ИМ ХОчется этого всегда - Макс Нарышкин

Ударившись затылком о мрамор пола, я пришел в себя и привстал. И в то же мгновение мощный удар ногой повалил меня обратно.

Откатившись в сторону, я попытался встать, но Старик навалился на меня всем телом и схватил за горло. Вместо того чтобы сталкивать с себя его грузное тело, я был вынужден удерживать его стальные руки, чтобы он не свернул мне позвонки.

— Знаешь, мерзавец, чем мой сейф отличается от твоего?.. — хрипел он мне в лицо и скалил фарфоровые зубы. — Тем, что его сигнализация выводится на мою трубку…

Поняв, что освободиться невозможно, я отпустил его руки и сунул свою правую в карман. И тут же волна удушения судорогой прошлась по моему телу. Мой начальник службы безопасности душил меня, как собаку…

Стараясь не потерять сознание до того, как появится шанс на спасение, я скручивал и скручивал с «Паркера» колпачок…

— Что ты сделал с моей женой, тварь?! — просвистел он, и я, из последних сил размахнувшись, всадил ему золотое перо в глаз.

Кровь хлынула на меня, как вода из крана в ванной его квартиры. Она заливала мне рот, глаза, лилась в уши, и я, чтобы не слышать, как орет Старик, оскалился, как волк.

Наверное, он хотел вынуть ручку из глаза. Он отпустил меня и занялся собой. И в тот момент, когда пальцы его взялись за «Паркер», я ладонью вбил ручку ему в голову.

Вывинчивание колпачка, это невинное занятие, способно одних поднять до немыслимых высот, а других низвергнуть…

Я не мог подняться еще около минуты. Просто удивительно, что до сих пор никто еще не вошел в подъезд.

Мое потрясение трудно измерить баллами, но если все-таки попытаться это сделать, можно было предположить, что я где-то между девятью и десятью по шкале Рихтера.

Я не помнил о папке, я помнил лишь хруст, с которым перо вошло в мозг Старика. Выбравшись на улицу, я выбежал на дорогу и только сейчас сообразил, что и пиджак мой, и рубашка, и лицо, и руки залиты свежей, еще теплой кровью…

В магазине я купил бутылку воды и смыл с лица следы убийства. Представляю, что обо мне думала продавщица, нажимая ножкой кнопочку сигнализации. Заметив это, я выскочил из магазина и с бутылкой в руке, расплескивая воду, бросился во дворы. Уже там, оказавшись в безопасности, каковой я себе ее представляю, я отдышался и успокоился. С рубашкой тоже пришлось расстаться. В майке, с пиджаком, свернутым в скатку и уложенным на плечо, я шел в черных очках по Протопоповскому переулку и прятал взгляд.

Не помню, на пересечении с какой улицей я купил рубашку с пиджаком, вышел на дорогу и поймал такси. Помню лишь, что назвал адрес: Мосфильмовская и — дом, в котором на ней жил Факин.

Через полчаса я вошел в квартиру, где нашел мертвую Таю. Естественно, она была убита ножом. Девочка лежала, глазами, полными удивления смотрела куда-то в сторону и в последнюю минуту своей жизни думала, наверное, о том, что же такое с ней все-таки случилось. Очень сюрреалистическая картина, которая не произвела на меня никакого впечатления. Минуту я думал, а потом вышел из квартиры.

Улица встретила меня пахнущим сыростью воздухом, тучи, которые еще четверть часа назад сгущались, но были где-то высоко и в стороне, на этот раз подтянулись и опустились.

Я быстро остановил такси и назвал адрес компании «Глобал». Эта поездка была самая долгая в моей жизни. Я сидел на заднем сиденье машины, болтовня таксиста неслась мимо меня, и я думал о том, какой большой город Москва. Он тянулся через всю страну… Когда я увидел крышу своей компании, точнее, огромные буквы G-L-O-B-A-L на ее крыше, я похлопал водителя по плечу. На дороге, рядом с парковкой моей высотки, я расплатился и стал взбираться по круче ступеней. Этот высокий, разрезаемый ступенями холм — моя идея. Только так, преодолевая проблему за проблемой, сотрудник «Глобал» может достичь пика карьеры…

Открыв дверь своим электронным ключом, я вошел в холл и сразу направился к зеркальному ограждению, разделяющему холл с помещением охраны.

Дверь не была на замке, она была чуть приоткрыта, она словно приглашала меня внутрь, чтобы убедиться в последней моей догадке. Я вошел и увидел Филиппа. Он полусидел-полулежал на диване, и рядом с ним переплетом вверх валялась книга Реймонда Чандлера.

На ней багровыми пятнами сияла кровь.

Приблизившись к стенду над его головой, я нашел то, что искал, — разработанный Стариком план учений и должностные инструкции на все случаи нештатных ситуаций. И чем дольше я читал, тем яснее для меня становилась картина произошедшего…

Скрип тормозов машин на улице за моей спиной совпал с окончанием моего ознакомления с работой службы безопасности.

Я спустился вниз и даже не удивился, увидев перед входом несколько машин. Из одной из них показалось полностью удовлетворенное лицо начальника уголовного розыска, и я снова не удивился, когда следом за ним из машины вышел следователь прокуратуры…

— …Время! — прогрохотал надзиратель, входя, как и положено надзирателю, по-хамски. Игриво поглядывая на Женю, он крутил в руке гигантские ключи.

— Послушайте, дайте мне еще пятнадцать минут…

— Сожалею, но не могу.

Женя посмотрела на него снизу вверх. Он не сожалел. Он радовался, что вот к красивому, статному мужику пришла красивая, статная девка, а он и не статен, и не богат, однако свидание этих красавцев может закончить в любой момент.

— Не переживайте, у вас есть еще одна встреча со мной, — успокоил ее Лисин.

— Последний вопрос, Игорь, — уже стоя, сказала Женя. Она надевала куртку медленно, а надзиратель не имел права заставлять одеваться быстрее. Другое дело, он мог взять и увести Лисина. Но он почему-то не торопился. Наверное, он удовлетворился тем, что и без того заставил их понервничать. — Последний вопрос… — Она покосилась на пятнистого кривоногого стража. — Почему прокуратура не вынула из схрона то, о чем ты говорил? Ведь это хотя бы и косвенное, но доказательство правоты твоих слов?..

— А я не говорил… Чего уши развесил? — рявкнул он в сторону пятнистого. — Я и не сообщал об этом прокуратуре, Женя… Ты… поможешь мне?

Она пошатнулась. Она не до конца понимала, что происходит.

— Папка… — начала она.

— Она там, где я ее оставил. И она действительно единственное, что может подтвердить мои слова. Женя, можно… разреши поцеловать тебя…

Побледнев от неожиданности, она окаменела и замерла на месте, а Лисин, выбравшись из-за стола и шагнув вперед, положил руки на ее плечи…

— Все, время! — прервал сержант. — На выход! Руки за спину…

Выйдя следом за ними в коридор, она посмотрела на ссутулившуюся спину Лисина. Пройдя еще шагов десять, он остановился и обернулся…

Их взгляды встретились, и она все поняла.

Папка! Выбежав на улицу, она бросилась к машине, запнулась, едва не упала и сломала каблук.

К черту туфли! Взмахнув ногами, она стряхнула их прямо посреди улицы, распахнула багажник и выдернула из-под пакетов кроссовки…

По дороге к Протопоповскому переулку ее останавливали дважды. За превышение и объезд пробки по тротуару. Оба раза она, построив глазки бдительным гаишникам, уезжала с чистым водительским реноме. Она давила и давила на газ, пока не увидела дом с номером, названным Лисиным. Проскочив его на скорости, она несколько минут разворачивалась на перекрестке, рискуя на этот раз нарваться окончательно и серьезно. Но обошлось и теперь.

Старик жил в приличном районе. В такие раньше расселяли если не партийную элиту, то партработников уровня райкома — точно.

Остановив машину у входа, она вышла и сразу направилась к крыльцу. Там она столкнулась с двумя хорошо пахнущими мужчинами — это единственное, что она могла запомнить из неожиданной встречи, поскольку все мысли ее были заняты почтовыми ящиками, а взгляд был устремлен перед собой.

Пока Лисин не лгал — стены, кабины лифтов и даже почтовые ящики перед входом на второй этаж были выкрашены в депрессивный бежевый цвет. Остановившись, она замерла — в просвете верхней лестницы были видны хлопчатобумажные чулки бледно-коричневого цвета и низ оранжевого полиэтиленового пакета. Какая-то старушка поднималась к себе в квартиру. И Женя решила дать ей возможность подняться без подозрений. Идет бабулька явно на второй этаж — был бы третий, воспользовалась бы лифтом…

Когда клацанье запираемого замка закончилось, Женя оглянулась, убедилась в полном одиночестве, подошла к почтовым ящикам и сунула руку в щель между досками, на которых они крепились.

Пусто.

Посмотрев еще раз по сторонам, она взялась за край последнего ящика и рванула его на себя.

Сил она приложила немало и не успела удивиться, как оказалась на полу…

Недоумевая, как могло получиться так, что она, слабая девочка, оторвала к чертовой матери все ящики вместе с досками, она поднялась и подошла поближе.