским кабинетом Немцова было на удивление пусто. Я только что переговорила с одним из молодых депутатов нашей фракции, который попросил подсказать, на что нужно обратить внимание, когда даешь короткие интервью на камеры для новостных программ. На мой взгляд, формула успеха в этом случае максимально проста: минимум слов при максимуме мыслей. То есть чем короче и точнее будет твой ответ, тем меньше вероятность, что из него вырежут самое важное.

Ничего серьезного по работе в ближайшее время у меня не предвиделось, поэтому я сидела на диванчике и размышляла, кого затащить с собой в буфет на чашечку кофе. И вдруг мимо меня на всех скоростях промчался Немцов. Сначала он проскочил вперед, но потом внезапно остановился, развернулся ко мне и спросил:

– У тебя пропуск с собой?

– Да. (На удивление, пропуск действительно оказался со мной, а не в дамской сумочке, лежащей в кабинете).

– Тогда побежали, – сказал шеф и, ничего не объяснив, полетел дальше.

Проклиная все на свете, а прежде всего, этого «длинного жирафа», который совершенно не понимает, что за ним очень тяжело поспевать даме на шпильках, рванула за шефом. Только одна мысль меня успокаивала. Я представляла, как сейчас мы добежим до машины, плюхнемся в нее, и уж тогда я выдохну. Но не тут-то было. Немцов промчался мимо думской стоянки, проигнорировав своего водителя Сережу Агеева и поспешил в сторону Тверской. Я хвостиком метнулась за ним. Мы перешли Тверскую по переходу и оказались возле гостиницы «Националь». Здесь Немцов притормозил и начал внимательно осматриваться. Я молча стояла рядом. И тут из одного из припаркованных автомобилей вышел и двинулся к нам навстречу, сам Владимир Александрович Гусинский. Он подошел к Немцову, с улыбкой пожал ему руку, скосил взгляд в мою сторону и сказал: