Хобби гадкого утенка - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то раз, в выходной денек, она перестирала груду белья, развесила на балконе и решила наградить себя чашечкой ароматного кофе. Но не успела коричневая пенка подняться в джезве, как в дверь позвонили. Радка распахнула дверь. Шел 1976 год, и москвичи еще не успели обзавестись стальными дверями, панорамными глазками и системами автоматической наводки гранатометов на любую движущуюся цель.
На пороге стоял пожилой, страшно серьезный милиционер. Не сказав «здравствуйте», он рявкнул:
– Снимай немедленно трусы!
Рада перепугалась до потери пульса.
– Зачем?
– Скидавай живей, сказали же!
Мысленно простившись с невинностью, Коноплева проблеяла:
– Вы хотите меня изнасиловать? Но, боюсь, не сумею доставить вам удовольствия, я еще никогда не имела дела с мужчиной. Может, вам лучше обратиться в 73-ю квартиру, там живет Зина, она уже три раза побывала замужем и сейчас как раз свободна!
– Гражданочка, – прошипел мужик, – заканчивайте ваньку валять. Идите на балкон и снимите белье.
Рада, поняв, что никто не собирается валить ее на пол с желанием удовлетворить животный инстинкт, успокоилась и возмутилась:
– Это почему? Мой балкон, что хочу, то на нем и делаю!
– Ни в коем случае, – погрозил ей пальцем милиционер, – тут правительственная трасса. А ну как кого из космонавтов мимо повезут или еще самого… А тут трусы на ветру полощутся.
Люди в 1976 году были иными, чем сейчас. Если бы кто явился с подобным заявлением к Коноплевой в нынешнее время, она бы просто, послав по матери всех: космонавтов, мента и даже… самого, захлопнула бы дверь и пошла допивать слегка остывший кофе. Но в 1976 году Рада покорно побежала на балкон и безропотно сняла исподнее.
Да, времена-то изменились, но некоторые люди остались прежними, во всяком случае, те, кто хочет угодить начальству.
Дома я проскользнула тихонько в спальню, стараясь, чтобы дети не услышали моих шагов. Кажется, сегодня все находились в великолепном настроении. Из-за закрытых дверей гостиной раздавались взрывы смеха и бодрый голос Тузика:
– Нет, нет, не обманете, это отварная свекла.
– Не подглядывай, – радовалась Маня, – а здесь чего?
Воцарилось молчание, потом Нос неуверенно протянул:
– Вроде мясо…
Все просто застонали.
– Еще раз, – взвыла Маня, – нюхай как следует!
Послышался звонкий лай. Это собаки веселились вместе со всеми. Вот и слава богу, пусть лучше вопят от восторга, чем ругаются и выясняют отношения. Я же слишком устала сегодня для того, чтобы изображать заботливую хозяйку.
Утро началось с промозглого, серого дождя, но мне было наплевать на погоду. Даже если бы на улице бушевал тайфун «Эдуард», я бы все равно поехала в издательство «Астра». Адрес был указан на последней странице повести про крысу: Волоколамское шоссе, дом 18а, корпус 3…
Проплутав полчаса между совершенно одинаковыми кирпичными домами, все под номером 18, я наконец-то набрела на нужное здание. Но попасть внутрь было не так-то просто. Вход закрывала абсолютно гладкая стальная дверь без всяких отверстий, в ней не было даже ручки. На косяке я нашла маленькую кнопочку и ткнула в нее пальцем. Раздался тихий скрип. Я задрала голову вверх и увидела под потолком небольшую камеру, медленно разворачивающуюся в мою сторону.
– Вы к кому? – раздался голос, звучащий словно из загробного мира.
– Я писательница, начинающая, хотела предложить рукопись…
Послышался щелчок, дверь приотворилась, и я оказалась внутри просторного холла, перед закрытым турникетом. С правой стороны стоял стол, за которым восседал парень, одетый, словно фашист, в черную, перетянутую ремнями форму.
– Давайте рукопись, – велел он.
– Но мне хотелось бы поговорить с кем-нибудь из сотрудников «Астры».
– Здесь такой порядок, – принялся растолковывать секьюрити, – я беру ваши бумаги и отдаю в отдел. Кстати, что у вас?
– Как что?
– Ну любовный роман, небось?
– Нет, – совершенно искренно возмутилась я, – терпеть не могу сладкие слюни. Детектив, конечно.
– Ага, – кивнул охранник, – значит, передам в редакцию криминальных романов. Если их вещица заинтересует, вам позвонят. Вернее, позвонят в любом случае, если рукопись не подойдет, заберете ее у меня…
– Но мне хотелось поговорить, узнать впечатление…
– Издательство не комментирует свои решения!
– Значит, вы меня не пропустите?
– Никогда. Только если прикажут.
– Нет, уж такие условия мне не подходят, – в крайней озлобленности прошипела я и вновь села в «Жигули».
Узнала по платной справке телефон «Астры», позвонила и, услыхав интеллигентный женский голос, произнесший «Алло», сказала:
– Добрый день.
– Здравствуйте.
– Скажите, пожалуйста, у кого можно узнать адрес Сергея Сомова?
– Кто это такой?
– Ваш автор, писатель.
– А в каком жанре работает?
– Фантастика.
– Минуточку подождите.
Послышалась противная, заунывная музыка, потом другой голос, тоже женский, но более жесткий, спросил:
– Вам кого?
– Мне необходим телефон Сергея Сомова.
– Это кто такой?
– Прозаик, написал повесть «Разговор со стальной крысой», вы ее выпустили в 97-м году.
– Извините, – вежливо, но категорично ответила сотрудница, – но мы не имеем права сообщать координаты авторов.
– Но мне очень хотелось поговорить с ним, выразить свое восхищение…
– Напишите нам письмо, его обязательно передадут прозаику.
В ухо полетели гудки. Прозаик! Сразу вспомнился услышанный невесть где анекдот. В роскошный «шестисотый» «Мерседес» врезается, как водится, старенький, грязный «Запорожец». Братки в кожаных куртках подлетают к «запору», распахивают дверцу и видят на водительском месте худенького, тщедушного мужичонку в огромных бифокальных очках.
– Ну, – говорит один из бандитов, – попал ты, дядя. Гони баксы, все, что есть.
– Что вы, мальчики, – лепечет незадачливый шофер, – нету у меня денег. Уж извините, писатель я, прозаик.
– А вот сейчас поглядим, про каких заек ты пишешь!
Но в «Астре» трепетно оберегают покой тех, кто ваяет романы про «заек». Я принялась в растерянности оглядывать улицу. Приходится признать, что в издательстве отлично вымуштрованный коллектив. Ладно, телефон Сомова я все равно узнаю, поеду, например, в Союз писателей. Я включила мотор, потом снова выключила. Совсем рядом с входом в «Астру» бойко торговал газетный ларек, пойду куплю «Скандалы», страшно забавное издание. Газета! Я вновь схватилась за телефон.
– Издательство.
– Еженедельник «Библиофил».
– Вас соединить с пресс-службой?
– Будьте любезны.
На этот раз ответил мужчина. Не давая ему опомниться, я затарахтела:
– Добрый день, еженедельник «Библиофил». Наши читатели страшно хотят узнать поподробней о фантасте Сергее Сомове. Очень надеемся сделать с ним интервью.
– Вы можете перезвонить через пару минут?
– Конечно, – обрадовалась я и пошла за «Скандалами».
Спустя примерно четверть часа я в великолепном настроении катила в сторону метро «Аэропорт».
Сомов оказался дома и, пытаясь скрыть радость, сказал мне:
– Если хотите, можете приехать прямо сейчас.
Сергей оказался совсем молодым, на вид не старше Аркашки. Но, когда мы из полутемной прихожей прошли в огромный, захламленный кабинет, стало понятно, что парню хорошо за тридцать. И красавцем он не является. Тщедушная фигурка, мелкие черты лица и буйные кудри светло-каштанового цвета, спадавшие все время на его изможденную мордочку.
Очевидно, он жил один, потому что даже я, более чем спокойно относящаяся к беспорядку, не потерпела бы такой бардак. Все пространство комнаты было завалено книгами. Они не только теснились в бесчисленных полках, висевших даже над входной дверью, но и лежали повсюду пыльными стопками: на полу, подоконнике, столе, в кресле… На спинке стула висела, наверное, вся одежда литератора: джинсы, брюки, рубашки, куртка, на полу валялись какие-то тряпки, оказавшиеся при более детальном рассмотрении носками, и повсюду стояли грязные чашки и переполненные пепельницы.
– Очень хорошо, что вы заглянули, – радовался Сергей, – сейчас, секундочку.
Быстрым движением он открыл бар, вытащил оттуда бутылку «Гжелки» и коробочку зефира в шоколаде. Затем привычной рукой наплескал в хрустальные фужерчики прозрачную жидкость и сказал:
– Ну, со свиданьицем.
Мне стало грустно. Алкоголизм – профессиональная болезнь российских литераторов. Не надо думать, что поголовное пьянство свойственно было только мастерам социалистического реализма. Отнюдь. Приложиться к бутылке любил и великий баснописец Крылов, и сатирик Гоголь. Не раз видели в хорошем подпитии и Тургенева, воспевавшего красоту чувств. Чего уж тогда было ждать от «глашатая революции» Максима Горького? Говорят, находясь подшофе, он обожал напевать своим внучкам, Марфе и Дарье, песенку собственного сочинения:
