Транзит - Эдмунд Купер

- Ну и времечко ты, однако, выбрала, - с неожиданным раздражением воскликнул Авери. - Двигай ногами, черт тебя подери! Или, по крайней мере, дай мне тебя нести. Завтра я стану весь из себя культурный и цивилизованный, но сегодня извини! Сегодня вопрос только в том, мы их, или они нас.

Тогда она согласилась, чтобы он ее нес. Но плакать она не перестала. Наконец, он опустил ее на землю.

- Ну, в чем дело? - грубовато спросил он. - Черт возьми, у тебя что-то болит?

- Милый, - простонала она. - Со мной все в порядке. Я не ранена. У меня ничего не болит. Мне так хотелось тебе рассказать... но не так... как странно, и... - она разрыдалась.

- Любимая, в чем дело, - голое Авери дышал нежностью. - Мы почти в безопасности. Если хочешь, мы даже можем здесь и остаться на ночь. Мне почему-то кажется, что они не станут нас преследовать этой ночью, у них и так полон рот забот...

- Милый, - сказала Барбара. - Дело в том, что я беременна. И очень боюсь за ребенка... - она содрогнулась. - Я чувствую себя как-то не так... Словно что-то произошло.

Он крепко обнял ее за плечи. Он обнимал ее и шептал на ухо нежные, бессмысленные слова.

- Не бойся, любовь моя, - прошептал он наконец, хотя ему самому тоже было страшно. - Мы отдохнем здесь, а как только рассветет, я отнесу тебя домой.

Слово "дом" уже не резало им слух. Дом - это место любви и безопасности, уголок комфорта, знакомых запахов и повседневных забот, превратившихся в традиции. Дом - это Лагерь Два. Это Том и Мэри. Дом - это понятие, смысл которого он постиг только на далекой-далекой планете, во многих световых годах от Земли.

Этой ночью они не спали. Авери рассказал Барбаре, как Том вернулся в лагерь, и как он вытащил у Тома из плеча копье. Затем, чтобы хоть немного отрешиться от земных проблем, они разглядывали звезды - теперь уже родные и близкие. Они делили их на созвездия, а потом играли, придумывая им названия... А еще они думали об их ребенке, и молились, чтобы им не пришлось его потерять...

О чем только они не говорили в ту ночь, обо всем, кроме золотых людей. С первыми лучами солнца они побрели в сторону Лагеря Два.

Ощущение беспокойства в животе у Барбары мало-помалу прошло, она сразу стала значительно веселее. Но когда она вдруг заметила нарисованные на ее теле странные символы, ей стало плохо до рвоты.

24

До Лагеря Два они добрались только к полудню. Авери отдал Барбаре свою испачканную грязью рубашку. В путь они вышли еще до рассвета, но усталые, закоченевшие и эмоционально измотанные, они не могли идти быстро. Вместо того, чтобы двигаться прямо в лагерь, они направились к, морю. Барбаре до смерти хотелось умыться. И суть была даже не в том, чтобы смыть с себя голубые символы, "украшавшие" ее тело. Во всяком случае, не только в этом. Купание представлялось ей своего рода очищением после всего перенесенного ею в лагере золотых людей. Авери же испытывал чисто физическую потребность окунуться в море. Он весь (лицо, руки, ноги, тело, даже волосы) был покрыт коркой засохшей грязи. И все это неимоверно чесалось. У него слюнки текли при одной мысли о прохладной морской ванне.

Понемногу их настроение улучшилось Они даже начали подсмеиваться друг над другом. Теплый солнечный свет рассеял их усталость, словно тень. Вскоре они совсем пришли в себя и вновь могли радоваться полной приключений жизни.

Наконец они вытри к морю - золотому в лучах восходящего солнца. Не помня себя от радости, они ринулись в его воды, смывая с себя весь ужас прошедшей ночи.

Прошло довольно много времени, прежде чем Барбаре удалось смыть со своего тела синие символы - и то не до конца. Через несколько минут ее груди и живот стали красными, но все равно на натертой коже проступали голубые очертания.

Потом они пошли вдоль берега, предоставив солнцу и ветру высушить их. Затем Барбара вновь надела рубашку Авери, и они наконец-то направились в Лагерь.

А там их ожидал приятный сюрприз. Том из лежачего превратился (как он сам себя назвал) в ходячего и говорящего больного. Его организм, окрепший от физической нагрузки и здорового образа жизни, быстро оправился от полученного ранения. Год назад подобное свалило бы его с ног надолго. Но пока Том все равно оставался домоседом - у него все еще не было ни сил, ни решимости спуститься по лестнице.

Увидев Авери и Барбару, идущих по берегу, он радостно закричал, махая руками - что стоило ему нескольких неприятных минут. Мэри выбежала им навстречу. Двигалась она с некоторым трудом - сразу было видно, что она в положении. Они с Барбарой крепко обнялись, плача и смеясь одновременно, как это принято у женщин в подобных случаях. Авери с улыбкой наблюдал за ними. Том бессильно и нетерпеливо кипятился на вершине скалы.

Авери и Барбара, как оказалось, ужасно проголодались. Так как мясо в лагере кончилось, они до отвала наелись фруктами. Затем, пока Барбара рассказывала о том, что с ними произошло, Авери отправился собирать крабов на обед (быстрее и проще всего). Ну, а потом, приготовив и с наслаждением умяв сочное крабовое мясо, они позволили себе по стаканчику виски. Его оставалось не так уж и много, а тут еще Том в их отсутствие расправился с парой бутылок - как он объяснил, в "чисто медицинских целях".

Но Барбара больше не нуждалась в виски для опоры. Теперь у нее появилось нечто получше.

Мэри на удивление точно выразила обуревавшие их всех чувства, когда (не только под влиянием второго стаканчика) провозгласила тост:

- За нас четверых и за любовь, у которой четыре корня.

Авери этот тост показался необыкновенно глубоким. Действительно, он не мог любить, Мэри или Тома так же, как любил Барбару, и тем не менее, он их любил. В этом не было ни малейшего сомнения. Они стали его друзьями, его семьей. Они принадлежали ему. Без них, он это чувствовал всеми порами своего тела, он не был бы человеком в полном смысле этого слова. И он с радостью признавал эту свою зависимость от них, высоко поднимая бокал.

Вечером Авери отправился на охоту, чтобы пополнить запасы мяса. Хотя он никому ничего не говорил и хотя он все еще не мог окончательно придти в себя от радостного изумления, что ему и впрямь удалось благополучно доставить Барбару в лагерь, он не сомневался, что история с золотыми людьми на этом не закончится. Да, им здорово досталось, и один, точнее одна из них погибла, или, во всяком случае, была тяжело ранена. Однако, как Авери казалось, золотые люди вряд ли смирятся с существующим положением дел. Заносчивые и самонадеянные, они упивались своей физической силой и свысока смотрели на тех, кого считали низшими существами. От того, что произошло этой ночью, они пострадали не только физически, но и морально. Теперь они наверняка захотят расквитаться. Для них это будет выглядеть как всего, лишь второй раунд своего рода спортивного состязания, проиграть в котором они просто-напросто не могут. Иначе они потеряют уважение к себе.