Князь Николай Борисович Юсупов. Вельможа, дипломат, коллекционер - Алексей Буторов

Завистники нашлись у Петра Федоровича и в России, все из тех же бездарных иностранцев. Они стремились уверить Николая Борисовича, что он де пригласил из Италии за громадные деньги неизвестно кого, что этот человек только и может нести вздор… После первого же спектакля, оформленного Гонзага, язычки пришлось прикусить.

Четыре года спустя, в 1796 году, контракт возобновляется. Гонзага платят громадную сумму годового жалованья в десять тысяч пятьсот рублей. На нем лежит контроль за всей художественной жизнью театра.

В России художник нашел не только вторую родину. Здесь в 1794 году появился на свет его единственный и любимый сын — Паоло, звавшийся просто Павлом Петровичем. Он окончил Императорскую Академию Художеств и продолжил дело отца — стал театральным декоратором. Знатоки, правда, считали его живопись несколько суховатой, не в пример романтической легкости творений отца. В 1841 году Паоло вышел на пенсию, а его вдова Генриетта, рожденная Вагнер, стала получать пенсию за мужа с 1878 года, т. е. после смерти Павла Петровича. «Искусство здравого смысла» — основный критерий творчества Гонзага. «Кистью и разумом» художника восхищались его русские современники. К Николаю Борисовичу Юсупову обращался художник в своей главной книге «Сообщение моему начальнику или надлежащее разъяснение театрального декоратора Пьетро Готтардо Гонзага о сущности его профессии». Не с начальником-чиновником, но с умным и понимающим другом говорил художник на страницах своего программного сочинения. Увы, тираж издания едва ли превышал сто экземпляров. Книгу, принадлежавшую когда-то Николаю Борисовичу, троцкисты МОНО из библиотеки Архангельского изъяли — к чему она тут, лучше продать за границу..

В заключение несколько затянувшегося рассказа о театральной деятельности Николая Борисовича хочется привести еще одну любопытную деталь. Сам князь тоже выходил на сцену в качестве актера-любителя. Достоверно известно, что по возвращении из-за границы Юсупов принимал участие в домашних спектаклях при дворе наследника престола Павла Петровича, а также прославился как превосходный бальный танцор.

Незадолго до выхода в отставку, в 1801 году, Николай Борисович сделал большой, точнее — неоценимый, подарок русскому театру. На петербургскую сцену он пригласил знаменитого французского танцовщика и балетмейстера Шарля Дидло, чьи постановки составили золотой век русского романтического балета. Впрочем, как у нас водится, всем не угодишь.

Балеты долго я терпел,Но и Дидло мне надоел.

В жизни Юсупов также с блеском умел давать театральные представления. Особенно удавались ему исторические спектакли-шарады, столь модные в те времена. Разгадать их и ныне может далеко не каждый. Одной из таких шарад-загадок стал брак Николая Борисовича — благодеяние, которым по дружбе одарила князя императрица Екатерина Великая в 1794 году.

Ф. Сидо. «Портрет княгини Т. В. Юсуповой». Силуэт.

Глава 12

Как не потерять свободу. Были-небылицы о княжеском браке

Когда ж вы сердцем слабы сами,Равно любите женщин всех,И все им делайте в угоду,Но не теряйте лишь свободу.

В этих предостерегающих от соблазнов строках, обращенных к Николаю Борисовичу в пору его молодости знаменитым автором «Женитьбы Фигаро», главное слово — «свобода». Именно оно дает ключ к пониманию загадочного для современников, хотя и вполне законного брака князя.

Многолетняя добросовестная государственная служба Юсупова получила высокую оценку Императорского Двора. Многолетние личные симпатии царицы тоже немалого стоили. Императрица Екатерина постаралась не остаться в долгу перед князем. Она решила устроить семейное счастье Николая Борисовича. Ведь ему в начале 1790-х годов «стукнуло» сорок. Императрица искренне любила князя, а с нею, повторюсь, такое случалось нечасто. Екатерина справедливо считала, что Николаю Борисовичу давно пора жениться и обзавестись законным наследником состояния, титула и фамилии. Более того, царица захотела сделать давнего своего друга еще и родственником, пусть и неофициальным…

И. Б. Лампи-старший. «Портрет княгини Т. В. Юсуповой». 1795–1797 гг. ГТГ.

Не меньше князя Юсупова Екатерина любила племянниц светлейшего князя Потемкина-Таврического. Богатый дядюшка обожал их также сильно. По феодальным своим предрассудкам он счел нужным воспользоваться «правом первой ночи» с каждой из них и, как говорят злопыхатели, не только первой. Впрочем, какая девушка могла отказать лучшему мужчине века!

Младшей из племянниц Потемкина как раз и выпала, по мысли императрицы, роль любящей супруги князя. Юсупов не привык перечить царице, к тому же и невеста отличалась редкостным обаянием. Была она, правда, обременена двумя детьми от первого брака, но все обременения покрывало ее громадное состояние, доставшееся от вельможи-дядюшки. Собственный капитал новобрачной составлял 18 миллионов рублей (по другим сведениям — 19). Кроме того, Екатерина со своей стороны, в качестве родственницы и свахи, сочла нужным подарить «молодым» еще «немного» в виде приданого за невестой, а царица скареднностью, как известно, не отличалась. Она же сама убирала невесту к венцу — знак не столько монаршей милости, сколько чисто человеческой привязанности и приязни. Официальное бракосочетание состоялось в церкви Зимнего дворца. Затем «молодые» уехали на Фонтанку, во дворец князя, где прошли первые годы их не особенно счастливого брака.

Неизв. художник. «Портрет М. С. Потемкина». Миниатюра.

Татьяне Васильевне Энгельгардт вообще как-то мало везло в жизни. Первый муж ее — М. С. Потемкин рано умер странной и страшной смертью, оставив молодую вдову с двумя детьми. Во втором браке, с князем Юсуповым, у Татьяны Васильевны родилось двое детей, из которых один скончался младенцем — подействовало родовое Юсуповское проклятие.

Любопытно, что потомство ее детей от обоих браков в третьем поколении соединится — Николай Борисович Юсупов-младший, внук и полный тезка своего знаменитого дедушки, вступит в брак со своей сводной кузиной. В середине XIX столетия такое близкое родство супругов не поощрялось, и для венчания пришлось пойти на хитрость. К тому же муж и жена принадлежали к высшему свету Петербурга и пусть неофициально, но считались родственниками царского дома, за которыми особенно пристально следил император Николай I, родством подобного рода всегда «считавшийся», в отличие от своих потомков[154].