Тот, кто знает - Александра Маринина

Она не обиделась на этого маститого режиссера, потому что понимала: он прав. Ни один из ее самостоятельно написанных сценариев художественных фильмов не был одобрен и утвержден. Зато как гордилась она и как радовалась, когда ее приглашали в соавторы к признанным мастерам сюжета именно для того, чтобы она поработала с диалогами. Нет, никогда и никто не называл сценариста Воронову бездарной. И вот услышать такое от родной сестры…

– Почему ты решила, что моя карьера не складывается? – сдержанно спросила она, стараясь не выдать вспыхнувшую обиду.

– Но тебя же никто не знает! – Люся сказала это с терпением учителя, объясняющего элементарное правило арифметики. – Если бы ты была талантливой, то была бы известной. Это очевидно. Вот Эмиль Брагинский, который пишет сценарии для Рязанова, – он талантливый, и вся страна знает его имя.

– Помнится мне, ты с ума сходила по фильмам Марлена Хуциева, считала их гениальными, на «Июльский дождь» бегала по всем захудалым домам культуры, только бы еще раз посмотреть. Кстати, не ты одна такая, с тобой большинство населения согласится, и я тоже. А кто написал сценарии этих фильмов, ты знаешь? Уверена, что нет, – насмешливо поддела ее Наташа, которая никак не хотела верить в серьезность этого разговора, настолько бредовыми казались ей высказывания сестры. – А сценарии к фильмам Гайдая кто писал? Эти фильмы побили все мыслимые рекорды посещаемости кинотеатров у нас в стране. Имя режиссера все знают, а имя сценариста? Только узкий круг друзей и профессионалов. Что ты вообще знаешь о сценаристах, что с важным видом берешься судить о нашем таланте и нашем успехе?

Последние слова Наташа почти выкрикнула, насмешливость оказалась полностью раздавлена обидой на сестру, и не только за то, что она говорила сейчас, в этой комнате, а вообще за все, что она сделала в своей жизни. За то, что оттолкнула маленькую Наташу, не разрешив ей жить вместе с собой в одной комнате, за то, что не приехала повидаться с умирающим отцом и помочь матери и сестре ухаживать за ним, за то, что обижала родителей невниманием и грубостью. За то, что ее любил Марик.

– Истеричка, – презрительно бросила Люся. – Типичный синдром неудачницы. И не устраивай мне экзамен. Я хочу тебе помочь. Вот, возьми. – Она наклонилась и достала из стоящей у ног дорожной сумки несколько толстых папок.

– Что это?

– Рукописи. На их основе ты сможешь сделать настоящие сценарии. Любой режиссер ухватится за них обеими руками. Это будет потрясающее кино.

– Что за рукописи? – с подозрением спросила Наташа.

– Романы. Повести. Есть несколько рассказов. Прочтешь – увидишь.

– А кто автор?

– Естественно, я. Кто же еще?

– Ты?!

Наташа в изумлении уставилась на сестру, не веря услышанному.

– Ну я, я. – В голосе Люси проскользнули нотки усталого раздражения. – Что ты на меня уставилась?

– Просто я не знала, что ты пишешь… – пробормотала Наташа.

– Естественно, – надменно кивнула сестра. – Этого никто не знал.

– А почему ты это не публикуешь? – коварно спросила Наташа. – Получила бы гонорар, да и славу заодно.

Ей по роду работы приходилось немало общаться с писателями и драматургами, и она примерно представляла себе, по каким основаниям издательство может отклонить рукопись. Интересно, что ей скажет Люся, чтобы не уронить свое поистине королевское достоинство?

– Потому что если это будет опубликовано, то любой сможет написать на основе моих произведений сценарий. Ты, как всегда, все проспишь, найдутся другие, более умные, которые поймут, что это – золотая жила, и вся слава достанется им. Я хочу помочь тебе, моей сестре, а не кому-то неизвестному.

– Но ты кому-нибудь это показывала? Кто-нибудь из специалистов читал твои рукописи?

– Естественно, нет.

В глазах сестры промелькнуло и сразу же исчезло выражение затравленности.

– Почему? – продолжала допытываться Наташа.

– Потому что не хотела, чтобы это публиковали. Ну как ты не понимаешь таких простых вещей? Я хотела сохранить это для тебя.

Все ясно, подумала Наташа. Люся показывала свои рукописи в каких-то издательствах, наверное, по почте посылала, ей отказали, и теперь она считает, что редакторы – полные невежды, не сумели разглядеть в ее творениях ту самую золотую жилу, зерна гениальности и признаки грядущей славы. Впрочем, редакторы и в самом деле частенько руководствуются конъюнктурными соображениями, а вовсе не художественной ценностью произведения, и книгу о генсеке принимают и публикуют на ура, а по-настоящему хороший роман о любви или детектив отклоняют, потому что такая литература не призывает бороться за строительство светлого будущего. Как знать, может быть, и вправду у Люси талант. Может быть, она написала хорошие романы и повести. В конце концов, должно же в Люсе быть хоть что-то, за что ее так любил Марик. Скрытый дар, невидимый огонь, неслышимая обычным ухом музыка…

Из задумчивости ее вывел голос сестры – оказывается, Люся продолжала что-то говорить, а Наташа ее совсем не слышит.

– …половину гонорара отдашь мне. И чтобы в титрах было указано, что фильм снят по моему роману, больше я ни на что не претендую.

– Ты сильно рискуешь, – рассеянно произнесла Наташа, продолжая думать о Марике. Она так и не смогла изжить в себе привычку думать о нем каждый раз, когда по тем или иным причинам вспоминала свою первую любовь.

– Почему? Чем я рискую?

– Я могу написать плохой сценарий, даже очень плохой, я же бездарная, как ты сама говоришь. И его не примут, и никто не будет снимать по нему фильм. Или возьмутся, снимут – а он провалится. Разгромные рецензии, в лучшем случае – прокат вторым экраном, в худшем – ленту положат на полку, и зрители никогда ее не увидят. Не боишься? Может, лучше предложить твои произведения более талантливому сценаристу? А лучше – прямо сразу режиссеру с мировым именем, тогда уж точно провала не будет. Бондарчуку, например, или Герасимову. Или твоему любимому Хуциеву. А?

Люся, казалось, не заметила явной издевки. Она молча смотрела в окно, наблюдая за облаками. Потом соизволила обернуться и перевести взгляд на сестру.

– Я хотела тебе помочь. Но если ты настолько бездарна, что можешь даже по хорошей книге написать плохой сценарий, то тогда действительно лучше не рисковать. Покажи мои работы, кому сочтешь нужным.

– То есть против кандидатуры Хуциева или Герасимова ты не возражаешь?

Наташу начал откровенно забавлять этот разговор, даже обида на Люсю отодвинулась на второй план. И откуда у нее такое безоглядное самомнение? Откуда эта уверенность в том, что она – совершенство и все, что она делает, не имеет недостатков? Однако в последней реплике Люся все-таки уловила сарказм, и он ей почему-то не понравился.

– Ты что, смеешься? Шутишь? – прищурив глаза, спросила она.

– А как ты думаешь?

– Знаешь, дорогая, твое чувство юмора всегда было тупым, а уж проявлять его в такое время по меньшей мере неуместно.

– В какое «такое» время?

– Папа только что умер. Как ты можешь шутить?

– Знаешь, дорогая, – невольно передразнила сестру Наташа, – папа умер не только что, а шесть дней назад. Если ты забыла, то хочу тебе напомнить, что умирал он почти год, и врачи ничего от нас не скрывали, так что мы с мамой не питали никаких иллюзий. Мы давно приготовились к тому, что его скоро не будет с нами. Так что я, в отличие от тебя, дорогая, его смерть уже много месяцев назад пережила, когда только узнала, какой ему поставили диагноз.

– Ты что, упрекаешь меня в том, что я не бросила свою семью и не примчалась сюда ухаживать за папой?

– Ну что ты, нет, конечно, – мягко сказала Наташа.

– У меня маленький ребенок…

– У меня тоже, даже двое. И при этом муж живет в другом городе.

– Но тебе мама помогает, и потом, ты живешь в коммунальной квартире, тебе всегда есть на кого оставить детей. А у меня муж – инвалид второй группы, он мне не помощник, я все сама, все сама!

– Люся, давай не будем заниматься подсчетами и выяснять, у кого из нас двоих жизнь легче. Когда ты выходила замуж за инвалида второй группы и в сорок один год рожала первого ребенка, ты знала, на что идешь. Ты сама сделала свой выбор, насильно тебя никто не тянул.

– А ты стала злой, – неодобрительно заметила Люся. – Злой и недоброжелательной. Откуда в тебе это?

– Я стала взрослой. Просто ты слишком давно меня не видела. Я не могла всю жизнь оставаться маленькой девочкой, восхищенно заглядывающей тебе в глаза.

– Вероятно, теперь ты рассчитываешь, что сможешь смотреть на меня сверху вниз? – с прежним высокомерием спросила Люся.

– Что ты, дорогая, так далеко даже моя фантазия не заходит.

– Послушай, почему ты меня так не любишь?

Наташа вздрогнула и недоверчиво посмотрела на сестру. Неужели в ее голове могла зародиться мысль о том, что ее кто-то не любит? Невероятно! И это с ее-то самооценкой!