Синяя звезда - Галина Вайпер

Расмус снова дунул на меня. Его пальцы укоротились еще немного, едва доставая мне до плеча. Я свесила ноги, посмотрела вниз. Лучше бы мне этого не делать. Чужая земля где-то далеко подо мной показалась настолько отвратительной, что сердце едва не разорвалось от горя.

– Расмус, я хочу домой! Немедленно! Я больше не могу здесь находиться…

Он пальцем другой руки осторожно погладил меня по голове, прошептал:

– Где же твой дом, Холли?

– Там… где зеленое солнце!

– Нет, Холли, дорогая моя, там вовсе не твой дом. Ты еще сама не знаешь, где он. Подожди, сейчас тебе станет легче.

Расмус снова дунул на меня. Я уже только-только помещалась на его ладони. С его точки зрения я стала размером… с белку, скорее всего. Он поднес меня к лицу, я провела рукой по его небритой щеке, потом потрогала его мягкие сухие губы. Расмус закрыл глаза, на его лице появилось безнадежное, отрешенное выражение. Не открывая глаз, он поднес ко мне вторую руку, подставил мизинец с кольцом и шепнул:

– Прикоснись своим кольцом к моему.

Я молча выполнила инструкцию. Безмятежный покой обрушился на меня, щемящая боль оставила сердце. Я засмеялась, встала на его ладони во весь рост. Мне пришлось немного наклониться к его губам, чтобы поцеловать, не упускать же такой случай, вряд ли такая возможность выпадает чаще одного раза за жизнь. Снова выпрямившись, я посмотрела на него. По-моему, он был на грани обморока. Не хватало мне еще свалиться вниз с такой высоты! Пожалуй, никаких костей не соберешь! Чего это он? Вот уж не ожидала от него такой чувствительности.

Сердце опять сжалось, отчего бы это? Ох, Расмус, это твое сердце замерло, а мое почувствовало его остановку. Расмус, Расмус, почему хотя бы во сне мы не можем быть вместе, почему? Я ведь люблю тебя, дурака длинновязого, неужели ты не понимаешь?

Я спрыгнула вниз с его ладони, возвращаясь в полете к нормальному состоянию. Грунт довольно резко прекратил мое движение, безжалостно воткнувшись в подошвы башмаков. Расмус стоял в такой же позе, как когда-то давно на скале, когда учил меня летать, сложив руки на груди, глядя непонятно куда, – то ли вдаль, то ли внутрь. Я потрогала его за руку. Не шелохнувшись, он перевел взгляд на меня и вопросительно поднял брови.

– Что с тобой? – мне стало не по себе от его странноватого выражения.

– Устал немного, – безразлично ответил он.

– А где все эти? – я повертела головой по сторонам.

Эти лежали рядами вповалку. Похоже, они тоже устали. Бедняжки, мне стало их жалко, какая невыносимая тоска по дому их гложет, я ведь почувствовала силу их чувств на собственной шкуре. Я посмотрела на серую поверхность площади, отчетливо представляя себе ласковое зеленое солнце. Мне показалось, что я увидела его свет. Нет, не показалось. Зеленое солнце светило из непонятно каким образом возникшей дырки в пространстве. У меня сердце снова сжалось от избытка чувств, но теперь я понимала, что это не мои чувства.

Ошарашенные искрящиеся тумбочки медленно поднимались с земли, на которой они мирно отдыхали, набираясь сил перед предстоящей им битвой. Но они им больше не понадобились. Сначала медленно, по одному, они уходили к своему солнцу, потом поток начал нарастать, счастливый бурлящий поток стремящихся вернуться. Он вливался белоснежной струей на неожиданно открывшуюся дорогу к родному дому. Никто из них не обернулся, да и зачем им было оглядываться, они и так умели видеть все четыре стороны света одновременно. Пусть они любуются прелестями родного солнца и лун всеми своими глазами, пусть им будет хорошо. Поток начал редеть…

– Все? – спросила я Расмуса, стоящего в той же позе, с тем же бесстрастным лицом.

Он молча покачал головой из стороны в сторону, взял меня за руку и, по-прежнему не говоря ни слова, куда-то повел. Мы сели на траву под деревом с низкой раскидистой кроной. Расмус продолжал молчать. Мы сидели и ждали, держась за руки. Искрящиеся под чужим солнцем чужаки все еще появлялись на площади, чтобы сразу же исчезнуть. Солнце над головой склонялось к горизонту, и только зеленое солнце в проходе продолжало светить, призывая к себе своих заблудившихся детей. В сумерках оно стало еще ярче, его свет неотвратимо собирал к себе остальных.

Темнота, опустившаяся на площадь, так и не смогла стать полной под зеленым светом, пронизывающим насквозь пространство между двумя планетами. Отдельные отставшие стремились к свету, как мотыльки в ночи. Мы молча сидели и ждали. После того как некоторое время зеленый свет не заслонялся ни одним силуэтом, я снова спросила Расмуса:

– Все?

Он внимательно прислушался, по-прежнему без слов покачал головой, на этот раз утвердительно. Зеленое солнце медленно начало угасать, растворяясь в глубинах неизмеримых пространств. Незаметно полная темнота безлунной ночи обхватила нас. Я почувствовала, как ослабла рука Расмуса, державшая все это время мою. Он мешком свалился на траву. Я наклонилась к нему и прислушалась. Уснул… Положив голову ему на живот, я некоторое время прислушивалась к его ровному дыханию, потом закрыла глаза…

На этот раз я проснулась сама, никто меня не будил. Похоже, поспать получилось недолго. Темновато, почти тихо – никто не галдит, не грохочет ногами над головой, слегка постукивает движок. За иллюминатором грязно-зеленая стена очередного шлюза. Я прислушалась к себе, хотелось вспомнить, что мне снилось? Какие-то образы маячат в дальнем углу сознания. Предчувствуя, что они прежним порядком ускользнут в небытие, я закрыла глаза. Попытка поймать воспоминания снова не удалась, успели сбежать, но я почти прикоснулась к ним. Что-то зеленое… феерически красивое… смутный образ полета?…

Все… я вздохнула, спрыгнула вниз. Дождя вроде нет? А где моя Шуба, что-то я по ней соскучилась. Постоянно на людях, толком и не потрепаться с ней. Я поднялась на цыпочки, вытащила ее из-за подушки, где хранила в целях большей сохранности. Села на Романову койку, погладила ее, позвала:

– Шуба…

– Да? – ласковый бархатистый голос успокоительным теплом пролился в растерзанную душу.

– Шуба, ну почему я чувствую себя такой раздерганной? Вроде все идет хорошо. Мужики обо мне заботятся, Ромка за мной ухаживает… И сама я к нему неравнодушна. Да что там врать-то, влюбилась я. Но течение тащит и тащит… не устоять. И какой-то ветер приходил по мою душу. Мне страшно, Шуба, дорогая! Со мной никогда ничего подобного не случалось, все было так тихо, так спокойно. А сейчас я не знаю, чего и ждать…

– Все к лучшему, – проворковала она. – Душа твоя спала до сих пор. А теперь ее разбудили, вот она спросонья и трепещет, боится выбраться из-под нагретого одеяла на свежий воздух.