Это несерьёзно (СИ) - Вечная Ольга

— Я люблю выплескивать в сексе агрессию, — поясняет Баженов. — Для меня быть агрессивным в сексе — один из сильных кинков.

— Тебе нравится быть грубым?

— Вербально. Не физически. Физически я не причиняю боль девушке, даже если она просит. Это не мое.

— Вербально… Ты имеешь в виду матерные слова?

— В том числе. Секс плюс мат — мой способ конструктивного выражения агрессии. Мы можем попробовать, если ты не против.

— Да, давай попробуем.

По его лицу проносится острое, жадное нетерпение, которое льстит и щекочет мою самооценку. Его вновь налитой член дергается, я робко беру его в руку, сжимаю. Демьян прикрывает глаза и выдыхает.

— У меня нет настроения, — говорит он, вновь взглянув на меня. — Это будет стоп-фраза, которая останавливает игру. Она не обидная, и ее можно произносить при других людях. Так можно дать понять друг другу, что начинается нарушение границ. Я бы хотел, чтобы ты использовала ее каждый раз, когда тебе не по себе.

— Ты ее использовал с другими девушками?

— Нет. Я ее придумал ночью для тебя. С прошлыми партнершами я использовал другие выражения.

— Какие?

— Хватит спрашивать. Возьми его в рот, я хочу тебя трахнуть, а потом пойти перекусить. — Его тон ударяет хлестко, выбивая дух.

Когда через пару вдохов я встаю на колени и склоняюсь к члену, прогнувшись в спине, Демьян звонко шлепает меня по ягодицам, заставляя в тысячный раз покраснеть от стыда. И, устыдившись, захотеть его с новой силой.

Глава 33

Если отношения — это духи, то какой аромат мой любимый? Чем бы я себя окружила, окутала, какой шлейф хотела бы оставлять? Я сушу волосы феном перед зеркалом в ванной и размышляю о глобальном.

В первую очередь я взяла бы нежность. Очень много нежности. Да, она бы стала основой всего. На фоне положительных эмоций я буквально расцветаю, рискую, импровизирую! Ежовые рукавицы и страх — не для таких крошек, как я.

К нежности бы добавила заботу, чуткость и бережливость. В получившийся ванильный коктейль запустила внутренних демонов — голодных, жадных до близости, питающихся стыдом. Чтобы ели они, чтобы жгли меня и возрождали вновь, когда провожу время с любимым человеком.

Закончив с прической и макияжем, улыбаюсь отражению. Я — обычная. Симпатичная, но по факту ничем не примечательная девушка, каких миллионы. Не из тех, кто выделяется в толпе, разбивает сердца, влюбляет харизмой. Это не низкая самооценка, у меня ведь есть глаза, и я могу сравнить свое отражение в зеркале с фотографиями действительно ярких девушек.

И тем не менее в моей жизни появились такие концентрированные духи, как Демьян Баженов. Наверное, дело не в идеальных чертах лица и тела. Возможно, люди выбирают партнеров по другим параметрам.

Выхожу в номер и вижу Демьяна лениво возлежащим на белоснежных простынях. На нем черные брюки и черная расстегнутая рубашка. Рядом — пепельница. Кубики пресса напрягаются, когда Демьян делает затяжку и выпускает дым через нос и рот. Его пресс и косые мышцы в последние дни особенно заметны: мы слишком мало едим и редко выбираемся из постели.

На секунду я замираю и просто смотрю, купаясь в счастье. Демоны просыпаются, щекочут под кожей нетерпением. Не стоит забывать, что я обычная и что столь яркий роман и безумный секс — не для таких зажатых простушек с веснушками на носу.

Мои идеальные духи были выпущены ограниченной серией в небольшом флаконе, но я не стану экономить. Баженов тем временем пошло присвистывает.

— Ух, какая девочка! — Он демонстративно оглядывает меня с головы до ног и эффектно стряхивает пепел в пепельницу. — Покрутись.

Слушаюсь. Его глаза выглядят уставшими, он работал с четырех утра практически без перерыва. Сейчас восемь вечера.

И все же они блестят, когда я совершаю оборот вокруг своей оси и улыбаюсь.

— Я готова. Но, если ты устал, можем заказать что-нибудь перекусить прямо в номер.

Демьян трет глаза.

— Я в норме, нам не помешает прогуляться. — Его взгляд воровато скользит по моим плечам, груди.

На мне платье-комбинация с высоким разрезом.

— Сними линзы, — прошу. — У тебя капилляры полопались. Тебе нужно отдохнуть.

— Я поменял их и закапал слезу. Всё норм.

— В очках ты тоже сексуален.

Он смеется, откидываясь на подушку.

— Что-то сомневаюсь. — Затягивается и выпускает дым. — В очках я похож на унылого ботана.

— Мне нравятся ботаны.

Присаживаюсь рядом на краешек матраса, касаюсь его живота, веду пальцами вверх-вниз, грея своим теплом и напитываясь — его. Никак не привыкну, что могу себе позволить трогать этого человека, когда вздумается.

Демьян вновь затягивается и выпускает дым. Я наклоняюсь и целую его в шею, млея от удовольствия. Он медленно, глубоко вздыхает. Касаюсь языком кожи — Баженов обнимает и притягивает ближе, как в лучшем кино.

Три дня отпуска пролетели молниеносно и были похожи на длинный сладкий сон. Впереди еще столько же.

Он докуривает, и мы выходим из номера. В лифте едем вдвоем, поэтому становится слегка неловко от прямого взгляда в упор. Будто Демьян что-то задумал.

Мы живем на девятом этаже, ехать долго. Он подходит ближе, касается моего бедра, ведет выше, забирается под платье. Я судорожно ищу глазами камеру и нахожу ее под потолком. Пульс ускоряется, я упираюсь ладонями в его грудь.

— Дём, Дёма, — шепчу. — Ты чего, тут камера же. Они всё видят.

— Хочу тебя потрогать, — сознается он.

Бросает взгляд в камеру, потом встает так, чтобы загородить меня. Ведет рукой еще выше в вырезе, задирая платье. Поглаживает мою ягодицу. Протискивается под тесемку белья, накручивает ее на палец.

Я застываю, как попавший в ловушку кролик. Дышать боюсь. Просто смотрю в его глаза, а он пялится в мои. Воздух электризуется, воображение выдергивает из памяти яркие картинки нашей близости. Подпихивает самое откровенное, заставляя устыдиться.

— Я хочу тебе кое-что показать, но боюсь, для тебя это будет слишком. Поэтому маюсь, — будто с трудом признается Демьян.

— Что-то случилось? — спрашиваю сипло.

Он все еще поглаживает мою ягодицу. В коридоре и лифте довольно прохладно, а его ладонь — горячая, он греет.

— Мы с тобой кое-что натворили, малышка. В ресторане напомни мне, ладно?

Киваю. В этот момент Демьян опускается на корточки, стягивая с меня стринги. Бросает взгляд снизу вверх, который бьет все рекорды по уровню эмоциональности.

— Что. Ты. Творишь?! — выпаливаю прерывисто, сквозь зубы.

Голова кругом, я переступаю, помогая себя раздеть.

От волнения, стыда и какого-то сладкого ужаса живот в тугой узел скручивает. Я поражена в самое сердце. Демьян засовывает мое белье в карман, когда поднимается.

В камеру больше не смотрю. Умереть легче. Мы выходим из лифта, я запахиваю полы пальто и прячу глаза: или в пол пялюсь, или на грудь Баженова. Пульс долбит. Кажется, весь персонал отеля: охрана, официанты, администраторы (да и гости тоже!) — дружно смотрел трансляцию и теперь таращится на меня.

Моя ладонь влажная, когда Демьян ее сжимает.

Садимся в такси, щеки все еще пылают, сердце продолжает заходиться.

— Я умру от стыда, — шепчу Баженову на ухо.

— Не сегодня, — отвечает. — Я соскучился по тебе за день. Хочу немного тебя разогреть.

— Я помню, как ты целовал, когда просыпался. В четыре утра.

— Разбудил? Блади хелл! Прости, я планировал это сделать аккуратно.

— Мне понравилось.

Пишу ему в телефоне и показываю экран:

«Только верни трусы».

Кривая улыбка украшает серьезное лицо.

— Потом.

— Что за детский сад? Прекрати, пожалуйста. Я тебя умоляю, Дёма. Мне… неловко.

Он достает их из кармана и накручивает на пальцы. Прямо при водителе! Подносит к губам, словно салфетку, чуть прикусывает. Разозлившись, отворачиваюсь к окну. Вряд ли водила понимает, что это за крошечный кусочек ткани, и бояться нечего, но я-то в курсе! И срываюсь на дрожь. Такие поступки и эмоции мне уже не по возрасту, но так сложилось, что я никогда не совершала ничего безумного, поэтому сейчас… просто не могу себе в них отказать.