Атлас Преисподней - Роб Сандерс

— Ну как же, рунические обозначения для эльдарских варп-врат на Этиамнум-III, — с маниакальной уверенностью заявил Малчанков.

— И почему же я должен это рассказать, охотник на ведьм? — еле выдавил Чевак. Его зрение на миг помутнело, что очень обеспокоило инквизитора. Он часто лишался сознания под градом могучих ударов исповедника Грейфа. Однако это было нечто иное. Как будто его голову держали под водой, а потом снова вытащили на поверхность. Чевак сморгнул, снова обрел ясность зрения и обнаружил, что все кругом начало невероятно изменяться. Стены темницы и лица тюремщиков плавились. Желудок Чевака уже давно был пуст, но если бы там что-то и было, то наверняка устремилось бы наружу. Центр гравитации, похоже, сместился, и все, что его окружало, преобразовалось в какой-то новый кошмар.

Это больше не был мрачный катехориум Черного Корабля Ордо Еретикус. Неулыбчивые сервы Инквизиции исчезли, вместо них теперь были толпы уродливых культистов, облаченных в яркие мантии и пораженных страшными мутациями. Они стояли за консолями и пультами на колоссальном, похожем на лабиринт мостике, ожидая приказов от высоких, облаченных в кобальт и золото фигур на громадной командной палубе. Все внутри корабля было текучим, архитектурные элементы и машины плавно переходили друг в друга, как будто расплавленные некой неестественной силой, растворенной в потрескивающем воздухе. Даже гигантские иллюминаторы время от времени словно таяли, открывая взгляду пыльную красную поверхность Этиамнум-III, тихо вращающуюся под кораблем.

Больше не было Ведьмачьей Стражи, гигантов в благословенной броне, вместо них появились предатели — космические десантники в древних силовых доспехах и шлемах, Тысяча Сынов, облаченные в ослепительную лазурь, сжимающие болтеры и покорно ожидающие приказов. Единственными бронированными фигурами без шлемов были колдуны, облаченные в мантии и, похоже, командующие всеми остальными. У них были бледные лица, сияющие от темной силы и постоянной мысленной связи с варпом. Среди них верховодил тиран-гермафродит, который появился на месте сестры Архангелы Войтдекер. Увидев кругом космических десантников-предателей и колдунов, Чевак сделал единственный возможный вывод: он никогда не был пленником Ордо Еретикус на борту «Божественного грома». Ситуация оказалась гораздо хуже. Его темницей была боевая баржа космических десантников Хаоса из легиона предателей, Тысячи Сынов, и все это время корабль был замаскирован магией иллюзий Тзинча.

— Добро пожаловать в Невозможную Крепость, — злорадно оскалился колдун. Теперь он уже не был андрогинным монстром. Его лицо исказилось и начало непрерывно изменяться: гримаса кадианца, улыбка куртизанки, лицо варвара с ночного мира, чуждые глаза эльдара, застывшая ухмылка сервитора, Войтдекер, сам Чевак. Трансформации продолжались — это было не изменение плоти, но обман зрения. Повернув голову, Чевак увидел не лицо Валентина Малчанкова, но увенчанный изогнутыми рогами шлем типа «Крестоносец», принадлежащий высокорослому повелителю чародея. Покрытые орнаментом силовые доспехи сияли лазурью, поверх них были наброшены мантии, покрытые магическими рунами и символами. Псайкер был увешан полированными черепами и древними артефактами, и все его тело мерцало от сверхъестественной силы. Вместо силовых когтей Малчанкова теперь виднелись тонкие паучьи пальцы латных перчаток колдуна. Они потянулись к голове, открыли герметичные замки под вздох выравнивающего давление силового доспеха и сняли рогатый шлем. Чевак дернулся, когда ему открылось истинное могущество космического десантника-чародея.

Он как будто находился пред ликом бога или по крайней мере человека, который стал подобен богу. Исчезло все вокруг, кроме воли этого существа. Чевака пронизало холодное чувство, лишенное всякого тепла человеческой страсти. Это была чистая целеустремленность, настолько мощная, что выжигала все меньшее зло, всю скверну на своем несгибаемом пути.

Инквизитор поднял взгляд на Аримана. Казалось, что плоть того горит сапфировым огнем. Яркие, жаждущие глаза выделялись на лице, полном небесной безмятежности. Ариман будто пребывал везде и всегда, как вечно занятое божество, одновременно отвечающее на молитвы своих последователей и говорящее голосами пророков.

— Инквизитор, — сказал Ариман. Его голос, доносящийся отовсюду, причинял боль слуху, но был сдержанным и безмятежным. — Давай поговорим, как люди, которые повидали на своем веку чудеса галактики. Немногое должно удивлять нас. Если бы хрупкая плоть не была ключом к душе, то, поверь мне, инквизитор, я бы не стал искать в твоей голове чужие секреты.

На этих словах сердце Чевака замерло, и из его груди по всему телу начали расходиться мучительные спазмы. Глаза инквизитора в панике расширились, он снова начал дергаться, пытаясь вырваться из уз. Пылающие глаза Аримана сузились. Он положил руку в латной перчатке на грудь старого инквизитора. Судороги стихли, боль прекратилась, оставив лишь страшное воспоминание.

— Как всех остальных — из плоти ли их тела или из эфира — у меня есть свои потребности. Я не дам твоему сердцу остановиться, инквизитор, я буду беречь его так же, как свое, ибо оба они теперь бьются не так, как им предписано природой. Их биение говорит, что я могу узнать руны, которые нужны для входа в варп-врата эльдаров на Этиамнум-III. Оно говорит, что я могу незваным гостем проникнуть в Паутину. Что я могу, как ты когда-то, войти в Черную Библиотеку Хаоса и узнать больше о своей судьбе, о судьбе этой галактики и о том, как они связаны.

Чевак рванулся вперед и плюнул в горящие глаза Аримана густой кровью вперемешку со слюной. Сморгнув, колдун Тысячи Сынов снял одну перчатку и поднес сияющую руку к богоподобному лицу. Тонкими кончиками пальцев он вытер плевок и с заинтересованным видом растер его в руке.

— Что бы я ни говорил о бьющихся сердцах, — сказал Ариман с холодной, неземной уверенностью, — кровь — это не мой материал. Но я видел, что ты можешь сделать и что ты сделаешь. Пожалуйста, прости мне те ужасы, через которые, как мы оба знаем, мне придется тебя провести.

Туш

Акт III

Песнь I

Каюта класса люкс, вольный торговый корабль «Малескайт», Око Ужаса

Входит ТОРРЕС

— Рада видеть, что вы поправляетесь, высший инквизитор, — солгала Рейнетт Торрес.

— Чушь гроксячья, — ответил Чевак, прихлебывая целебный суп из бобовых артишоков с черным хлебом вприкуску. — Но спасибо, чего уж там.

Высший инквизитор сидел на койке среди одеял, накинув одно на голые плечи и удерживая миску с подносом на скрещенных коленях. Клют передал ему дымящуюся кружку айвового чая. Чевак вернулся к еде, а Клют и собравшаяся в каюте свита смотрели на него. Волосы старого инквизитора были всклокочены, но лихорадочное безумие уже покинуло его. Последние две недели Клют запрещал кому-либо общаться с Чеваком, что дало тому возможность отдохнуть от тревог Ока и людей, справиться с последней вспышкой мемовируса и поправить здоровье. Неделю назад Клют практически предоставил выздоравливающего пациента самому себе, передав повседневные заботы больничным сервиторам. У него и так было полно проблем с Торрес и Эпифани. Эта парочка все время кричала друг на друга на мостике «Малескайта», в то время как Клют пытался заставить их провести корабль мимо кошмаров и извращений Ока Ужаса к относительно безопасной Немезиде Тессера. Эпифани бездумно рисковала кораблем, чем постоянно вызывала конфликты. Клют оказался в незавидном положении: ему приходилось полагаться на них обеих, и от этого у него раскалывалась голова.

Клют принес высшему инквизитору поднос с едой и по его настойчивой просьбе пригласил всю остальную свиту. Торкуил громадным часовым возвышался у дверей каюты, а Гессиан с Эпифани блаженно развалились на роскошной мебели. Несмотря на то, что варповидица уже много недель не покидала корабль, она облачилась в подходящие для боя одежды, что несколько не соответствовало обстановке. Она заплела лентой обернула вокруг головы косу, а грудь была защищена легкими трубчатыми пластинами зеркальной брони. Довершали образ брюки-карго, солдатские сапоги и шелковые камуфляжные ленты, которые обвивали руки, ноги, голову и пластины брони, объединяя милитаристический костюм в единое целое. «Отец» гудел в воздухе над ней, а Клют сидел на краю койки, возился с медицинскими аппаратами и делал Чеваку замеры, пока тот ел и пил.

Клют видел, как Торрес открыла дверь и вошла в покои высшего инквизитора. Помещение нисколько не походило на каюту, в которой они оставили больного Чевака несколько недель назад. Стены, пол и даже потолок были исчерчены диаграммами, заметками и цифрами. Ко всем доступным поверхностям пришпилены бумаги и пергамент, всюду беспорядочно натянуты куски шпагата, на которых, как белье на веревках, были развешаны обрывки свитков, исписанные каракулями карты и графики, вырванные из драгоценных текстов, которые раньше хранились в стеллаграфиуме. Стопки дьявольских фолиантов, еще недавно лежавшие в стазисных камерах Торкуила, были расставлены по всей комнате, а в одном темном углу с потолка свисала клетка с безумным навигатором Торрес, Распутусом Гвидетти. Мутанта освободили от стискивающей череп сбруи, но не выпустили из подвесной клетки. Его ноги свисали между прутьев, касаясь пола, а перепончатые пальцы перебирали стопку древних звездных карт. Вокруг навигатора валялись целые акры мятой бумаги, которую до сих пор продолжал извергать мнемонический когитатор с мостика «Геллебора», нашедший новое пристанище в каюте Чевака.