Владимир Маслаченко: «Пеле повезло, что он не играл против меня» - Вадим Лейбовский

Маслаченко превратил тренировку вратаря, методику его подготовки в почти культовое понятие и действие — ничего подобного ранее у нас не разрабатывалось, не создавалось. Он пришел к выводу, что за полтора-два часа тренировочных занятий команды даже одаренный и старательный вратарь при существующей практике подготовки будет прогрессировать медленно. И потому во вратарской подготовке все нужно менять. Что он, в конечном счете, и сделал и сам же на себе испробовал. Он использовал свои знания анатомии и физиологии, собственную практику и опыт. Много позже Валерий Лобановский попросил у него своего рода небольшое методическое пособие для тренировки вратарей киевлян. Маслаченко согласился, но с оговоркой: «Я должен сам следить за тем, как они будут выполнять мои рекомендации». Так они и не договорились.

Однажды (во время полета над Атлантикой в самом центре Бермудского треугольника) старший тренер «Зенита» Юрий Морозов предложил ему: каждый месяц Маслаченко приезжает в команду на десять дней и занимается по своей методике с вратарями. Но тот уже активно работал на телевидении и сказал, что не сможет выкроить для этого время. Морозов настаивал, сообщил, что с этой просьбой к Сергею Лапину (председателю Гостелерадио) обратится сам Григорий Романов (первый секретарь ленинградского горкома партии, член Политбюро ЦК КПСС). Но Маслаченко так и не согласился. Он уже был с головой в телевизионных делах и не мог раздваиваться.

Он охотно и умело руководил игрой своих ребят. Это было актуально, так как в ту пору контакт игроков и тренера команды был затруднен, ибо место тренеру отводилось на трибуне. Вратарь в ходе игры мог внести перестановку в персональной опеке. Если, к примеру, кто-то не справлялся со Стрельцовым, Маслаченко прикреплял к нему другого опекуна.

А как он руководил обороной! Л как заводил своих, вселял в них боевой дух! Однажды в матче против торпедовцев он так их накачал, что ребята, проигрывая, переломили ход игры, сравняли счет, а потом забили решающий гол. Мэтр советской спортивной журналистики Юрий Ваньят, он же известный приверженец автозаводцев, разрешился тогда на страницах своего «Труда» пространной хулой в адрес спартаковского вратаря: тот-де орал на своих громче всех болельщиков вместе взятых.

Вскоре спартаковцы играли в Ворошиловграде против местной «Зари». И опять поначалу проигрывали. Но снова голкипер взял игру в свои руки и довел ее до победного итога.

Все в одночасье изменилось. Завершилась, как- то сразу оборвавшись, целая эпоха в его жизни. В свои неполные тридцать три он полагал, надеялся, верил, что будет играть в большой футбол еще лет семь-восемь. Причем оставаясь среди лучших, на уровне сборной страны. Конечно, если не вмешается серьезная затяжная травма. Такому строю мыслей и состоянию духа способствовала достаточно трезвая самооценка: он проживал в тот период свои лучшие годы на иоле, был в отличной форме, он не устал, не утратил свежести и чувства радости, приносимого игрой. Он был строг к себе, не имел вредных привычек и склонностей, усердно тренировался и вообще тщательно и всесторонне поддерживал свое боевое состояние, что, несомненно, способствовало бы долгой жизни на поле, будь она желанна и востребована. Вдохновлял и пример Льва Яшина, который приближался к сорокалетию, но по-прежнему был в порядке.

Владимиру Маслаченко пришлось завершить большую игру на девять лет раньше. В полном здравии. Напомню, что произошло это в начале 1969 года, когда он узнал, что в «Спартак» из «Торпедо» переходит Анзор Кавазашвили, на которого старший тренер Н. Симонян решил сделать ставку в роли вратаря в предстоящем сезоне. Маслаченко тут же подал заявление об уходе.

И Гранаткин предложил

Он пока еще не знал, чем займется, в каком направлении продолжит свою дальнейшую жизнь. Знал только главное: другой команды у него уже не будет никогда. Он предвидел, что заманчивых предложений из других клубов получит немало, так и оказалось. Однако давно, задолго до этого, и навсегда он решил, что свою жизнь на футбольном поле завершит в московском «Спартаке». Мечта эта родилась у него еще в юношеские криворожские годы, верность ей он пронес через всю жизнь.

Он бережно хранил в себе спартаковский дух, чтил традиции команды. Он не предал свой «Спартак» даже тогда, когда команда «изменила ему с другим». Гордостью наполнял душу красно-белый цвет. Она же уберегла его от разборок, от выяснения отношений с начальником команды и старшим тренером: что же произошло? Он ничего не стал выяснять. Он не хлопнул дверью, а, попрощавшись, тихо затворил ее. Но поступил так не из соображений рациональной целесообразности, а просто и в этом случае остался самим собой, полагая, что чувство собственного достоинства — самое рациональное и плодотворное качество человека во всех ситуациях, положениях и состояниях. Правда, через год с небольшим Старостин предложил ему вернуться в команду, объяснив, что, несмотря на новенькие золотые медали чемпиона страны 1969 года, в команде складывается неблагоприятный моральный климат и что он, Маслаченко, своим авторитетом и влиянием сможет способствовать нормализации отношений в коллективе. Тот, однако, предложение не принял, у него уже были другие дела.

Он тогда заканчивал учебу в Институте физической культуры. В этом вузе в то же самое время была организована элитная группа, в которую для прохождения курса высшей квалификации включили самых известных тренеров. В порядке исключения в состав слушателей курсов ввели свежего выпускника Владимира Маслаченко.

У него, правда, возникли некоторые затруднения, связанные с материальным обеспечением собственной семьи. Согласно действовавшему положению ЦК профсоюзов, футболисту команды мастеров, завершившему выступления на поле, поучившемуся в вузе, сохранялась профсоюзная стипендия вплоть до окончания учебы — за счет бюджета самой команды. Однако администрация профсоюзной команды «Спартак» исполнять этот святой долг не стала. Может, решила, что «гонорары» от игр за команду ветеранов советского футбола, в которых порой участвовал бывший вратарь «Спартака», с лихвой перекрывают скромную профсоюзную стипендию? И лишь когда об этой неосведомленности спартаковской администрации узнал руководитель профсоюзного спорта Николай Ряшенцев, когда он удивленно поднял брови на Николая Петровича и произнес соответствующий монолог, тот незамедлительно исполнил свой долг.

Но вскоре в жизни моего героя произошло два знаковых события, каждое из которых имело все основания определить дальнейшую судьбу человека, стоявшего на развилке дорог. Его пригласил к себе на беседу председатель Федерации футбола СССР и вице-президент ФИФА Валентин Гранаткин. Оказалось, что он знает о Владимире буквально все. Даже то, что в играх ветеранов тот показывает прекрасную игру. Улыбнулся: «Не хочешь ли вернуться в большой футбол? А то у меня на тебя столько предложений… Ладно, тогда будем говорить дальше. Итак, тебе предлагается поступить на десятимесячные курсы по углубленному изучению иностранного языка — по восемь часов занятий в день. По окончании учебы мы направим тебя на работу в одну из развивающихся стран…» Отказаться от столь соблазнительного предложения было и грешно, и неразумно. Он понимал, что его жизнь в радиожурналистике еще только начинается и неизвестно, как в ней все сложится. Да и сложится ли вообще.