Детектив и политика 1991 №3(13) - Дик Фрэнсис

Я сел за стол, и она промыла мне спину дезинфицирующим раствором, высушила, потом пропитала пластырь касторовым маслом со специальными добавками. Ее движения были точными, быстрыми, легкими.

— К счастью, грязь почти смылась в ванне, — заметила она, подрезая ножницами лишний пластырь. — Какая у тебя прекрасная мускулатура. Ты, наверно, очень сильный… Я не знала.

— В данный момент я чувствую себя будто желе, — вздохнул я. — Слабым и беспомощным. — Вдобавок боль не утихла и после ванны и страшно саднило спину, но не стоило ей говорить об этом. Она ушла в комнату, открыла комод и вернулась с еще одной кофтой. На этот раз бледно-зеленой, подходящий цвет к моему состоянию, подумал я.

— Я куплю тебе новые, — сказал я, натягивая кофту. Не беспокойся. Я их обе терпеть не могу. Спасибо, — вздохнул я, и она засмеялась.

Я накинул куртку и протянул руки. Джоанна медленно развязала пропитанные кровью повязки. Они все еще прилипали к коже, несмотря на горячую воду, и то, что оказалось под повязкой, при дневном свете вызывало даже большую тревогу, чем вчера.

— Тут я ничего не могу сделать, — сказала Джоанна, — тебе надо пойти к доктору.

— Вечером. А пока перевяжи их.

— Раны слишком глубокие, в них легко может попасть инфекция. Роб, ты не можешь в таком состоянии участвовать в скачках, Роб, пойми, ты действительно не можешь.

— Могу, — не согласился я. — Пока мы их продезинфицируем, а потом ты перевяжешь. Аккуратно и незаметно, чтоб никто не увидел.

— Но разве тебе не больно?

Я не ответил.

— Да, — вздохнула она. — Глупый вопрос. — Она налила в большую миску теплой воды, растворила в ней порошок детола, так что вода стала как молоко, и я на десять минут опустил руки в миску.

— Все бациллы уби. ты, — сказал я. — А теперь… аккуратно и незаметно.

Она закрепила концы бинта маленькими золотыми булавками, и они выглядели узкой полоской, так что под жокейской формой их не будет видно.

— Великолепно, — похвалил я, надевая куртку, и бинты скрылись под ее рукавами. — Благодарю вас, Флоренс[4].

— А для тебя еще и мисс Найтингейл, — согласилась она и состроила рожицу. — Когда ты пойдешь в полицию?

— Я же говорил, что не пойду.

— Но почему? — удивилась она. — Почему? Ты можешь подать на него в суд за нанесение тяжких телесных повреждений или как это называется на юридическом языке.

— Я предпочитаю сам вести свою борьбу… и потом, мне невыносима мысль, что я буду рассказывать полиции о том, что случилось прошлой ночью; меня будут осматривать их врачи, фотографировать, потом придется стоять в суде, если до этого дойдет, и отвечать на вопросы перед публикой, и вся эта мерзость будет расписана в газетах с душещипательными подробностями. Я просто не вынесу…

— О-о-о, — медленно протянула она, — согласна, неприятные процедуры, если смотреть с твоей точки зрения. Вероятно, ты испытываешь унижение, вспоминая… Правда?

— Как ни противно, но ты права, — неохотно согласился я. — И пусть мои унижения останутся при мне, если ты не возражаешь.

— Мужчины — забавные существа, — засмеялась она. — Странно, что ты так воспринимаешь вчерашний вечер.

Недостаток горячей ванны в том, что все прекрасные ощущения со временем проходят, ее эффект длится недолго, закрепить хорошее состояние можно только упражнениями. А против упражнений все мои мышцы протестовали, хотя потом наступило бы облегчение. Пока Джоанна приготовила нам яичницу, я сделал в полсилы несколько перекрестных движений руками. Потом мы позавтракали, я побрился и решительно пошел делать упражнения, потому что, если я не сяду на спину Темплейту в относительно сносном состоянии, у него нет шанса выиграть. Никому не станет лучше, если я свалюсь после первого же препятствия.

Проработав час, я все еще не мог сделать руками полный круг, но мог поднять их над головой и не кричать от боли.

Джоанна убрала и вымыла квартиру, и после десяти часов, когда я сделал Передышку, она спросила:

— Ты собираешься продолжать эти изящные па, пока не уедешь в Аскот?

— Да.

— Хорошо. У меня есть предложение: почему бы вместо упражнений нам не покататься на катке?

— Опять лед. — Я вздрогнул.

— А я думала, что ты сразу же вскакиваешь после падения, разве нет?

Она права, подумал я.

— Твой гений расцветает, дорогая Джоанна, — воскликнул я.

— Хотя… может быть… Я все же думаю, что тебе лучше было бы оставаться в постели.

Когда Джоанна была готова, мы пошли на квартиру родителей, где я взял из гардероба отца рубашку, галстук и коньки, единственное его увлечение помимо музыки. Потом мы зашли в банк: ночное путешествие на такси почти полностью опустошило ее карман, и мне самому нужны были деньги, я хотел вернуть ей долг. А напоследок мы купили в магазине пару коричневых кожаных перчаток на шелковой подкладке, и я сразу же их надел. И наконец мы добрались до катка в Куинсуэй, где мы оба состояли членами клуба с тех пор, когда только учились стоять на коньках.

Джоанна была права: окаменевшие мускулы расправились, и я мог двигать относительно легко и головой, и руками. Сама Джоанна скользила по льду с раскрасневшимися щеками и ослепительно сияющими глазами. Она выглядела совсем юной и полной жизни.

Время бала для Золушки истекло, и в двенадцать часов мы ушли с катка.

— Все в порядке? — улыбаясь, спросила она.

— Потрясающе! — воскликнул я, пюбуясь умным, интеллигентным лицом, смотревшим на меня.

Она не поняла, относились ли мои слова к ней или к катанию, хотя я имел в виду и то и другое.

— Я хотела сказать… по-прежнему больно или прошло?

— Прошло.

— Лгунишка, но все же ты не такой серый, как был.

Она уже сказала, что не поедет в Аскот, но будет смотреть скачки по телевидению.

— Уверена, что ты выиграешь.

— Можно мне потом вернуться к тебе? — спросил я.

— Почему же нет, конечно… да, да. — Джоанна будто даже удивилась моему вопросу.

— Прекрасно. Тогда до свидания.

— Удачи тебе, Роб, — очень серьезно сказала она.

14

Водитель третьего проезжавшего мимо такси согласился отвезти меня в Аскот. Он очень умело и быстро вел машину, и мне удалось сохранить тепло и эластичность рук, делая небольшие упражнения, будто я играл на воображаемом пианино. Если бы водитель увидел меня в зеркале, он бы подумал, что я страдаю неприятной формой болезни "пляска Святого Витта".

Когда я расплачивался с ним в воротах, водитель решил, что, поскольку машина его собственная, он, пожалуй, останется посмотреть скачки, и я договорился, что он отвезет меня назад в Лондон в конце дня.

— На кого бы поставить? — бормотал он,