Атаман Платов - Анатолий Корольченко

А остальные полки растекались по дороге и шли вперед.

Семен Розин скакал в гуще всадников. Справа и несколько впереди вдруг ослепительно сверкнуло, потом взметнулось огненно-рыжее пламя, его толкнуло в грудь и вырвало, из седла. Падая, он увидел клочок голубого, словно вымытого неба с пухлым белым облачком. А когда вскочил, почувствовал на лице что-то горячее и липкое.

— Семе-ен! Семе-ен! — услышал он голос.

Оглянулся: правее лежала с распоротым брюхом лошадь, рядом он увидел неестественно бледное, без кровинки лицо. В первый миг даже не узнал, кто это.

— По-мо-оги-и…

Семен шагнул к лежащему.

— Но-огу-у! — выдохнул раненый, силясь выбраться из-под коня.

— Это ты, Хроменков? Сейчас… — Он попробовал помочь, но раненый от боли вскрикнул.

— Терпи, терпи… Я сейчас.

На глаза попалась переломанная пика урядника. Он быстро подсунул ее под тело лошади и, напрягшись, приподнял.

— Ну-у… Вытаскивай!

Хроменко заерзал, уперся руками о землю, лицо его покрылось холодной испариной.

— Давай, Астап, быстрей!.. Кабы не угодить…

Прямо на них шел строй пехоты. Раненый Семен Розин помог уряднику взобраться на свою лошадь и, слыша над головой посвист неприятельских пуль, заспешил вслед за ушедшим полком…

Наполеон стоял на Шевардинском холме, набросив на плечи шинель. Чувствовал он себя преотвратительно. Ночь провел неспокойно: давала знать простуда, но еще больше волнение за предстоящее сражение. Несколько раз он вставал, выходил из палатки, смотрел в сторону русской армии: не ушла ли? Его не покидало предчувствие, что «старая лиса» Кутузов наверняка готовит хитрость, которая спутает все его карты. Но нет, костры за Колочей горели, русская армия оставалась на месте, и генеральное сражение, которого он так жаждал, должно с утра произойти.

Он вспомнил декабрьский день 1793 года, первое сражение, с которого начался взлет его карьеры…

Тогда сеял холодный дождь, дул острый порывистый ветер. В подступавших сумерках маячили корабли английской эскадры, поддерживавшие мятежных сторонников свергнутого короля. Вот уже какую неделю республиканская армия пыталась приступом взять Тулон, где засели приверженцы Бурбонов, и все безуспешно. Участвовавший в осаде Бонапарт никак не разделял план осады, у него был свой план, совсем отличный. Его непременно нужно предложить.

Завернувшись в плащ, не очень уверенный на встречу, он направился к командующему республиканскими войсками.

— Кто такой? Что нужно? — остановили его.

— Есть важное дело.

— Какое? Выкладывай!

— Не могу. Скажу только генералу Карто.

Сорокадвухлетний командующий, в недалеком прошлом лихой драгун, смотрел холодно, с недоверием. От ветра хлопало полотнище палатки, мигала подвешенная лампа.

— Сир, — обратился Бонапарт к командующему, — я пришел предложить свой план овладения городом. Если вы его примите, через неделю Тулон будет у ваших ног.

— Вам сколько лет, капитан?

— Двадцать четыре.

— Вы рискуете. В случает неудачи я прикажу вас расстрелять.

— Готов принять смерть, но прежде выслушайте…

Три дня после того над городом гремела орудийная канонада. Пятнадцать мортир и тридцать крупнокалиберных пушек били по городу, разбивая укрепления. Одно из ядер попало в пороховой склад, и он со страшным взрывом взлетел в воздух. На четвертый день в проливной дождь и ураганный ветер республиканцы пошли на штурм. И город пал. Еще через четыре дня Бонапарт стал командовать всей республиканской артиллерией. Кто-то потом сказал, что он вошел в палатку Карто капитаном, а вышел бригадным генералом.

Это было двадцать лет назад, во Франции. А сейчас шло невиданное им по упорству сражение в России, у Москвы.

Сбросив шинель, Наполеон оставался в сером, без эполет, сюртуке, нервно кусал тонкие губы. Опытным глазом полководца видел, что продвижения почти нет. На бешеные атаки, какие предпринимали его войска, русские отвечали яростными контратаками и в упорных рукопашных схватках отбрасывали французов назад. В умении пользоваться штыком русские были непревзойденные мастера.

Почти все резервы использованы. Оставалась только императорская гвардия — Молодая и Старая — последняя его надежда. Молодая гвардия выстроена в боевое каре. С холма видно это каре, расположенное за небольшой речушкой.

Ох, с каким нежеланием Наполеон приблизил к линии сражения это соединение, его последнюю силу и надежду. Он намерен был возвратиться из России, не использовав примечательного резерва. Это было бы лучшим подтверждением его, Наполеона, величия и могущества.

Но увы! Почти каждые четверть часа от маршалов и начальников колонн прибывали адъютанты, и все приносили безрадостные вести и просили о помощи. Особенно настойчивы в просьбах были Ней и Мюрат. Им удалось ворваться в Семеновское, выбить оттуда русских, но к тем подоспели подкрепления и вышибли наступавших. Сколько было атак — подсчитать невозможно. Они следовали одна за другой и каждая отбивалась с большими для обеих сторон потерями.

— Император, настал час гвардии, — не просил, а требовал Мюрат. — Только она может сломить русских.

— Дайте мне гвардию, и я принесу победу, — обещал Ней.

— Мой император, видимо, настало время, — осторожно высказывал Бертье. — В центре построения русских образовалась брешь, и надо ввести туда гвардию. Она войдет в расположение неприятеля, как нож в масло. Нужно спешить, пока к этой пустоте не подоспели русские резервы.

Прежде чем ответить, Наполеон прошелся по обозначившейся в траве тропке. Она тянулась у края круто спускавшегося к речушке склона.

— Хорошо, Бертье, я уступаю вашей настойчивости: Молодую гвардию — в огонь! Атаковать Курганную батарею и далее — Горки!

Строй Молодой гвардии дрогнул, сверкая штыками, направился в сторону русских флешей. Вышколенные, закаленные в боях солдаты шли ровными рядами, соблюдая порядок. Шаг твердый, размеренный. Двигался монолит, сокрушить который, казалось, не могла никакая сила, и никакая сила не могла против него устоять.

Случайно взглянув влево, в сторону Бородино, Наполеон увидел скачущего во весь опор всадника. «Опять адъютант с просьбой», — с досадой подумал он и отвел взгляд.

Всадник взлетел на холм, на ходу соскочил с коня, едва при этом не упав, и, не добежав до Наполеона, вскричал:

— Ваше величество, там казаки! Казаки там! Они зашли нам в тыл и продвигаются!

В свите генералов и офицеров, стоявших поодаль, произошло замешательство.

— Болван! — негромко, но отчетливо ясно произнес император. Лицо его изменилось, вытянулись в ниточку тонкие губы. — Говорите ясно, что и где произошло?

— Ваше императорское величество, — с трудом переводя дыхание, продолжал офицер. — Там, в лесу, где наши обозы, казаки!.. Они обошли фланг!

— Кто вас послал?

— Я из дивизии Орнано. Послал сам генерал.

Наполеон хотел что-то спросить, но увидел другого всадника.

— Ну вот, еще один! А что скажет он?

— Там казаки, ваше величество! Они напали на нас и все крушат! Войска генерала Дельзона смяты!

— А что же Богарнэ? — Наполеон перевел взгляд на стоявшего рядом начальника штаба. — Разве он не в состоянии без меня принять меры? — Это звучало укором и Бертье.

— Конечно, он должен был…

— Они захватили уже обозы… — продолжил было второй адъютант, но взгляд императора пресек его.

Казаки! Упоминание о них вызвало в Наполеоне необъяснимое чувство скрытого страха и ненависти. «Порождение рода человеческого», — назвал он их однажды. Но он заявил и следующее: «Дайте мне казачьи полки, и я пройду с ними весь мир».

Теперь казаки ворвались в расположение его армии и крушат тыл. В Беззубово и далее в лесах находится главный обоз, в нем немалые запасы пороха, ядер, оружия, продуктов питания, фуража. Тысячи повозок сосредоточены у дороги. Если доберутся до них, армия останется без всего необходимого. Но казаки могут двинуться и на юг, вдоль реки Войны к Шевардино…

«Так вот в чем состояла хитрость Кутузова! Вот что он готовил!.. Но, нет! Я не позволю себя обмануть!»

— Коня! — крикнул он в сторону свиты. — Бертье, гвардию остановить! И ни шагу ей до моего возвращения!

Предвидя надвигающуюся с левого фланга опасность, он поспешил туда. Навстречу из перелеска выбежали три французских солдата. Узнав императора, опешили.

— Кто такие? Откуда? — спросил их Наполеон.

— Мы из дивизии Дельзона. — На лицах французов страх, смятение.

— А где ваше оружие? Под суд негодяев!

Евгения Богарнэ на месте не оказалось.

— Где он? Кто управляет сражением? — Наполеон был взбешен.

Но тут из расступившегося каре вырвались всадники.

— Вот и сам принц, — ответил офицер.