Исповедь души - Лиза Джонс

Мне невыносимо не прикасаться к нему, не разговаривать с ним. Лифт останавливается, и я делаю шаг к Крису. В тот же миг голова его поднимается, глаза резко наталкиваются на мой взгляд. Лицо его – сплошь жесткие твердые линии и тени, и не видно никакой радуги. Мы все еще переживаем бурю. Что ж, ничего удивительного.

Я удерживаюсь от того, чтобы обнять его, беру руку и смотрю на чуть припухшие костяшки, потом опять на него.

– Давай я обработаю ссадину и наложу повязку. – Я задним ходом выхожу из лифта и мягко тяну его за собой, ободренная тем, что он не сопротивляется. Веду его в ванную, и он сразу же стаскивает с себя майку, вешает ее на край ванны и присаживается сам. Вид его дракона, перекатывающегося вместе с твердыми мускулами плеча и руки, творит что-то странное с моим желудком. Это часть его прошлого, которую я никогда не узнаю, если он не пойдет навстречу.

Я поднимаю глаза и вижу, что он наблюдает за мной. Эмоции сжимают горло.

– Где у тебя аптечка? – Я даже не знаю, где что в своем доме, хотя, возможно, это больше не мой дом. Почему же сейчас это кажется больнее, чем когда-либо раньше?

– Под раковиной. – Он заговорил впервые после туалета в баре, и звук его голоса – шелк – понемногу успокаивает мои растрепанные нервы.

Я отворачиваюсь от него, достаю аптечку и пытаюсь привести в порядок свои чувства. Откуда-то приходит ощущение, что я готова пожалеть, что так привязалась к Крису, но я прогоняю его прочь. Сожаления Криса хватит на нас обоих. Одному из нас надо постараться сохранить наши отношения. Сохранить то, что у нас есть.

Когда я вновь поворачиваюсь к Крису, он пересаживается на сиденье унитаза, чтобы дать мне сесть на край ванны. Чувствуя, что все еще слишком нервничаю, теперь я избегаю встречаться с ним глазами. Я сажусь и хлопаю себя по ноге, указывая, чтобы положил на нее свою руку. Он не колеблется. Пальцы его распластываются у меня на бедре, ладонь ложится посредине, и я сразу же, мгновенно и до боли, ощущаю прикосновение всем своим телом.

Я разглядываю ссадину на его костяшках, окруженную быстро образующимися синяками. Невозможно сказать, насколько серьезно повреждение, пока не будет сделан рентген, от которого, я уверена, он откажется.

– Я не знаю, как любить тебя и не защищать, – говорит он, и я поднимаю глаза на это его тихое признание. – И не знаю, как защищать тебя и не подавлять. Я буду постоянно нервничать и бояться. Я буду постоянно думать… слишком много.

– Никто не знает, что будет завтра, Крис. Мы вместе должны жить сегодняшним днем.

Он разбитой рукой ерошит свои подсыхающие волосы, оставляя их в чудесном беспорядке.

– В том-то и дело, Сара. У меня не получается. И никогда не получится. Я не могу это сделать.

Он поднимается и уходит, оставляя меня одну.

Глава 17

Я чувствую удивительное спокойствие, когда мало-помалу проходит потрясение от слов Криса. Не представляю, сколько я просидела на краю ванны, но тело мое одеревенело и замерзло.

Когда я наконец встаю, то сбрасываю с себя одежду и включаю воду погорячее, прежде чем встать под душ. Мне надо подумать, и как только мой мозг снова начинает работать, мое видение того, что сказал Крис, меняется.

Крис любит меня. Я верю в это. Он говорил, что именно я помогла ему пережить потерю Дилана, хотя меня и не было рядом. И если первой моей мыслью было, что он имеет в виду нас, меня и его, теперь я уже так не считаю.

Я думаю, он имеет в виду боль, беспокойство, страх. Мне кажется, что именно такие моменты, когда Крис чувствует, что «не может этого сделать», приводят к тому, что он, связанный, кричит, чтобы кто-нибудь хлестал его плетью до тех пор, пока он уже ничего не будет чувствовать.

Мой бедный надломленный мужчина. Такой потрясающий, чудесный, ненаглядный и любимый. Такой умный, но не понимает, что хочет увезти меня из Парижа не только для того, чтобы защитить от внешней опасности. Он все еще боится, что я не смогу справиться с тем, кто он. Это гораздо больнее, чем его сегодняшняя реакция. Я никуда не уеду. Мы никуда не уедем.

Горячая вода остывает, и я выхожу и одеваюсь в свои любимые домашние штаны и розовую майку. Высушив волосы, сдерживаю порыв пойти отыскать Криса. Он ушел, чувствуя смятение и душевный разлад, и мне надо дать ему время успокоиться и прийти в себя.

Взяв свой лэптоп, я направляюсь к кожаному креслу у окна в спальне. Открываю жалюзи, чтобы впустить побольше света. Дождь стучит в стекло, и я устраиваюсь в кресле, поджав под себя босые ноги. Мне нужна связь по крайней мере с одним из двух человек, которых я хотела бы видеть сейчас здесь, со мной, поэтому начинаю поиски Эллы, введя в «Гугл» имя Гарнера Невилла.

Два часа спустя я все еще сижу, слушая тихий, успокаивающий шум непрекращающегося дождя, погруженная в свои мысли. Что нужно одному из богатейших людей Парижа от Эллы, у которой нет ни семьи, ни денег? Я просматривала страницу за страницей о тридцатидвухлетнем миллиардере, который унаследовал состояние и превратил его в еще более крупное, но ответа так и не нашла. Не представляю, почему Крис считает, что этот человек опасен, но не сомневаюсь: он знает о чем говорит.

Не вижу смысла, зачем бы Невиллу искать Эллу, так что это, должно быть, как-то связано с ее женихом. Мне никогда не нравился Дэвид, я никогда не доверяла ему.

Я ставлю компьютер на пол и устремляю взгляд на дверь спальни, мысленно умоляя Криса появиться. Не могу я больше просто сидеть и ждать. Я сама должна атаковать проблемы, а не позволить им атаковать меня. Этому научил меня Крис.

Я поднимаюсь. Я собираюсь найти Эллу, и поговорить с этим Невиллом – хорошее начало. Но я не буду делать это без Криса. У него было достаточно времени, чтобы побыть одному, и у меня тоже.

Пришло наше время.

Поднявшись по лестнице на самый верх, я вижу, что дверь в его студию открыта, и надеюсь, что это приглашение. Тяжелая мрачная песня, вибрирующая в воздухе и отражающаяся от стен, не внушает, однако, оптимизма. «Дно» Стейнда. Слова врезаются в мозг, неотвратимые, напряженные, эмоциональные.

«Ты задыхаешься, ты ждешь, скорей бы это все кончилось». Эта песня – голос чувств Криса. Окошко в то, насколько глубока его боль. И мне тоже больно за него. Если я не могу избавить его от этой боли, то по крайней мере буду с ним рядом.

Я вхожу и вижу Криса на табурете прямо перед арочным окном, склонившегося к холсту на мольберте. Его рука, перевязанная, но, очевидно, действующая, легко работает кистью, и я замечаю, что он переодел мокрые джинсы. Сейчас он облачен в темно-синие, но без майки и босой, а волосы его, мягкие и растрепанные, явно только что вымыты. Он принял душ в другой спальне, избегая меня, когда я так хотела, чтобы он пришел.