Красная карма - Жан-Кристоф Гранже

Девушка следом за Эрве пересекла газон, заросший высокой травой, который тянулся вдоль Дома Бразилии – еще одного бетонного здания на высоких пилонах, подозрительно напоминавших те, что виднелись на ближайшей стройке нового бульвара (уж не позаимствовали ли их оттуда?). В студгородке царила мертвая тишина. После сумасшедшего гвалта на стадионе Шарлети она казалась зловещей…

Николь не верилось в такой подарок судьбы: неужто она ловит настоящего убийцу, который затаился где-то здесь, рядом, а еще несколько минут назад стоял в густой толпе манифестантов, среди тридцати тысяч человек?! Теперь все ясно: убийца – если это и вправду он – выискивал свою жертву среди студентов. Что ж, сегодня вечером у него был богатый выбор.

Они с Эрве подошли к новому павильону, сложенному наполовину из кирпича, наполовину из песчаника, с балконами, украшенными зеленым мозаичным бордюром. Здание выглядело недостроенным: повсюду кучи песка, бетономешалки, заграждения с запрещениями входить на эту территорию.

Мерш уже стоял здесь. Николь услышала шорох слева: это подошел Берто. И внезапно девушка поняла, почему они остановились именно перед этим новым павильоном. Дом Индии!

Значит, их добыча должна была находиться там, внутри, – и больше нигде.

Бетонный четырехугольник на красном фоне.

Именно так можно было бы описать выступающий подъезд здания – нечто вроде дозорного пункта у его подножия.

Мерш прошел под навесом, обогнув бетономешалки и кучи гравия. Остальные двигались следом, стараясь ступать и дышать как можно тише. Сыщик позвонил – он обнаружил кнопку, которая походила скорее на сигнал тревоги. Они ждали, стоя перед застекленными дверями, черными, как ворота ада. Наконец им открыли двое парней. Смуглые глянцевые лица, рубашки с коротким рукавом, тергалевые подвернутые штаны. Густые иссиня-черные волосы – что у одного, что у другого… Словом, пара индусов с большими вытаращенными глазами, испуганно взиравшими на незваных гостей.

Мерш порылся в карманах куртки, и Николь спросила себя, что он оттуда вытащит – удостоверение с трехцветным флагом или револьвер? К счастью, оказалось, что удостоверение.

– Вы по-французски говорите?

Парни кивнули – вернее, как-то неопределенно покачали головой, словно одновременно хотели сказать и да и нет; они явно паниковали.

– Мы ищем человека, который мог проникнуть в этот корпус.

В ответ – молчание.

– Вы никого здесь не видели?

Снова молчание.

Мерш обернулся к Берто:

– Вызови подкрепление и обойди здание снаружи… А мы пока прочешем его внутри.

Индусы не оказывали никакого сопротивления и вообще не произносили ни единого слова. Кто это – сторожа? Или студенты? Впрочем, что тут гадать: ясно было, что, кроме них, в этом недостроенном здании никого нет.

Мерш, Эрве и Николь вошли в холл, пропахший свежей краской. На полу валялись мешки с цементом. Стены были покрыты мозаичными изображениями танцовщиц (каждая с кольцом в носу) и каких-то божеств с томными глазами.

Мерш обошел холл, распахнул несколько дверей – всюду пусто. Стены, перегородки и оконные рамы окрашены в яркие цвета, – казалось, они попали в игрушечный домик, старательно, с любовью расписанный каким-нибудь ребенком.

– Сколько здесь этажей? – спросил он, вернувшись к остальным.

Один из индусов поднял пальцы – пять на правой руке, один на левой; значит, шесть.

– А студентов сколько?

Вместо людей ему ответила тишина: в доме явно никто еще не жил.

– О’кей, нужно обойти все этажи! – скомандовал Мерш.

Они поднялись по лестнице; перила были все еще покрыты полиэтиленовой пленкой. Красные стены, синие стены… Рабочие инструменты на первой лестничной площадке… Цементная пыль во всех углах… И двое безмолвных черноволосых парней, покорно шагавших следом.

В первом же коридоре, куда выходила дюжина дверей, они подсчитали, что здание должно вмещать как минимум семьдесят комнат – и все их нужно осмотреть. Что они и делали, погружаясь в полутьму, словно в темный лак.

Но было уже ясно, что все это напрасный труд. Они потеряли слишком много времени. Садху, если он и побывал здесь, давно уже мог найти себе надежное убежище или вообще сбежать через балкон – словом, оказаться далеко отсюда…

И все-таки они упорно отворяли дверь за дверью, как Эдди Константин в фильме «Альфавиль» Жан-Люка Годара, оглядывая комнатки, где еще не было ни кроватей, ни даже занавесок на окнах.

Два часа спустя они вернулись на первый этаж – вспотевшие, растерянные, унылые, покрытые белесой пылью, – вышли наружу и со смешанным чувством облегчения и отчаяния окунулись в теплую ночную тьму. Отдаленный шум стадиона уже затих, – похоже, Великий Вечер в очередной раз окончился ничем.

И тут внезапно раздались поспешные шаги.

Им навстречу бежал Берто в своей желтой водолазке.

– Черт бы побрал… будь оно все проклято!..

Запыхавшийся помощник остановился перед своим шефом со словами:

– Еще один!

– Кто «один»?

– Труп, черт подери!..

– Известно чей?

– Девчонка… студентка. Мы нашли ее сумку… Ее зовут Сесиль Бисилиа…

Продолжения разговора Николь не услышала. Она потеряла сознание.

На сей раз обнаженная жертва была привязана к дереву. Положение тела и тут указывало на одну из поз йоги или индийского танца. Торс прикреплен к стволу, колени согнуты, ноги расставлены, ладони, сложенные на уровне груди, устремлены вверх, словно при молитве, обращенной к какому-то божеству. Казалось, Сесиль – ибо это действительно была Сесиль Бисилиа, двадцати двух лет, проживавшая в доме № 114 по улице Ренн, – смотрит на них широко открытыми глазами. Между ляжками убитой свисали ее кишки – белые, серые, розоватые, багровые… словом, разноцветные, призванные подчеркнуть органическую непристойность человеческого тела, от которой у зрителей подкатывала к горлу тошнота.

Жан-Луи не мог подробно разглядывать все это: несмотря на амфетамины, он едва сдерживал подступавшую рвоту. Одно только было очевидно: на сей раз убийца не рассекал тело жертвы – внутренности выпали прямо из вагины. От одного этого слова ему становилось дурно: он никогда не смог бы произнести его вслух, из чистой стыдливости. Впрочем, ужас происшедшего не могли выразить никакие слова: этой ночью убийца расширил половую щель, превратив ее в зияющую рану, открытую любому надругательству, и эта рана с багровыми вывернутыми краями походила на свирепый укус дикого зверя.

Тем не менее Эрве, в подражание брату, все-таки решился подойти к убитой и, превозмогая дурноту, рассмотреть ее кожу. Со вчерашнего, а вернее, с позавчерашнего дня он уже не был прежним робким и чувствительным студентиком. Отныне он стал следователем, человеком в непробиваемой броне, которому предстояло не только зафиксировать картину преступления, но собрать и проанализировать все имеющиеся данные.

Раны жертвы свидетельствовали о звериной ярости убийцы, объяснявшейся то ли сексуальным мотивом, то ли жаждой мщения: этот изверг надругался над телом Сесиль как только мог, словно хотел изрезать его на части, осквернить, изуродовать, обезобразить до неузнаваемости.

«Ну-ка, подойди ближе!» – приказал себе Эрве. Да, здесь на теле тоже виднелись укусы. И может быть, даже более заметные, чем на трупе Сюзанны. Все те же следы чьей-то