Арестант пятой камеры - Кларов Юрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Противобольшевистские армии могут отказаться от прохождения через Иркутск при выполнении иркутским гарнизоном следующих условий:
1) Беспрепятственный пропуск армий за Байкал по всем путям в обход Иркутска.
2) Немедленный категорический приказ Иркутского ревкома всем властям, всем советским регулярным и нерегулярным войскам на пути армий прекратить враждебные действия против нас. Копия этого пункта одновременно с его рассылкой должна быть сообщена мне.
3) Временное до прохода армии за Байкал прекращение пропаганды… с обвинением армий в зверствах над населением.
4) Снабжение армий деньгами, имеющими широкое хождение на Дальнем Востоке, в сумме 200 миллионов рублей, в том числе на 50 миллионов рублей звонкой монетой…
6) Освобождение адмирала Колчака и арестованных с ним лиц, снабжение их документами на право выезда их в качестве частных лиц за границу. Просьба к представителям иностранных государств взять названных лиц под свое покровительство и гарантировать им свободный проезд за границу.
7) Приказ ревкома городским и сельским властям на пу-тях следования наших армий заготовлять продукты и фураж, перевязочные средства, считаясь с численностью армий в круглых цифрах 50 000 человек и 30 000 лошадей.
8) Как гарантия бескровного обхода Иркутска, все советские регулярные и нерегулярные войска должны быть выведены немедленно из района на запад от Иркутска до Черемхова включительно, на север из 150-верстной полосы и на юг из 100-верстной полосы. Точное выполнение этого условия необходимо также и потому, что наши части при встрече с советски^ ми частями неизбежно будут их разоружать и возможно боевое столкновение.
9) После прохода наших армий меридиана города Иркутска в течение недели не производить никаких продвижений советских войск восточнее Иркутска.
10) Для наблюдения за выполнением изложенных условий с нашей стороны Иркутский ревком должен командировать в мой штаб трех своих представителей. Наблюдение за выполнением тех же условий противной стороной просьба принять на себя представителей иностранных государств.
11) Независимо от хода настоящих переговоров я продолжаю движение на Иркутск.
Ввиду движения штаба на восток за ответом к прямому проводу можем быть здесь на станции Зима 2 февраля 1920 года. В дальнейшем же продвижении на остановках будем запрашивать вас ежедневно между 20 и 22 часами иркутского времени, если вам угодно, с ближайших нашему ночлегу телеграфных станций. Другим способом переговоры по прямому проводу невозможны ввиду секретности нашего маршрута».
Доктор Благож:
«До принятия ваших условий здесь по телеграфу дошла до представителя Чехословацкой республики следующая нота советского командарма Зверева в Иркутске:
«Предлагаю вам во избежание напрасных человеческих жертв и в интересах беспрепятственного продвижения чеховойск на восток немедленно предложить генералу Войцеховскому сложить оружие и передать его в распоряжение Восточносибирской советской армии. Войскам, добровольно сложившим оружие, дается полная гарантия неприкосновенности личности.
Зверев».
(«Известия Иркутского ревкома» № 9
от 3 февраля 1920 года)
ПОСЛЕДНИЙ ДОПРОС
Как и следовало ожидать, каппелевцы отказались сложить оружие, и 2 февраля войска ревкома заняли позиции у села Пономареве. Туда же выехало большинство участников совещания, созванного Иркутским военно-революционным комитетом в ночь с 30 на 31 января 1920 года. По-разному сложилась их судьба…
Александр Александрович Ширямов остался в живых. Он прожил большую и длинную жизнь, избирался делегатом X съезда партии, IX Всероссийского и II Всесоюзного съезда Советов. После гражданской войны работал заместителем Надежды Константиновны Крупской в Главполитпросвете, заведовал издательством в Высшем коммунистическом институте просвещения, был членом Центральной шефской комиссии при ЦКВКП(б).
Умер он в июне 1955 года.
Уроженец села Квирикета Озургетского уезда Кутаисской губернии, один из популярнейших героев гражданской войны в Сибири Нестор Александрович Каландаришвили, голова которого была оценена белыми в 40 тысяч рублей золотом, закончил свой жизненный путь много раньше.
Он погиб 6 марта 1922 года, когда по заданию Реввоенсовета Пятой армии подавлял в Якутии белогвардейский мятеж. В 33 верстах от Якутска его штаб попал в засаду в протоке реки Лены, между деревнями Тек-Тюри и Табаге. В завязавшейся перестрелке Каландаришвили и работники штаба были убиты.
По просьбе трудящихся Иркутска тело партизанского вождя было привезено в Иркутск и здесь 17 сентября 1922 года торжественно захоронено. Его именем названа одна из улиц города. В этих разных судьбах было одно общее. Ширямов, Каландаришвили, Стрижак-Васильев и другие сибирские большевики, готовившиеся к бою с каппелевцами, до конца верили в победу дела, которому отдали свою жизнь. А у вождя сибирской контрреволюции Колчака такой уверенности в победе белого движения уже не было… Он больше не был участником происходящего. Из «верховного правителя и верховного главнокомандующего» он превратился в арестанта; арестант, находившийся наедине с самим собой, имел достаточно времени для размышлений… Колчак понимал: дни сибирской контрреволюции сочтены.
И когда бывший начальник тюрьмы передал ему записку Тимиревой, в которой она спрашивала, как он оценивает ультиматум генерала Войцеховского, он ответил, что «смотрит на него скептически и думает, что этим лишь ускорится неизбежная развязка».
Нет, адмирал больше не верил в торжество контрреволюции. Не верил он и в то, что следствие даст ему возможность оправдаться перед историей. В ноябре 1919 года он проиграл битву за Омск, в феврале 1920 он проигрывал другую, может быть, не менее важную для него битву - битву за свое имя. От допроса к допросу биография Колчака неуклонно превращалась в обвинение против «верховного правителя».
И снова перед глазами Колчака полутемный салон идущего в Иркутск поезда и лицо расстрелянного в Омске большевика…
- Вы живы?.. Не думал, что мы с вами встретимся еще раз…
- Я тоже. Но, как видите, встретились. И мое «последнее желание» осуществилось. На это потребовалось не больше полугода… Но не будем отвлекаться…
- Генерал Жанен знает о случившемся?
- Разумеется.
- Вы хотите сказать, что Жанен санкционировал арест?
- Совершенно верно. Но слишком строго судить его не стоит. Он был поставлен перед выбором…
- Но, помимо всего, существует честь.
- Что касается чести вождей белого движения, то тут я пас. Но позволю себе заметить, что, судя по тому, во что вы превратили Сибирь, лично ваши представления о чести и совести были достаточно емкими…
- Я сейчас пленник и лишен возможности дискутировать с вами…
- Вы, как всегда, любите звонкие слова, адмирал… Наш спор, который начался в девятьсот четвертом, закончен. И вы не пленник, а преступник. И, как у каждого преступника, у вас впереди следствие, суд и приговор. Что касается дискуссии, то вам теперь остается Дискутировать только с самим собой. Такая возможность осталась. Можете ею воспользоваться…
И адмирал пытается дискутировать сам с собой…
События, разговоры, лица.
Граждане свободные матросы свободной России!..
Это матрос, тот чернявый, из Севастополя… Он выступает на митинге после него, Колчака. Что он говорит?
- Нам, братишки, черноморские революционные моряки, бойня с германцем ни к чему. А вот ежели нам не дадут господа и граждане министры землю и фабрики, вот тогда мы, братишки, черноморские революционные моряки, вместе с нашими братишками по классу - германскими мужиками и мастеровыми - обрушим свой революционный гнев на империалистов. А потребуется - и не единый гнев, а и пули из ружей наших обратим на них, снаряды из орудий…
Матроса сменяет генерал Болдырев. Он в штатском. В Японии все русские генералы носят партикулярную одежду…
- Вот вы и познакомились с тюрьмой, Александр Васильевич…
- Я сражался за Россию.
- Чью Россию, Александр Васильевич? Ваньки-Каина? Атамана Красильникова? Рябушинского? Мужичок-то тоже за Россию сражался - только Россию Ленина… Россия Ленина-то ему больше по нутру, а?
Нет, это не Болдырев. Это опять чернявый матрос. Или Стрижак-Васильев?
- За Россию против русских, Александр Васильевич? С англичанами, с японцами, с французами против русских?
Стрижак-Васильев, безымянный матрос, Болдырев и, наконец, генерал Жанен.
Жанен…
В ноябре прошлого года, когда фронт неудержимой лавиной откатывался на восток, начальник контрразведки, никогда не оставлявший своим вниманием союзников, только ему известными путями раздобыл копию с дневника генерала Жанена. Улыбчивый француз, жаждущий повести русские войска на Москву и превративший свой поезд в склад царских реликвий, всегда вызывал у адмирала чувство настороженности. И все же некоторые записи его потрясли.
