Баба Яга прибудет из Парижа (СИ) - Славская Ирина

— Просто ему слабительное дай выпить и все. Он не сможет выйти на круг. Сашка победителем станет, — сунула ей в руки какой-то пакетик и ушла.

Долго думала Наталья над этим предложением. И надумала сотворить подлость. Решилась. Для Романа эти соревнования не играют роли, его уже зовут везде, и он нарасхват. А Гвоздеву надо дать шанс. Пусть и таким путем.

— Значит, она подмешала Роману таблетки, и он стал дурачком.

— Нет. С ним плохо стало от чего-то другого. Наташа в последний момент одумалась и не стала подличать.

— Тогда с чего ее совесть мучила?

— Она Роману ничего не рассказала. Рассказала бы, что Гвоздев с подругой задумали, и не было бы всего этого ужаса. А она смолчала. И вина ее есть в том, что Роман такой. Она ее с себя не складывает. Призналась мне. Выходила в коридор на своего Сашку полюбоваться. Вот пока глазела на него, им в воду что-то и подсыпали.

— Когда Романа увезли, она всем рассказала, что произошло?

— Не всем. Только устроителям. Да и то после соревнований. Костина от всего отпиралась и Сашка тоже. И главное, какой актер пропадает. Так убедительно всем врал. Даже я чуть не поверила. И все равно скандал замяли. Сашка Гвоздев победил. Получил и приз, и почет, и контракт должен был подписать. Спустя несколько дней его возле дома сбивает машина и переезжает по ногам. Как специально. И стал он хромым. А как хромому теперь в танцах побеждать? Хана карьере. Бог шельму метит.

— Вы знаете, Мария, вы не сильно-то злорадствуйте. Сашка этот тоже не виноват, как и ваша дочь. Их обоих подставили и оболгали. Горе у вас общее. И вы, и Гвоздевы детей потеряли.

— Думаете, он не виноват? Тогда кому это все надо было, если не ему?

— Вот это я и хочу выяснить. Вы мне комнату дочери не покажете?

— Пойдемте, покажу, — сказала, встала и повела в комнату. Распахнула дверь, а там…

— Разверзлись врата адовы… — невольно вырвалось у меня.

Я действительно такого кошмара нигде не видела. Комната Королевой Натальи была розовым с позолотой будуаром. Как в одном человеке может уживаться сатанизм и розовая в разных оттенках комната?

— Это точно ее комната?

— Конечно. А почему спрашиваете?

— Она вроде не соответствует ее вкусам. Я другое ожидала увидеть.

— Она у нас всегда любила розовое.

— Давно ремонт делали?

— Года два назад.

— А розовый цвет кто выбирал?

— Она выбирала. Занавески сама выбирала. Это ее задумка полностью. Правда красиво?

— Гламурненько… — сказала я. И в ужасе от увиденного пошла на выход.

— Вы держите меня в курсе, что там и как. А то от полиции ничего не узнать конкретного. А я мать. Я должна знать…

— А они ничего конкретного вам и не скажут. Им не хочется лишний раз с вами общаться. Давайте обменяемся телефонами. И будем звонить, если что-то произойдет.

Мы попрощались и пошли. Сказать, что я была шокирована, это ничего не сказать. Никита тоже шел, как чумной. Сели в машину. Сидим и молчим. Перевариваем услышанное и увиденное.

— От такого кошмара обычный человек может несварение заработать…

— Как она в этом розовом с золотом кошмаре жила. Теперь понятно, как люди становятся сатанистами…

— Ты думаешь, что есть кто-то третий?

— Наверняка. Кто-то же подстроил аварию с Гвоздевым.

— Значит, не случайный наезд?

— Его не просто сбили, а развернулись и проехали по ногам.

— Развернулись, чтобы назад вернуться. А ноги — случайность… Может такое быть?

— Может, но они опять развернулись и второй раз по ногам проехались. Множественные осколочки. Запаришься ноги по кусочкам собирать. Ему вообще повезло, что ноги не оттяпали по самое не хочу. А ты говоришь — случайность…

— Ну да. Хоть и хромал, но на своих двоих. Похоже на месть.

— Не спорю. Ты знаешь, меня не это заинтересовало. Мать помнишь, что сказала про судью?

— Костина судью знала и о чем-то с ним перетирала. Намекаешь, что не оттуда ли заказ. Может, ее вслепую использовали саму…

— Ты знаешь, Никита, что оценка танцев вообще дело такое… спорное.

— То есть как?

— Если главному судье надо было бы сделать победителем определенную пару, ничто этому не могло помешать. Танцы оцениваются субъективно. Нет там определенных, абсолютно четких критериев. Это не спортивная гимнастика с их сложными элементами…

— Тогда о чем Костина с судьей разговаривала?

— Да о чем угодно. Ей надо было с судейскими рядом покрутиться для правдоподобности.

— Думаешь, что Костина подмешала что-то Роману?

— Может, она подмешала, а может, кто-то другой. Теперь не выяснишь. Она могла видеть, кто это сделал. Ее использовали втемную. Она ведь первая оказалась убита. Спустя столько лет убили. Значит, кто-то до сих пор боится.

— Иришка, а если это чья-то месть. Может такое быть?

— Все может быть.

— Куда теперь едем?

— Домой. Если тебе никуда не надо.

— Поехали домой. Полный вперед…

Домой приехали уже ближе к вечеру. В кухне сидел Петька и что-то оживленно рассказывал маме. Мы были голодны и вымотаны. Поэтому, что там рассказывал Петька, я не слушала. Добила нас все-таки розовая комната «королевишны». Мы просто с Никитой поели и ушли к себе. Легли спать и проспали до утра.

Утром проснулись, встали, взяли Грейса и пошли гулять в наш лес. Петька подумал, что мы собираемся опять что-то искать на месте преступления. И попытался напроситься с нами. Но мы от него отбрыкались. Правда, с трудом. В лесу мы с Никитой просто гуляли. Надо было отдохнуть и мне, и ему. Из леса прошли в магазин. Там послушали сплетни местных кумушек. У меня создалось такое впечатление, что полиция им все докладывает. Они нам и рассказали, что да как. Во всех подробностях описали место преступления. И действия полиции. И частично вспомнили, что кричал полицейским сын ювелира. Складывалась вообще не понятная мне картина. Получив порцию информации от первых сплетниц нашего поселка, мы с мужем пошли домой.

Там нас ждал свой доморощенный информатор Петька. Он специально отирался среди полиции, чтоб услышать и запомнить побольше новостей. А потом рассказать заинтересованным лицам. То есть мне и Никите. Как только мы присели за стол, Петька стал что-то рассказывать. У меня голова была занята переработкой сплетен, полученных от местных жителей. Поэтому я не прислушалась к рассказам агента Петрухи. А зря…

— Теть Ира! Ты меня слышишь?

— Сколько раз говорить? Не называй меня тетей…

— Хорошо. Ирина, ты слышала, что я рассказывал?

— Нет, не слышала. Я ела.

— Раньше ты ела, внимательно слушала, думала и даже успевала отвечать. Теряешь навыки, жена, — Никита решил меня подкузьмить.

— Кто бы говорил. Я, может, настолько впечатлена изяществом комнаты Королевой, что думать не могу.

— А что там такого интересного? — Петька от любопытства даже забыл на меня обидеться.

— Да ничего там интересного нет. Что у вас такого случилось, что ты на месте не можешь усидеть?

— А у нас скандал на месте преступления сыночек ювелира устроил. Вроде бы его жена ушла в серьгах крутых. Причипурилась, приоделась. В туфлях новых. А убитой ее нашли в каком-то жутком тряпье, и серьги дорогущие пропали.

— И в чем подвох. Обокрали его женушку.

— Ему также менты сказали. А он стал орать ерунду всякую. Я так ничего не понял…

— Почему не понял?

— Он слова какие-то непонятные говорил. Менты его поняли, а я нет.

— Это уже становится интересно. Переодевать-то ее зачем? Что на ней было? Платье?

— Тряпье старое. Но не штаны, это точно.

— А ты точно не помнишь, какие слова говорил юрист?

— Нет, не запомнил. Он быстро говорил. Вот как он матерился, я помню. Могу сказать дословно. Это я крепко запомнил.

— Нецензурная брань нас не интересует. Хотя погоди. Он в чей адрес матерился? Не на полицию?

— Нет. Они сами от таких матов ошалели.

— Все равно интересно: зачем ее переодевать надо было? У нее шмотки не фирменные. Фигура так себе. Одежда тоже. Кому ее барахло нужно было?