Босс под Новый Год - Ева Маршал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вздрагиваю от прикосновения его горячих ловких пальцев. Они ласкают горячие складочки, проникают внутрь, насколько получается, снова массируют клитор. Роману не слишком удобно, мне тоже, но в этом есть какой-то особенный шарм. Чувство чего-то запретного, дерзкого… Заводит нереально.
Поддаюсь ему навстречу, развожу ноги так сильно, насколько возможно в моем положении. Готовая, доступная, горячая. Снова ныряю рукой под пуховик, проникаю под блузку, кажется, сорвав несколько пуговиц, стягиваю чашечку бюстгальтера, принимаюсь ласкать свою грудь.
Ритмичные движения пальцев… Биение сердца… Тихие стоны, которые я не в силах сдержать… Оргазм накрывает меня с головой, я сжимаюсь вокруг его пальцев. Пульсирую, взмывая на волнах удовольствия. И откидываюсь на сиденьи в полной прострации.
— Приехали, — сообщает мой босс и убирает руку, оставляя чувство легкой опустошенности.
Он поворачивает во двор жилого комплекса, и я торопливо привожу себя в порядок, радуясь, что на улице темно, и никто не стал свидетелем охватившего нас сумасшествия.
Роман помогает мне выбраться, и тут же прижимает к себе, жарко целуя. Одновременно берет мою руку и кладет себе на ширинку. Он каменный!
Мне кажется, что ему тесно до боли.
— Хочу тебя! — шипит он сквозь зубы, едва разорвав поцелуй. — Хочу всю до капельки. До донышка! Ты моя, Алина! Моя!
Глава 20
В его руках я полностью растворяюсь. Превращаюсь в живущий по неизвестным мне правилам огонь, который шелковой лентой скользит в его пальцах, покорно извиваясь.
Кожа горит от поцелуев и прикосновений, и прохладные шелковые простыни давно не спасают. Лишь сильнее горячат кровь, раздражая сверхчувствительные рецепторы.
Наше дыхание сливается воедино, сталкивается. Мы действуем в едином ритме. Раз за разом. Доходим до края, и срываемся в пропасть, оглашая пространство стонами и криками.
Роман ненасытен, этой ночью я его любимая игрушка, и он не желает меня выпускать из рук. Мы как два умирающих от жажды, которые не могут и не хотят остановиться. Я и не представляла, что такое возможно. Не знала, что могу заниматься любовью часами, с небольшими перерывами. Не знала, что существует в этом мире мужчина, который способен подарить мне столько удовольствия, а я смогу его принять.
К утру окончательно понимаю, что все. Мне конец… Я влюбилась окончательно и бесповоротно. Напрочь. Ведь не может быть такого единения с не предназначенным тебе судьбой человеком.
Нам слишком хорошо вместе. Идеально. Невероятно. Неповторимо. Не будет больше человека, который способен пробудить во мне такое.
Роман чутко улавливает каждую мою реакцию, ласкает там, где нужно, когда нужно. Мы всегда на одной волне. Всегда легко подстраиваемся, экспериментируем. Без страха и стеснения говорим на самые деликатные темы. Если я хочу главенствовать и повелевать, он позволяет, наслаждаясь моим удовольствием так, что искры вспыхивают в глазах. И я отчетливо понимаю, что он — тот самый. Никто для меня никогда не станет столь же близким. Столь же загадочным и одновременно понятным…
От осознания этого к завтраку иду немного пришибленная. Мы совсем не спали, просто не могли оторваться друг от друга. А теперь я сижу на кухню и заторможенно смотрю на чашку ароматного кофе, не соображая, что с ним делать.
— Пей, — смеется Роман. — Давай ты сегодня побудешь дома?
— Дома? С ума сошел? — подключаюсь я к реальности, мигом выныривая из прострации. — Сегодня рабочий день. Я сейчас соберусь, дай мне минутку.
Тянусь к чашке и делаю огромный глоток. Горечь с кислинкой приятно обжигают рецепторы, и я блаженно закрываю глаза.
И они не открываются!
Просто отказываются!
Усилием воли поднимаю веки. В глазах словно песок, и хочется в очередной раз умыться холодной водой, чтобы избавиться от него. А после желательно приклеить скотчем ко лбу ресницы. Мне кажется, что каждая ресничка весит по килограмму.
Нет, с этим точно нужно что-то делать.
Я допиваю содержимое чашки залпом.
— Рома, можно мне еще? — Просительно улыбаюсь, глядя на своего мужчину.
В ответ он хмурит брови, но кофе готовит.
— Держи, малыш.
Новая чашка бодрящего напитка опускается на стол передо мной, рядом Роман ставит тарелку, и я вдруг чувствую себя невероятно уютно и… на своем месте, что ли? Как будто так и должно быть.
Я счастливо вздыхаю.
Что может быть прекраснее, чем приготовленный любимым мужчиной завтрак после безумной, потрясающей, лучшей в жизни ночи?
Только если этот мужчина еще и любит тебя не меньше, чем ты его.
Не позволяю настроению испортиться. Да и не способна на это. Устала. Спать хочу до безумия просто, но надо идти трудиться на благо компании и лучшего в мире босса и любовника, который сидит напротив и любуется мной, забыв о еде.
— Чего не ешь? — спрашиваю, отрезая кусочек пышного омлета с зеленью и сыром. — Вкусно!
— Ты вкуснее, — отвечает Рома игриво.
Я краснею, смутившись, как подросток.
— За столом такие шуточки неуместны, — говорю с мамиными интонациями, сама себе поражаясь.
— За этим столом уместно все, что нравится нам двоим. Мне бы очень понравилась ты на столе. Подо мной, — с потемневшими от страсти глазами отвечает Рома, так и не прикоснувшись к еде.
— Мы опоздаем на работу, а у тебя важная встреча, — напоминаю, облизывая губы.
Как такое может быть, что все это не заканчивается? Стоит ему на меня вот так жарко посмотреть — и я уже полыхаю, словно стог высушенного за лето сена, и сон как рукой сняло. А ведь минутой ранее я умирала, как спать хотела!
Но сейчас и правда не время.
— Встреча? А, встреча… — Рома вздыхает и, с тоской глядя на часы, приступает к завтраку. — Ничего, у нас будет еще много возможностей, чтобы побыть вместе и попробовать стол. Разные столы…
От последней фразы я невольно улыбаюсь.
Приятно слышать из его уст такие слова. Хотелось бы, конечно, еще признание в любви, но я подожду. Кажется, пройдет совсем немного времени, и я получу все, о чем мечтаю, а может, даже больше.
В голове сплошные воздушные замки и порхающие бабочки. В том числе и в животе. Ничего не могу с собой поделать. Мне так хорошо, что весь мир видится в розовом цвете, и избавляться от нафантазированной картинки и этого сонного, мягкого состояния совсем нет желания.
Ресницы вновь смыкаются, словно не было