«Если», 1995 № 05 - Альбер Хигон

— Ну… это было ошибкой.

— А я думал, что только Грег допускает ошибки.

— Это не ошибки, — довольно резко парировала Миранда. — Некоторые вещи он делает совершенно сознательно. Ошибки пытаются исправить, а Грег ничего в своем поведении менять не собирается.

— Но он поменял. Сделал петлю и вытащил Джоту.

Тут Миранда решила сдаться, посчитав, вероятно, что это не слишком принципиальный момент.

— Устройство для производства временных петель довольно компактное, и эффект оно производит лишь локальный, — объяснила она. — В лагере ни у кого не должно быть подобного устройства, но кому-то, очевидно, удалось прихватить его с собой. Мне придется с ними разобраться…

— Так, маленький приборчик, — пробормотал я, — ничего особенного. Как люксон.

Миранда бросила на меня пристальный взгляд, как будто вдруг засомневалась, такой ли я примитивный болван, каким мне положено быть.

Она рассказала мне еще немного о временных петлях, и я понял, что почти правильно представил себе ситуацию. Для нее это было элементарной, обиходной вещью, как газовая зажигалка, поэтому она так просто и рассказала мне о ней.

Когда происходит небольшая катастрофа местного масштаба, ты просто заставляешь ее исчезнуть. Если топор соскочил с полена и ударил тебя по ноге, ты возвращаешься на несколько секунд назад и проявляешь осторожность. Если машина врезается в телеграфный столб, ты с помощью приборчика тормозишь на несколько секунд раньше. Если замечательная ваза выскользнула у тебя из рук и разбилась на тысячу кусочков, ты переставляешь стрелку на несколько мгновений назад и восстанавливаешь вазу.

Это было весьма полезное, но самое обычное устройство, возможно, и более важное, чем дырокол, застежка-молния, шпилька или зажигалка, но ничто по сравнению с транзисторным радио, телевидением или атомной энергией… Так считала Миранда.

И тут мне впервые пришло в голову, что она не была гением, а просто самой обычной девушкой своего времени, достаточно умной, но не привыкшей к серьезному анализу событий.

— Значит, вы и в самом деле пришли из будущего. И все твои протесты блеф. Она легла на траву.

— Мы из настоящего, — заявила она, словно поставила на этом вопросе крест раз и навсегда. Тем не менее, Миранда уже не была так далека от меня. Громадная пропасть сокращалась.

Я склонился над ней и легко поцеловал. Она никак на это не отреагировала. Я поцеловал ее еще раз, более настойчивым и долгим поцелуем.

— Давай-ка лучше пойдем в дом, — предложила она, отталкивая меня. — Шейлы там все равно нет, иначе бы ты себя так не вел. Мне хочется пить.

— Значит, — сказал я, — ты можешь пойти со мной в дом, потому что все равно не станешь делать в моем присутствии то, что собиралась делать?

— Именно, — призналась она и улыбнулась.

Это была первая настоящая улыбка, которую я получил от Миранды.

В доме я попытался убедить ее выпить виски, руководствуясь очевидными мотивами. Однако она настояла на лимонаде. Как мне показалось, она удивилась, когда я бросил в бокал несколько кубиков льда. Видимо, доисторический способ охлаждения питья был для нее странным.

Она стояла босиком на ковре гостиной в своем изящном белом бикини. И здесь, в этом доме, выглядела уже совсем нереально.

— Может быть, тебе надеть платье? — предложил я. — Посмотри что-нибудь из вещей Шейлы или Дины.

— Нет, спасибо, — ответила она. — Я поплыву обратно. — Тут ей пришла голову какая-то мысль. — А кто такая Дина?

— Моя сестра.

Я просто напоминал ей. Она должна была знать про Дину.

Однако она не знала. Это было четко написано на ее удивленном лице.

— Ты ничего не знала про Дину? Даже не подозревала о ее существовании? И в то же время тебе было известно, что Джота войдет в мой кабинет ровно в 15.10.

— Ты в этом уверен?

— Но ведь Грег точно знал. А ты хотела встретиться с ним… и пришла очень даже вовремя.

— Расскажи мне о Дине.

— А тебе известно что-нибудь о моей матери?

— Да. Она, кажется, больна чем-то?

— Ну, это можно назвать и так.

— А Дина?

— Тоже больна, если пользоваться твоими словами. Хорошенькая, здоровая и милая. Но по развитию она ребенок. И ребенком останется.

Она села на диван, подобрав под себя ноги.

— Ты ведь совсем здоров — в этом смысле.

— Если даже и нет, я очень надеюсь, что это незаметно со стороны. Но у нас с Шейлой нет детей.

— Я думаю, что ты ошибаешься. Твои дети должны быть совершенно нормальными.

Она расспросила меня о моей матери, Дине и обо мне самом — коротко, но довольно тщательно.

Наконец она улыбнулась, на этот раз более тепло.

— У вас только двадцатое столетие. С тех пор очень многие болезни, которые считались неизлечимыми, начали легко исцеляться.

— Нужно просто сделать временную петлю, — мрачно предложил я. — Совсем нетрудно.

— Нет, не так… Я думаю, что существует очень быстрый и легкий способ вылечить Дину. Про твою мать я этого сказать не могу. Она и в самом деле безумна. Дина… ну, ей необходима некая стимуляция — так я думаю. Полной уверенности у меня нет. Тут все зависит от того, есть ли какие-то фундаментальные нарушения в хромосомах. Ее и твоих.

— А это можно как-нибудь выяснить? Она бросила на меня подозрительный взгляд, но потом заметно расслабилась.

— Есть такой способ. Довольно странный, но зато абсолютно надежный.

— И ты это сделаешь? — быстро спросил я. Она улыбнулась и отвела взгляд.

— Ты не знаешь, о чем просишь… Отвернись, Вэл. Возможно, я соображал не слишком быстро, но у меня не было ни малейшего представления о том, что сейчас произойдет. Я думал, что ей придется загипнотизировать меня или дать какой-нибудь сильнодействующий наркотик, только вот где она его возьмет? Через мгновение она сказала:

— Ладно. Повернись.

Она стояла совершенно обнаженной, а ее тело оказалось еще более великолепным, чем я предполагал.

Миранда протянула ко мне руки, а я, как дурак, заколебался.

— Таким способом? — глупо спросил я.

— Это только часть. Но если ты не хочешь… Я хотел.

Глава 5

Я читал и слышал о любви, которая способна изменить судьбу: два человека встречаются, умирают и рождаются вновь. Но я никогда не верил, что такие вещи возможны.

Не знаю, любил ли я Миранду (а она точно меня не любила), однако после этой встречи мы стали другими людьми, и каждый знал, что его жизнь уже не станет прежней.

Самое удивительное, что ее это потрясло ничуть не меньше, чем меня. Значит, она видела во мне нечто большее, чем персонажа из чужой пьесы.