Вестфолд - Ольга Куно

— У тебя с ней были какие-нибудь отношения? — спросила я у Адриана, кивая в сторону Клариссы.

— С ней??? — ужаснулся он. — Не было даже в мыслях.

— Вот видишь, — снова обратилась я к Клариссе. — Ни с тобой, ни с Лаурой. Выходит, он всё-таки достаточно разборчив в отношениях.

— Я, знаешь ли, тоже не была бы заинтересована в подобных отношениях, — поморщилась Кларисса. — Меня интересуют не мальчишки, а взрослые, солидные мужчины. Что же касается, Лауры, в этом нет ничего удивительного. Она не нужна абсолютно никому, не считая этого юродивого Рональда.

— Ах, вот почему ты так не любишь Лауру, — сообразила я. — Вечный конфликт мачехи и падчерицы? Борьба за внимание мужчины… или, может быть, за его наследство?

— Лаура не луч света в тёмном царстве, — пожала плечами Кларисса, — но теперь это не имеет большого значения. Жена всегда значит больше, чем дочь. Я удовлетворила твоё любопытство? Уведите их, — устало сказала она, обращаясь к стражникам. — Их присутствие меня утомило; ваше кстати тоже. Вечереет, а у меня ещё много дел.

Я и сама была не против покинуть этот дом. Смущало лишь то направление, в котором приходилось идти. Лёгкие кольчуги стражников, звенящие со всех сторон. И копьё, постоянно готовое ткнуться в спину.

Глава 13

К тому моменту, как мы дошли до замка, на улице стемнело. Прохожие молча расступались перед толпой стражников, ведущих в тюрьму арестованных преступников, провожали нас взглядом и лишь затем принимались перешёптываться за спиной. Охранники без лишних вопросов распахнули ворота, пропуская нас на территорию замка. Стоило нам пройти во двор, как створки ворот заскрипели, закрываясь на этот раз до утра.

Следом за начальником стражи мы вошли в замок через хорошо знакомую дверь, но в предназначенные для гостей помещения, разумеется, не отправились. Признаться, на каком-то этапе я принялась гадать, захочет ли шериф говорить с нами лично. Но, видимо, не захотел. Да и действительно, к чему лишние хлопоты? Нас повели вниз, в подвалы, по длинной винтовой лестнице. Было темно; ступени скудно освещали только факелы, продетые в специальные кольца на стенах, но расстояние между факелами было большое, к тому же они больше чадили, чем исполняли своё прямое предназначение.

Лестница позволяла продолжать спуск ещё на один этаж, но нас провели по узкому коридору в небольшую комнату с низким потолком. Напротив распахнутой двери располагался простой деревянный стол, на котором были аккуратно разложены стопки бумаг. За столом сидел человек в бесформенном тёмно-коричневом одеянии и скрипел пером, что-то записывая на немного помятом листе. Стражники подвели нас к столу и отступили; двое остались возле двери, остальные вышли в тёмный коридор.

Сидевший за столом человек поднял голову и окинул нас внимательным взглядом. Он щурился, и оттого его и без того маленькие глазки казались совсем крошечными.

— Мы привели их, господин дознаватель, — почтительно произнёс один из стражников.

— Вижу, — спокойно ответил тот, продолжая смотреть только на нас. Затем опустил взгляд на лист бумаги, пробежал по нему глазами и произнёс:

— Адриан Уоллес из Майборна?

Адриан молча кивнул.

— Вы обвиняетесь в покушении на убийство госпожи Инги Стабборн.

— Что?! — выдохнула я. — Может быть, вас об этом не оповестили, но я, Инга Стабборн, вовсе не собираюсь выдвигать против него обвинений.

— Это не имеет значения, — безразлично ответил дознаватель. — Показания уже дала госпожа Кларисса Лейн; этого более, чем достаточно.

Я застыла с открытым ртом, сжав руки в кулаки.

— Адриан Уоллес, признаёте ли вы себя виновным? — спросил дознаватель, возвращаясь к стандартной процедуре.

— Да.

— Очень хорошо. — Дознаватель сделал пометку на лежавшем перед ним листе бумаги.

Я растерянно уставилась на Адриана, шокированная таким ответом. Его лицо оставалось бесстрастным.

— Инга Стабборн из Кронвуда, — продолжал дознаватель. — Вы обвиняетесь в убийстве четверых военных, состоявших на службе у шерифа Вестфолдского. Поскольку шериф является представителем самого короля на вверенных ему землях, это преступление приравнивается к государственной измене. Признаёте ли вы свою виновность?

— Вовсе нет! — выпалила я. — Даже и не подумаю!

— Хорошо, — спокойно кивнул дознаватель и собирался снова черкнуть что-то на бумаге, но Адриан склонился над ним, опираясь кулаками о край стола.

— Она признаёт себя виновной, — жёстко сказал он.

— Ничего подобного! — громко возмутилась я.

Адриан меня полностью проигнорировал.

— Девушка перепутала, — чётко сказал он. — Повторяю: она признаёт себя виновной.

Дознаватель вздохнул.

— Ну хорошо, господин Уоллес, — склонил голову он. — Только из уважения к вам.

С этими словами он сделал в документе очередную пометку. Затем отложил бумагу и поднялся на ноги.

— Адриан Уоллес и Инга Стабборн, — громко, почти торжественно объявил он. — Вы признаны виновными в оглашённых ранее преступлениях. Вы оба приговариваетесь к смертной казни через повешение. Казнь будет публичной и состоится на главной городской площади через три дня, в ближайший понедельник, в два часа пополудни. До тех пор вы будете пребывать под стражей в одиночных камерах. Это всё.

— Ты сошёл с ума! — набросилась я на Адриана, как только нас вывели обратно в коридор. — Какого чёрта ты признал вину, да ещё и за меня?!

— Знаешь, что делают с теми, кто не признаёт свою вину? — негромко спросил он. — Отводят на этаж ниже, туда, где рано или поздно сознаются все и во всём.

Я судорожно сглотнула. Да, кажется, Уилл что-то об этом говорил, когда-то давно.

Нас повели дальше по длинному коридору, пока, наконец, по левую руку не началась череда камер. Камеры пустовали: не то уровень преступности в графстве волшебным образом понизился, не то всех, кого переловили к этому моменту, уже успели казнить. Нам приказали остановиться; один из стражников загремел ключами, отворяя одну из служивших дверьми решёток. Адриана затолкали внутрь. Меня оттащили в сторону, и кончики моих пальцев выскользнули из его руки. Ещё один шаг, и я уже потеряла его из виду. Теперь и меня втолкнули в соседнюю камеру. Снова звон ключей и скрип истомившегося от напряжённой работы замка. Удаляющийся свет факела и шум шагов, затихающий в конце коридора.

Я села на ковёр из подгнившей соломы, худо-бедно покрывавший каменный пол, и прислонилась спиной к холодной стене, разделявшей наши камеры. Повернула голову и прижалась к стене щекой. Камень приятно холодил разгорячённую кожу. Ну что, конец? Больше не будет ничего, кроме этой камеры, да ещё виселицы в последние минуты жизни?