Изощренное убийство - Филлис Джеймс

Дэлглиш притормозил до скорости пешехода, чтобы не пропустить поместье Спригс. Ему не хотелось обращаться за помощью к кому бы то ни было.

Дэлглиш нашел его довольно быстро. Дом располагался на небольшом отдалении от дороги и скрывался за шестифутовой буковой изгородью, которая золотилась в лучах заходящего солнца. Судя по всему, к дому не было подъезда, и Дэлглиш аккуратно припарковал свой «купер-бристоль» на граничившей с участком лужайке, прежде чем пройти через белые ворота в сад. Теперь ему открылся весь дом, беспорядочно построенный, низенький и с соломенной крышей, всем своим видом олицетворявший простоту и комфорт. Когда он повернулся, заперев за собой ворота на засов, из-за угла дома вышла женщина и направилась по дорожке встретить его. Она была очень маленького роста. Почему-то это удивило Дэлглиша. Его воображение рисовало образ полной, туго затянутой в корсет жены полковника, которая снизошла до встречи с ним, но только в удобное ей время и в удобном месте. Реальность оказалась куда менее устрашающей и куда более интересной. Было что-то величественное и в то же время жалкое в том, как она шла по дорожке по направлению к нему. Женщина была в плотной юбке, твидовом пиджаке и без шляпы, ее густые седые волосы трепетали в порывах вечернего ветерка. Руки у нее скрывали садовые перчатки, огромные до нелепости, на их фоне совок, который она несла, казался просто детской игрушкой. Когда они сошлись, она сняла правую перчатку и протянула Дэлглишу руку, устремив на него обеспокоенный взгляд, который вдруг почти незаметно просветлел, и в глазах ее отразилось облегчение. Но когда женщина заговорила, ее голос прозвучал неожиданно строго:

– Добрый день. Должно быть, вы суперинтендант Дэлглиш. Меня зовут Луиза Фентон. Вы приехали на машине? Мне показалось, я слышала шум мотора.

Дэлглиш объяснил, где оставил свой автомобиль, и выразил надежду, что он никому не помешает.

– О нет! Вовсе нет. Какой неприятный вид транспорта. Вы легко могли бы добраться на поезде до Мардена, и я отправила бы за вами двуколку. У нас нет машины. Мы оба страшно не любим автомобили. Сочувствую, что вам пришлось сидеть в ней всю дорогу от Лондона.

– Так было быстрее всего, – сказал Дэлглиш, раздумывая, не стоит ли извиниться за то, что он живет в двадцатом веке. – А я хотел встретиться с вами как можно скорее.

Он старался не выдать нетерпения, но увидел, как напряглись ее плечи.

– Да. Да, конечно. Вы не желаете осмотреть сад, прежде чем мы войдем в дом? Уже темнеет, но мы еще можем успеть.

Видимо, она ожидала проявления интереса к своему саду, поэтому Дэлглиш уступил. Легкий восточный ветер, становившийся все сильнее по мере того, как день подходил к концу, неприятно покалывал шею и лодыжки. Но он никогда не торопился, когда дело касалось допросов. Этот обещал стать тяжелым для миссис Фентон, и она имела право на то, чтобы не спешить. Дэлглиш удивлялся, что сам жаждет скорее услышать ее рассказ, хотя и скрывал это. Последние два дня его терзало смутное предчувствие надвигающейся беды и неудачи, и это беспокоило его еще больше, ибо было нелогично. Дело только начали расследовать. Интуиция подсказывала, что они движутся в верном направлении. Даже в этот самый момент Дэлглиш находился лишь в одном шаге от того, чтобы наконец выяснить, каков был мотив убийцы, а мотив, как он знал, имеет ключевое значение в деле. Он еще ни разу не терпел неудачу, работая в Скотленд-Ярде, и это дело, с ограниченным числом подозреваемых и пусть даже тщательно спланированное, вряд ли имело шанс стать его первым провалом. И все же он не мог избавиться от беспокойства, мучимый беспричинным страхом, что у него остается слишком мало времени. Возможно, во всем следовало винить осень. Возможно, он просто устал. Дэлглиш поднял воротник пальто и приготовился изобразить заинтересованность.

Они прошли через ворота из кованого железа сбоку от дома и попали в главный сад. Миссис Фентон говорила:

– Я очень люблю это место, но садовник из меня плохой. У меня ничего не растет. Это у моего мужа, что называется, легкая рука. Он сейчас в больнице Мейдстоуна на операции по удалению грыжи. К счастью, она прошла весьма успешно. А вы занимаетесь садоводством, суперинтендант?

Дэлглиш объяснил, что живет в квартире над Темзой в Сити и что недавно продал дом в Эссексе.

– Честно говоря, я почти ничего не знаю о садоводстве, – признался он.

– Тогда вам должен понравиться наш сад, – заметила миссис Фентон с мягкой, пусть и нелогичной настойчивостью.

Там и на самом деле было на что посмотреть, даже в тускнеющем свете осеннего дня, который клонился к концу. Полковник дал волю фантазии, вероятно, воздав себе за необходимость почти всю жизнь подчиняться суровому распорядку и исполнив заветное желание окружить себя неуемным буйством красок. Небольшая лужайка раскинулась вокруг убранного причудливым бортиком пруда с рыбками. Там был и ряд решетчатых арок, ведущих от одного тщательно ухоженного участка земли к другому. Там был и розовый сад с солнечными часами, где несколько последних цветков все еще светились, как белые огоньки, на безлистых стеблях. Там были живые изгороди из бука, тиса и боярышника, которые, как золотые и зеленые занавесы, оттеняли еще сохранившиеся хризантемы. В дальнем углу сада протекал маленький ручеек, над которым через каждые десять ярдов нависали деревянные мостики, свидетельствующие скорее о трудолюбии полковника, чем о его хорошем вкусе. Хозяин сада был человеком увлекающимся – успешно справившись с возведением одного мостика через ручей, полковник не смог устоять перед соблазном построить все остальные. Дэлглиш и мисс Фентон постояли на одном из мостиков. Суперинтендант разглядел инициалы полковника, вырезанные на деревянных перилах. У них под ногами маленький ручек, уже полузадушенный первыми упавшими листьями, пел свою грустную песню. Вдруг миссис Фентон сказала:

– Значит, кто-то убил ее. Знаю, я должна испытывать к ней сочувствие, что бы она ни делала. Но я не могу. По крайней мере пока. Мне следовало догадаться, что Мэттью не мог быть единственной жертвой. Такие люди не останавливаются на одной жертве, ведь правда? Полагаю, кто-то просто не выдержал и избрал такой путь разрешения ситуации. Страшное злодеяние, но я могу это понять. Я читала о случившемся в газетах, понимаете, прежде чем позвонил главный врач. Можете представить, суперинтендант, что в какой-то момент я даже порадовалась? Ужасно, что я такое говорю, но я действительно радовалась ее смерти. Я подумала, что теперь Мэттью может больше не беспокоиться. Дэлглиш мягко сказал:

– Мы не думаем, что вашего мужа шантажировала мисс Болем. Возможно, это была и она, но скорее всего нет. Мы считаем, ее убили, поскольку она выяснила, что происходит, и собиралась положить этому конец. Вот почему для меня так важно поговорить с вами.

Костяшки пальцев миссис Фентон побелели. Рука, которой она держалась за перила, задрожала. Она сказала:

– Боюсь, я вела себя очень глупо. Я не должна больше отнимать у вас время. Становится холодно, не так ли? Пойдемте в дом!

Они повернули по направлению к дому, и ни один из них не произнес не слова. Дэлглиш замедлил широкий шаг, подстроившись под медленную поступь хрупкой пожилой женщины подле него. Он взволнованно посмотрел на нее. Миссис Фентон была бледна, как полотно, и ему показалось, она беззвучно что-то говорит. Но он продолжал двигаться вперед. Она скоро придет в себя. Он убеждал себя, что не должен торопить события. Через полчаса, возможно, даже быстрее, у него в руках совершенно точно появится мотив, который станет катализатором для расследования, и можно будет быстро раскрыть преступление. Но он должен проявить терпение. И снова у Дэлглиша возникло неопределенное ощущение тревоги, будто даже в этот момент неизбежного триумфа в душе он твердо знал, что впереди его поджидает полный крах. Вокруг них сгущались сумерки. Где-то горел костер, распространяя вокруг едкий дым. Газон был как мокрая губка под его ногами.

Дом встретил их благословенным теплом и едва уловимым запахом домашнего хлеба. Миссис Фентон оставила Дэлглиша, чтобы заглянуть в комнату в дальнем конце коридора. Он догадался, что она попросила приготовить чай. Затем она провела его в гостиную к уютному камину, где горели деревянные поленья и пламя отбрасывало огромные тени на обитые ситцем стулья, и диван, и выцветший ковер. Хозяйка включила большой торшер у камина и задернула занавески на окнах, скрыв от глаз сумрак и печаль. Принесли чай; поднос поставила на низенький столик невозмутимая служанка в фартуке. Она была почти такая же старая, как миссис Фентон, и изо всех сил старалась не смотреть на Дэлглиша. Чай был хороший. С неким смущением, мешавшим Дэлглишу расположиться комфортно, он осознал, что к его приезду тут готовились заранее. На подносе лежали свежевыпеченные лепешки, два вида бутербродов, домашние пирожные и покрытый сахарной глазурью бисквит. Здесь было слишком много всего, такое чаепитие привело бы в восторг любого школьника. Создавалось впечатление, будто две женщины, столкнувшись с необходимостью принять незнакомого и, можно сказать, незваного гостя, решили облегчить себе задачу угодить ему, подав до неправдоподобия разнообразное угощение. Миссис Фентон, похоже, и сама удивилась, увидев такой ассортимент. Она передвигала чашки на подносе, как взволнованная неумелая хозяйка. И только когда Дэлглиш получил чай и бутерброд, она снова заговорила об убийстве: