СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

— Геологическое и горнопроходческое оборудование, эпидемиологические лаборатории, госпитальное оборудование, линия по производству батарей, аккумуляторов, процессоров, линий по пошиву одежды? Да забудут они хоть маленькую деталь – и им заменить все это будет нечем. Либо сразу вымрут, либо после того, как из-за какой-нибудь ерунды выйдет их строя оборудование и они вымрут чуть позже. Помощь-то с Земли не прилетит.

— Да, и еще добавь сюда то, что нормальные специалисты: инженеры, ученые, организаторы, да даже просто толковые рабочие – абы куда не полетят, семьей рисковать, то получается, что и человеческий материал они набирали, мягко говоря, не первосортный. А ведь, как говорил товарищ Сталин, кадры решают всё. И как бы все это выжило? — с усмешкой добавил Аскет.

— Никак. Повымирали бы все – и дело с концом. Или быстро деградировали до уровня средневековья. Кстати, Аскет, а ты помнишь этот дурацкий киберпанк?

— Помню, Орел. — Улыбка Аскета стала еще шире. Хотя тут как посмотреть. Мы с тобой – почти что его воплощения. Усиленные кибернетикой тела, прямое подсоединение к сети. Вот только весь этот бред с высокими технологиями и дешевой жизнью так и остался в воспаленном воображении фантастов. У нас, в Советском Союзе, о людях заботятся, и жизнь с кучей плохо работающего железа в голове, в грязном многомиллионном муравейнике – это теперь просто непредставимо.

А сильно свободный западный мир – так он просто боится высоких технологий в применении к человеку. Как черт ладана. Они скорее ограничат свое развитие, чем генетически или кибернетически модифицируют человека. Хорошую они себе идеологию выбрали, нам, в Смысле Союзу, теперь благодаря их глупости меньше денег надо тратить на содержание армии и космофлота.

— Ну, да – заржал Орел. А то, что они теперь немножко вымирают – так это только в плюс. Потому что все по их идеологии либерализма и свободного рынка. Как думаешь, они еще хоть лете 50 протянут?

— Может быть. А может и нет. Мне все равно. Не будет идиотов – да и черт с ними. Все равно нам от никакой пользы, кроме вреда, никогда не было. — Аскет не то, чтобы был бессердечным, но Запад он немного не любил. Совсем чуть-чуть. До зубовного скрежета.

— Знаешь, а ведь по меркам века двадцатого, нас бы с тобой фашистами назвали. — немного задумчиво сказал Орел, освобождая для разговора еще пару процентов вычислительным мощностей. Сказали бы, что там тоже хорошие люди есть. Что нельзя так к чужой беде относится. Что они невиноваты это у них строй такой.

— Да… — протянул Аскет, помню я это, старина, отлично, мы же ровесники. Помню, как богато у нас в головах насрано было. Ваш враг – это не ваш враг, он просто вас не понимает и поэтому пытается вас убить, но если договариваться, то можно найти консенсус он тоже личность, а каждая личность бесценна и неповторима… Слава всем богам, что во втором Союзе такой ерунды не было, а то бы кончился также, как и первый. Как можно было не понимать, что нельзя быть терпимым к безответственности, подлости, мерзости… Понимаю, но не принимаю.

— Секунду, — Орлов посмотрел на показатели на соседнем дисплее. Ага, вот, подключился четвертый оператор. У меня теперь нагрузка снизилась, можно подумать над этим всем тщательнее. Вот ты как думаешь, если бы все это мы тогда из голов не повыбрасывали, открывала бы наша команда сегодня грузовой портал на Венеру? Было бы у нас в планах через 10 лет окончательно оживить Марс?

— Смеешься? — Лицо Аскета не изменилось, но в глазах проступило удивление. Как там Булгаков говорил – разруха, она в головах. Не навели бы мы тогда порядок в головах, не было бы у нас будущего, а был бы кровавый хаос, киберпанк и фаллоут вместе взятые.

— С трудом понимаю, как мы тогда выкарабкались, — задумчиво протянул Орлов. — Ведь мы уже даже не на крою пропасти стояли – уже в воздухе каким-то чудом висели. Да, работали по 16–18 часов в сутки, да, во всем себя ограничивали, да, были жертвы и рискованные эксперименты, да, были драконовские законы, написанные кровью, да, чуть не впервые в своей истории Россия, тогда еще даже не Советский Союз, лгала, стравливала врагов, устраивала диверсии, вела агрессивную и жесткую, даже жестокую политику… Но оно того стоило. Без крови – без жертв, нам бы даже было не стать тем, чем сейчас является США.

— Слушай, Аскет – продолжил Орлов, а ты бы хотел бы остаться человеком. Я имею в виду отделить разум от постоянного слияния с суперкомпьютером и стать простым человеком, которых большинство в союзе. Да, с улучшениями, да, с кибернетикой, но с одним слабым сверхинтеллектом, с парой потоков сознания?

— Нет, Орел, не хотел бы… — покачал головой Антон Петрович. Не хотел бы, потому так – я гораздо более полезен для страны, для своих детей и внуков. Думаю, у тебя тоже самое. После того как привыкаешь быть богом-трудягой, эдаким античным Гефестом, сложно снова стать таким же простым и видеть мир через призму эмоций, таким, каким ты его себе придумал. У тебя, наверное, тоже самое?

— Да, — кивнул Орел. — У меня тоже самое. Недавно ко мне внучка подходила, спрашивала, как можно работать по 9-11 часов в сутки 6 дней в неделю, да еще и «на таких тяжелых и утомительных работах» – со смехом процитировал Олег Алексеевич.

— Ну и что ты ей сказал? — заинтересованно спросил Нагний.

— Сказал, что я уже привычный, и посоветовал почитать «Понедельник начинается в субботу» Стругацких. Пошла читать… А ведь 60 лет назад, в начале нулевых, такое расценили бы как издевательство и попросили не троллить.

— Ну, Орел, не сравнивай девушек с которыми ты общался, с нынешней молодежью. Те, к счастью, остались в прошлом.

— К счастью. Слушай, у меня через пять минут открытие портала, хочешь я тебе переключу трансляцию?

— Давай.

— Включаю, пошел сигнал.

На огромном новом трехмерном мониторе показалась выжженная, пустынная земля Венеры. Из раскрывавшегося, подобно бутону строения, состоявшего из множества автономных модулей, управляемых программами либо через межпланетную связь, появились очертания огромных ворот в виде щестигранника, вот заработали порталы. И на землю Венеры через портал поехали первые базостроительные модули (а не спускаемые с орбиты малотонные убожества, пригодные только для сборки порталов), отъезжавшие стороны и сразу разбиравшиеся в жилые комплексы, лаборатории, комплексы связи.

Над Венерой, как и над Марсом когда-то, взвился Красный флаг с серпом и молотом.

Дека Дмитрий

504: Николай Иванович и Будущее

Сам момент приземления был едва различим. Свободный полет небольшого пассажирского самолета легко и неуловимо перешел в скольжение по взлетно-посадочной полосе. Это была работа антигравитационных установок, которые с земли контролировали посадку. Николай Иванович выглянул в иллюминатор и невольно придвинулся ближе к стеклу – там, за зеленой травой разделительной зоны, в той части аэропорта, что отводилась под космос, он увидел ракеты.

При подлете, с воздуха они не выглядели чем-то особенным, но теперь, когда шасси самолета коснулись земли, вид их по-настоящему впечатлял. Николай Иванович, затаив дыхание, проезжал мимо величественных исполинов. Гладкие белые тела бликовали на солнце, устремленные ввысь носы, казалось, пронзают само небо и рвутся дальше, к звездам. Это были уже не те ракеты, что помнил Николай Иванович по своей юности. Эти были многоразовыми, дальнего радиуса действия. Строгие, стройные, с плавными обводами. Фюзеляж незаметно переходил в короткие крылья, которые тянулись по всей длине, расширяясь к корме и сливаясь с носом у самого кончика. Углы крыльев были элегантно загнуты – создавалось впечатление, будто бы сами гиганты вырезаны из цельного листа чистой белой бумаги…

А самолет, между тем, вырвался из невидимых лап страховочных антигравов и покатился по рулежной дорожке.

В здании аэропорта было людно и по-особому шумно. Под высокими сводами эхом гуляли объявления, на огромных экранах, торопясь, сменялись направления и рейсы. Под одним из таких экранов и стоял сын Николая Ивановича – Антон.

— Здорово, па! — заулыбался он.

— Здорово, здорово, — они обнялись.

— Ну, как долетел?

— Да нормально, без приключений.

Машина, ведомая автоматикой, неслась по гладкой дороге, Антон с Николаем Ивановичем тепло разговаривали о чем-то. Наверное, о том, о чем обычно могут говорить сын с отцом сразу после долгожданной встречи.

За окнами, во всем своем великолепии, стоял июнь. Он шумел молодыми кронами, раскинул повсюду изумрудные ковры зелени, он цвел, пестрел и благоухал. Каждая травинка, каждый лепесток полны были солнечным светом, и все равно они так неистово, так вдохновенно тянулись к нему, как на это способна лишь молодость, неповторимая в своей красоте. Мелькали скверики и аллеи, залитые солнцем широкие тротуары и яркие клумбы. Который уже июнь на памяти Николая Ивановича, а он все никак не мог насмотреться…