Восточные сюжеты - Чингиз Гасан оглы Гусейнов

и ни шагу вперед! Двигаться надо всем!» — «И тебе?» — спрашиваю. «А как же?» — отвечает. «На мое место?» — «На ваше? — и расхохотался. — Кому нужно ваше место? Мне оно уже не нужно!» Люблю его за эту откровенность, кровь не застаивается, играет, когда с ним беседуешь. «От ступени к ступени — это не по мне! Нужны качественные рывки! Отсюда меня, к примеру, сперва в замы, потом на практическую работу в главк, потом завом, а там, глядишь…» — «Министром?» — «От зава — к министру, ну нет, маловато, давай повыше!» — «На место Джафара-муэллима, что ли?» — «А хотя бы!» — «Ай-ай-ай! — говорю ему. — Выживать своего родича!..» — «Почему выживать? — удивляется он. — Когда вы перестанете мыслить этими устаревшими категориями? Не выживать, а вытолкнуть его повыше и на его место сесть!» — «Ах вон оно что! — говорю. — Надо мной, значит!» — «Если вы будете сидеть сложа руки… Вы должны будоражить, беспокоить, о себе напоминать, не давать передыху: «Месячник безопасности!», «Неделя взаимной вежливости!», «Ни секунды простоя!» Напоминайте, выводите из сонного состояния!» А мне интересно, что он о себе думает. «Ну, а дальше вы куда?» — «Дальше? Движению нет предела!!!» «Ого! — подумал я. — Мы с тобой, Джафар-муэллим, дети! Вот оно подрастает, поколение!..»

Надо же чтоб так совпало! Когда Джафар-муэллим ехал сюда, он думал о том, какой сон приснился ему минувшей ночью. Там тоже Амираслан фигурировал. Вернее, не во сне, а в разгадке его участвовал. Потому и завел речь с Хасаем о всяких передвижках именно сегодня. А сон у Джафара был странный.

Джафар-муэллим рассказал о нем во время завтрака. Во второй этаж двухэтажного дома, стоящего на берегу быстротечной реки, врезалась машина, запряженная конем; конь сломал перила балкона, подался всем корпусом вперед и почти повис над рекой; Джафар будто на козлах стоит за конем, но перед машиной, застрявшей в комнате. Стоит и рыбу удит; вернее, поймал на крючок, да вытащить не может — удочка слаба, гнется в дугу, вот-вот сломается. Но Джафару жаль расставаться с добычей; именно эта самая рыба, которую он поймал, рванулась и вынудила его врезаться машиной в дом, и конь повис над рекой; если рыба резко подастся вперед, и конь, и Джафар-муэллим, и машина полетят в реку; но очень уж не хочется ему отпускать рыбу — такую большую, серебристую; он подтягивает ее слегка, сдерживает, чтоб не уплыла, удочка гнется, и конь, как статуя, стоит, не шелохнется.

— Абсурд какой-то! — рассказал и сам же ответил.

— Нет, с большим смыслом! — сказал Амираслан, приходивший иногда завтракать к своей сестре, чтобы жену не обременять.

А Джафар, когда проснулся, еще лежал минуту-другую с закрытыми глазами, ломал голову: что бы сие означало? Вспоминал разговоры и думы последних дней, хотя бы вчерашнего: о рыбной ловле не говорили, коня не вспоминали, о реке и не мечталось, когда за окном целое море, гляди и любуйся; да и удочку Джафар, вот в чем загадка, ни разу в руках не держал! Говорили, правда, об осетрине, которую ни за какие деньги не достанешь.

— А я вот что думаю, Джафар. — Сеяра стала вдруг серьезной. — Рыба серебристая. Рыба — удача. Серебро — к новому известию. А вода — это ясность. Ты ее поймал, удачу, и держишь, это очень даже хорошо, а известие будет ясным, новое повышение!

— Ну, скажешь тоже! Просто я устал!

— Нет, Джафар, бывают вещие сны! — не соглашалась Сеяра. — И сон этот не из простых. Вот только не пойму, что бы это означало: машина, запряженная конем! Конь, как статуя, — хорошо, памятники славы все с конем, машина-фургон не знаю, и то, что они врезались в дом, тоже непонятно. Но главное я сказала: засиделся ты, пора двигаться.

— Вот-вот! — заметил Амираслан.

— А куда? И без того высокий пост, — заметил Джафар.

«Мямля!» — подумал про себя Амираслан и возразил Джафару:

— Бывает выше!

— Что ты имеешь в виду?

— Одним из трех!

— Куда хватил! — улыбнулся Джафар.

— А что? — Лицо у Амираслана круглое, довольное. Он сказал то, над чем нет-нет да и задумывался Джафар. — Почему бы не стать? — продолжал Амираслан. — Солидный опыт работы есть? Есть! Республика знает? Знает! Один из них болеет, и неизвестно, какая у него болезнь, так что Сеяра права. — Амираслан страсть как любил собирать вести о больших людях, на каждого папку завел, вписывал новости: кто за кем и кому кем доводится. Вот почему и с Хасаем сегодня говорил о передвижках.

День близился к концу, а сон требовал разгадки.

— Чует мое сердце, что-то у вас на языке вертится! Угадал?

Джафар дружелюбно посмотрел на Мамиша. На него же настороженно уставился Хасай. И Р, почувствовал Мамиш, сжалась вся на кухне в ожидании нового удара. Гость, сузив глаза, улыбался Мамишу.

— Он всегда такой, Джафар-муэллим, сидит и молчит, не беспокойтесь.

— А чего мне беспокоиться? Я птицу узнаю по полету. — И опять смотрит на Мамиша, непременно услышать его хочет. — Ну?

— Вы правы.

— Вот я и говорю, от вас ни слова не слышали.

уж так и ничего?

— Взглядом скажешь больше.

— Ну, это не всегда! Вот вы, например, и не подозреваете, о чем я только что думал. Или какие мысли в голове Хасая роятся.

— Вы совершенно правы!

а вы, оказывается, и не просты!

— После всего, что случилось… — Мамиш умолк. «Стоит ли?» Все молчали, ожидая, что он скажет, а Мамиш и не думал продолжать.

— А что случилось? — Джафар недоуменно посмотрел на Хасая.

— Я же сказал, не обращайте внимания, — успокоил гостя Хасай.

— А все же? — допытывался Джафар.

— Случилась смерть.

— Ах, вот вы о чем!.. — Джафар вдруг остыл. — На каждом шагу подстерегает человека.

— Да, одно к одному, одно к другому… И тесть его. Уж не это ли, я думал, потрясло моего сына?

— А что тесть?

— Как что?! — изумился Хасай. — Скандал ведь!..

— Это который?

— Насчет кадров-то, по сигналам!

— Так это… — сказал и осекся Джафар. — Это он и есть?!

— Ну да, это тесть моего сына!

— Как же я забыл! Конечно, ты говорил мне, просил даже сватом пойти, да не смог