Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения - Виктор Боков

Добренький

Вы добренький! А это очень стыдно,Где надо заступиться, вы — молчок!В вас доброты ни капельки не видно,Вы пудреный, галантный добрячок.

Вы дамам — ручки, детям — по головке,У озера на вскрик: — Ах, камыши! —Вы прячете за все свои уловкиНемыслимую злость своей души.

Когда б я обладал волшебной силой,Я сделал бы вас просто пауком.Вас мухи звали бы «паук постылый»,А я бы вас метлой под потолком.

Не только вы — собака ваша злая,Вот локоть, до сих пор болит укус,И я теперь решительно не знаю,Собаки вашей или вас боюсь.

Иные говорят: — Ах, душка! Прелесть!Какой он добрый! Все вас в гости ждут. —На добреньких таких мы насмотрелись,Они нас до добра не доведут!

* * *

Твоя красота как певучие струны,Она не заносчива и не горда.Она омывает, как теплые струиИдущего лесом грибного дождя.

В ней мрамора нет и холодной породы,И мрака морских несогретых глубин,Она — неподдельное чудо природы,Зов жизни и вечное пламя любви.

Твоя красота — земляника из бора,Зеленый, упругий брусничный бугор,И я над глубокою пропастью взораДрожу и звеню тетивою тугой!

Сказка

Утром кто-то стукнул мне в оконце:— Принимайте! К вам послы от солнца.Я оделся, вышел на террасу,Откровенно, сразу растерялся.

Двадцать три подсолнуха стоялиКак дружина на реке Каяле.— Что вам надо? — я спросил, стесняясь,Исподволь причину выясняя.— Мы пришли приветствовать поэта!— Если так, спасибо вам за это!— Мы хотим стихов! — Извольте, люди! —Дал я им смородины на блюде.

Квасу деревянный жбан поставил,Словом, без вниманья не оставил.

Загудел мой колокол словесный,Стали падать зерна полновесно.Слушали до самого заката.Кто-то вслух сказал: — Как музыкально!

Небо превратилось в темный омут,Все подсолнухи глаза смежили.А один сквозь сон сказал другому:— Мы с поэтом нынче подружили!

* * *

Твой первый стих как первый выход в цех,Как посвященье в пахари на поле.Иди смелей! Я верю в твой успех,Держись правее, пушкинской тропою.

Он нам купель, он наш креститель мудрый,Нам всем пример его великий путь.Он нас учил не пудрить слово пудрой,Чтоб на лице румянца не спугнуть.

Твой первый стих шумлив, криклив отчасти,Ну что ж, младенец должен покричать,Чтоб поддержать родительское счастье,И вырасти, и жизнь свою начать.

Коллега мой и юный стихотворец,Да пусть благословят тебя творцы!Так занимай зеленою ботвоюСвой огород, где лук и огурцы!

* * *

Я очень болезненный, очень невечный,Судьба моя сверхсолона.Иду потихоньку со склянкой аптечной,С надеждой — поможет она.

Накапал я двадцать спасительных капель,Отраву аптечную пью,А неба глубокий, ивановский штапельСмеется в светелку мою.

— Иди, — говорит, — и оставь панацею,Покинь поскорее жилье.И я на другое лекарство нацелюИ душу и тело твое.

Забросил я капли, таблетки, пилюли,В леса не ушел — убежал.И так мне приветно березки кивнули,Что я всей душой просиял.

Мне иволга бросила сочную ноту,Что я музыкант — поняла,Она приказала: — Иди по болоту,Тебя я неделю ждала!

По хмелю, по царственно дикой крапиве,Нырнув с головой в глухомань,Иду, молодой, исцеленный, красивый,В рассветную, росную рань.

Истерлась в кармане наклейка с латынью,И высох до дна пузырек.Там были, наверно, слова золотые,Но кто их теперь разберет.

Я склянку забросил в калину с малиной,Прощально пометил крестом.Смеялся в тот миг иван-чай придолинныйИ пел родничок под кустом.

* * *

Пока иду по восходящей,Пока в поэзии — пилот!Пока не говорят: — Лядащий! —А говорят: — Пришел, милок!

А рядом согнутые старцы,В которых больше страсти нет,Которые берут из кассыЗа выслугу минувших лет.

А рядом древние старухи,Морщинами завязан рот.И молодость их на порукиК себе не очень-то берет.

А рядом свежие могилы,Прощальная земля в горсти.Где взять и молодость и силы,Чтоб долголетье обрести?!

Мой выходной

Моя мастерская закрыта. Душа на ремонте.Я вымыл ее, как пустую посуду.День солнечный, тихий. Белье на веревке,Петух кукарекает, жизнь продолжается всюду.

Старушки внучат караулят, их дочери в поле,Деды — кто в земле, кто на печке,              кто к печке прижавшись,Читает роман про любовь           незамужняя женщина в школе,Она прожила свою жизнь, никогда не рожавши.

Учила детишек. Состарилась, стала старушкой,Законною дочерью бога Собеса,Живет она в маленькой келье, а в рамке               над столиком Пушкин,Такой жизнелюб, озорник, невозможный повеса.

Иду, отдыхаю. Здороваюсь, кланяюсь людям,Знакомлюсь, жму руку, дарю им улыбки с приветом.А пчелы гудят растревоженным гудом,И горечью пахнет полынь по кюветам.

Все заняты! Все под нагрузкой заботы,И каждый достоин семьи трудового народа.А я отдыхаю сегодня, пусты мои соты,И нет ни нектара, ни признаков меда.

Мне совестно. Где ты, мое вдохновенье?Мне грустно. Как я невозможно ничтожен!Мне страшно. Все чудится шелест тревожный,Как будто змея вылезает из кожи.

Почтовый ящик

Почтовый ящик писем ждетВесь день и даже после гимна.Умейте ждать, письмо придет,Когда любовь у вас взаимна.

Почтовый ящик загрустилВ московской лиственной аллее.Но вот письмо я опустил,— Лети, — сказал ему, — скорее!

— Мне в самый раз такой приказ, —Письмо из ящика сказало.И в даль отправилось тотчасОт Ярославского вокзала.

* * *

Низинные и заливные,Зеленые и вороные,Стоят луга во всей красе,Вдали от пыли и шоссе.

Луга! Какое загляденье,Какое доброе гуденьеРаспространяет добрый шмель,Настроивший виолончель.

Меня волнует и понынеЧуть горьковатый дух полыни,И мать-земля, его родив,Сказала нам, что он правдив.

Иду поречными лугами,Где ястреб надо мной кругами,И время мне сказать пришло,Что над землей витает зло.

Но я напрасно огорчался,Уж выстрел над землей раздался,Разбойник падает в траву,Очистив неба синеву.

* * *