Пламя грядущего - Джей Уильямс

– Я слышал рассказ Ричарда о том, как его мать выставила тебя из Пуатье за оскорбление Марии Шампанской, – сурово заметил Дени, он не терпел, когда над Артуром насмехались.

– О, Ричард, Ричард, – пожал плечами Пейре. – Бог мой, что за человек. Выжимает деньги, словно воду, и впитывает их, точно губка. Покровитель высокого искусства! Вы видели когда-нибудь, как он суетится из-за украшения стола перед обедом или поправляет драпировки на стенах? Совершенно верно: будто хозяйка, хлопочущая в своем замке накануне пиршества! Но попытайтесь, оказав ему услугу, получить с него хотя бы пенни. Легче из репы выжать алую кровь, отчеканить монету из слов. Он должен мне двадцать фунтов обещаний. К счастью, я не завишу от него и могу удовлетворить свои надобности: Барраль был гораздо щедрее, и я покинул Марсель не с пустыми руками.

– Тебе повезло, что ты покинул Марсель, вообще не лишившись рук, – сухо сказал Дени.

Пейре закатил глаза.

– Стоило того! – воскликнул он. – Бог мой, стоило того. Всего один поцелуй ее дивных уст! И в любом случае я начал уставать от этой истории.

Понс взял его за руку и пошел с ним рядом.

– Поскольку вы взяли с собой такое богатство, – мягко сказал он, – возможно, вас не затруднит ссудить мне несколько денье? Де Танкарвиль должен мне немного, но я не хочу торопить его… Вы меня понимаете, не правда ли? Он человек тонкий и чувствительный…

Они вошли в город через южные ворота и зашагали по тесным улочкам, которые порой сужались настолько, что приходилось идти гуськом. Высокие дома, выстроенные из кирпича по старинному образцу и неряшливо выбеленные известкой, вздымались вверх на три-четыре этажа, погружая улицы в глубокую тень. Путники, внезапно вынырнув из этого царства вечного сумрака на площадь, оказались вдруг ослеплены ярким солнечным светом. Всю дорогу их провожали взглядами, в которых тлел огонек затаенной угрозы. То здесь то там кто-нибудь сплевывал им вслед или высказывал сквозь зубы чистосердечное пожелание, чтобы их души горели в аду.

Наконец они вышли на базарную площадь, гул и рев которой был слышен издалека. Рынок был забит крестьянами и рыбаками, разложившими свои товары прямо на камнях или на небольших лотках из неотесанных досок, положенных на кирпичи. Было полно горожан. В многолюдной толпе можно было заметить и вооруженных воинов, лучников, оруженосцев и рыцарей, которые глазели по сторонам, толкались, выбирали и торговались. Дени купил заднюю часть говяжьей туши; Артур наполнил свою сумку миндалем, сушеным инжиром и маленькими апельсинами. То было изысканное лакомство, которое он впервые в жизни попробовал, только приехав сюда. Остальные, поторговавшись, накупили оливок, засахаренных фруктов и червивой муки, а Понс приобрел козла, утверждая, что знает, как его разделывать и готовить. Они уже покидали площадь, не без труда прокладывая путь сквозь толпу, издеваясь над Понсом в том смысле, что козел – это на самом деле переодетый сарацин, одержимый бесом, и что он слишком сильно воняет, чтобы его можно было есть, когда к Дени подошел какой-то оборванец и низко ему поклонился.

– Дражайший монсеньор, благородный рыцарь, высокородный лорд, – сказал он, улыбаясь, – от своих щедрот подайте бедному менестрелю одну оливку, капельку масла или еще лучше пенни на хлеб.

В первое мгновение Дени решил, что перед ним местный нищий. Но, взглянув на него пристальнее, он увидел, что бедняга одет в старую, изодранную в клочья куртку с вышитым красным крестом, какие надевали под доспехи, а под мышкой он держит обшарпанную арфу. У него было дерзкое выражение лица, острый, выступавший вперед подбородок, что придавало ему сходство с лисой, а его глаза, маленькие, плутоватые и беспокойно бегавшие, поблескивали веселыми искорками.

– Ты француз? – спросил Дени. – Или кто ты такой?

– Я все, что ваша светлость пожелает, – ответил тот. – Но во имя любви к Господу, если только вы не желаете, чтобы я превратился в бесплотный дух, подайте мне пенни.

Дени вытащил из кошелька монету. Более щедрый Артур был готов дать этому человеку несколько больше, но Понс, дотронувшись до его руки, покачал головой.

– По вашей милости на нас набросится сотня нищих, если вы это сделаете, – негромко сказал он.

Менестрель поймал пенни, который Дени бросил ему, и тотчас повернулся к женщине, продававшей маленькие булочки. Артур и все остальные двинулись прочь, однако Дени отстал от них и прислушался.

– Прекраснейшая предобрая мадонна, – говорил оборванец торговке, которая была тощей, высокой, загорелой до черноты и с огромной коричневой бородавкой на щеке. – Достойная девица, сколько вы хотите за хлеб?

– Два пенни, – буркнула она.

– Один. – Он показал пенни, который ему дал Дени.

Она покачала головой. Он взял одну булочку и сунул пенни ей под нос, повадками напоминая в этот момент волка. Она закричала на него на смеси местного наречия и ломаного французского, размахивая руками и тряся головой. Он отступил на шаг, однако позабыв выпустить из рук хлебец. Она попыталась выхватить его, бранясь во все горло. Кое-кто из ее соседей покинули свои лотки и присоединились к ней. Один из них ударил менестреля дубинкой. И от этого удара словно разверзлись врата ада – раздался вой сотен глоток. Беднягу окружили дьявольские рожи с разинутыми ртами, скалившие зубы, с выпученными глазами, над ним взметнулась сотня сжатых кулаков и сотня ножей и дубинок. Менестрель, пронзительно звавший на помощь, в мгновение ока пропал из виду, толпа поглотила его, словно зыбучие пески.

– Боже милостивый, они его убивают! – вскричал Артур.

Дени уже ринулся в свалку, угрожающе размахивая куском мяса. Он повалил двоих, прежде чем лишился своего скользкого оружия, схватил третьего за волосы, отшвырнул его прочь с дороги, стукнул по носу какую-то женщину и наконец пробился к менестрелю. Ему стоило больших усилий вынуть меч из ножен. Он выхватил его вовремя, чтобы отразить нацеленный на него удар дубиной и сделать яростный ответный выпад, кто-то хрипло вскрикнул.

Понс бросил своего козла и вступил в драку с мечом в одной руке и кинжалом в другой. Меч Хью взлетал и опускался. Раздавая направо и налево удары плашмя, Хью приговаривал: «О, ну давай, давай же! Получай в глаз, старый петух. С тебя довольно, приятель» – и тому подобное. Артур боролся с толстяком, у которого он в конце концов вырвал узловатую дубинку. Он треснул толстяка по голове и принялся охаживать палкой ближайшие головы и спины. Не сражался один Пейре Видаль. Он осторожно заполз под навес, где преспокойно пожевывал пригоршню оливок и тихонько напевал себе под нос. Понс кричал во все горло: «Пилигримы! К оружию, пилигримы!» – и повсюду воины выхватывали мечи. Постепенно пламя битвы распространилось по всей площади. К Дени, стоявшему широко расставив ноги над распростертым менестрелем, первым присоединился Артур, а затем Хью и Понс, и совместными усилиями они оттеснили озверевшую толпу. На мгновение наступила тишина, прерываемая тяжелым дыханием дюжины людей. Они смотрели со злобой, но не торопились бросаться на обнаженные клинки. Вдруг Понс взревел, как тигр, и ринулся вперед, со свистом рассекая воздух мечом, будто плетью. Толпа дрогнула и рассыпалась, потоками устремившись в боковые улицы и переулки и оставив на площади крестоносцев, раненых и убитых.

Дени вытер меч полой рубахи. В нескольких шагах от него выл и кричал человек, прижимая обе руки к окровавленной груди. Хью обошел вокруг него и хладнокровно ударил его по лицу. Тот опрокинулся навзничь, гулко стукнувшись головой о камни, и замер.

– Проклятые ублюдки, – выругался Хью. Его глаза были мутными, налитыми кровью. Неистовая ярость, владевшая им в бою, медленно утихала. Он приходил в себя, словно человек, только что проплывший пять миль, стирая с лица пот, будто капли морской воды.

Пейре Видаль выбрался из укрытия, отряхиваясь от пыли.

– Какого черта ты там делал? – спросил Понс.

– Я вдохновлял вас на битву песней, – ответил Пейре.

Дени склонился над менестрелем.

– Он еще дышит, – сказал он. – Понс, ты самый сильный из нас. Взвали его себе на плечи.

– Где мой проклятый козел? – прохрипел Понс.

Артур, бледный как смерть, нагнулся к человеку, которого ударил Хью, и только покачал головой. Он выпрямился, потирая рукой бедро, и прошептал:

– Да простит нас Бог.

– Друзья, поскольку мы остались победителями на поле брани, – сказал Пейре, – давайте поблагодарим Господа и соберем трофеи. – Он поднял ручную тележку на двух колесах, которая лежала, опрокинутая набок, и принялся нагружать ее провизией.

Подхватив менестреля под мышки, Понс посадил его.

– Он притворяется, – заявил он. – Меня били и посильнее на турнирах. Перестань прикидываться, дурак, или я сам надаю тебе затрещин.

Менестрель с жалобным стоном приоткрыл один глаз.

– Их правда здесь нет? – спросил он. – Ради Христа, рыцари, не надо добавлять мне синяков.