ДЕЛЛА-УЭЛЛА - Ольга Ларионова

Таира невольно вскрикнула.

– Может, не надо?.. – тихонько проговорил Скюз.

– Продолжай, – холодно велела принцесса. – А ты, девочка, можешь удалиться.

Таира вздернула подбородок и не тронулась с места.

– Мой отец бросился вперед, – продолжал Лронг, – но орудия чьей-то злой воли продолжали делать свое дело. Когда он добежал и хотел уже было взломать решетку, несчастный детеныш был уже мертв. И тут откуда-то сверху раздался голос: «Что же ты не поторопился, рыцарь Рахихорд? Что же ты не поторопился?..»

– Голос? – переспросила девушка. – А может, это был вовсе и не князь?

Великан только печально усмехнулся:

– Мой отец, не выносивший жестокости и понявший, что княжеского правосудия он не добьется, бросился из дворца, вскочил на своего рогата и помчался назад, в тот город, где он оставил свой караван. Тут его и схватили – за то, что ехал по Великой Дороге, оборотясь спиной к солнцу без специального на то фирмана. А старший мой брат, даже не ради мести, а из справедливости, как он ее понимал, с небольшим отрядом напал на княжеский монетный амбар, выгреб оттуда все сокровища и, не взяв себе ни мелкой белой жемчужинки, все раздал своим людям… Которые и выдали его, как только кончились деньги. Так что и отец, и брат добились-таки княжьего правосудия… и получили его сполна.

Наступила очень долгая тишина.

– Я не привык к таким длинным речам, – проговорил наконец Лронг внезапно осевшим голосом. – С твоего разрешения, я хотел бы удалиться. Невозможный Огонь погас, и мне нужно обойти немало домов, чтобы в них не осталось никого, брошенного без еды, воды и анделахаллы.

– А кроме тебя это некому сделать? – сухо спросила принцесса.

– Послушников Травяного Приюта всегда мало, – устало проговорил великан, подымаясь на ноги.

– Но тебе ведь теперь незачем соблюдать свой обет, – возразила она.

Великан как-то странно глянул на нее и поднялся на ноги.

– Постой, – вмешалась Таира, – ты ведь ничего не ел со вчерашнего дня!

Он благодарно улыбнулся ей и размашистым шагом направился к городу, легко переступая через орешниковые пеньки.

– Всем отдыхать, пока не придет сообщение из Ракушечника, – распорядилась принцесса.

– Пошли, – легко взмахнув ладонью, словно стирая пыль с невидимой полочки, сказала Таира, не обращаясь персонально ни к кому из присутствующих и поворачиваясь лицом к кораблю. Скюз, ни секунды не помедлив, последовал за ней. – Ты говорил, что можешь не только сам перелететь в любое место, но и забросить туда одну вещь…

– Куда и какую? – послушно отозвался юноша.

– Письмо. Нужно написать папе, чтобы он не волновался, что я жива-здорова, под надежным присмотром и вернусь к первому сентября.

– А что значит – первое сентября?

– Вот счастливчик – он не знает! Совсем коротенькую записку, легонькую как перышко! – прибавила она уже совсем другим, просительным тоном.

– Проблем нет, – ответила за юношу мона Сэниа. – Мы все хорошо помним ваш остров и давно могли бы перебросить туда и письмо… и тебя, если пожелаешь.

– Нет, – мотнула головой девушка, и ее яркие каштановые волосы взлетели, как крылья жар-птицы. – Я нужна здесь, чтобы найти Ю-ю.

– Но поверит ли твой отец, что писала именно ты? – засомневался Скюз. Письмо, пришедшее таким необычным для вашего мира способом… Не лучше ли нам вдвоем на несколько минут вернуться на твой остров?

– Нет, – твердо сказала девушка. – Хватит с меня всяких штучек с вашими перелетами. Очутимся где-нибудь на Сатурне. Я просто подпишу письмо так, как называет меня отец, – этого ведь никто, кроме нас и прабабушки, не знает.

– У тебя есть второе имя? – удивилась мона Сэниа. – И как же называет тебя твой уважаемый отец?

– Царевна Будур, – сказала девушка, ныряя в люк маленького Скюзова кораблика.

Принцесса проводила ее задумчивым взглядом. «А я не ошиблась, – сделала она комплимент самой себе, – есть и у меня что-то от сибиллы. В ней действительно течет королевская кровь».

Между тем Ких и Флейж, не зная усталости, обследовали кабаки и притоны Ракушечника. Шурушетра они уже отыскали – если это был именно сибиллов паук. Что-то вроде амфитеатра с почти отвесными ступенчатыми стенами ограждало овальный участок совершенно вытоптанной земли, на которой разлеглись пять или шесть чудовищных тварей. Различить их было совершенно невозможно, как и сосчитать, – они буквально сплелись в один клубок и ожесточенно грызли свои намордники в братском порыве отъесть хотя бы одну ногу у ближнего своего. Оставалось только надеяться, что сибилло догадался пристроить свое достаточно экстравагантное средство передвижения на эту стоянку.

Шамана обнаружили в третьем от входа в амфитеатр кабаке. В первом и втором наблюдались штабеля мертвецки пьяных жителей славного города, обладателя четырех колодезной тюрьмы, и валяющаяся в изнеможении прислуга, видно было, что сибилло решило наплевать на запреты и перемещалось от одного питейного заведения к другому, не дожидаясь угашения Невозможного Огня.

В третьем слышался нестройный многоголосый гул, который возникает тогда, когда говорящие, не слушая друг друга, пытаются перекричать соседа в садистском стремлении излить на собутыльника свою душу. Джасперяне, в просторных плащах с капюшонами, позаимствованными на тюремном дворе у так и не пробудившихся стражников, с лицами и руками, вымазанными глиной пополам с сажей, бесшумно приблизились к столу и, переведя калибраторы своих десинторов на нижнее парализующее деление, без хлопот лишили присутствующих возможности вмешиваться в ход событий. Обездвиженных таким образом пропойц они без лишней суеты вынесли во внутренний дворик и сложили в свойственном этому городу порядке.

Теперь за столом остался один только шаман в одиночестве, которое трудно было назвать гордым. Усы и брови без единого бантика отмокали в суповой чаше, откуда несло дрожжами и гнилыми персиками; морщинистые серые груди возлежали на блюде со свекольным салатом.

– Эй, твоя сибиллова светлость, – сказал Флейж, подсаживаясь рядом на лавку, не слишком, впрочем, близко, чтобы не замараться. – Не пора ли сменить это свиное пойло на благородные вина из погребов принцессы Джаспера?

– Это пойло… с отмороженным… – Сибилло сделал попытку освободить чашу от присутствия собственных усов и, не перенеся тягот этого предприятия, повалился боком на лавку.

Ких сбегал во дворик и вернулся с кувшином воды. Выплеснув ее на страдальца и смыв таким образом помои с его торса, он наклонился, проверяя его дыхание. Старик еле слышно бормотал, повторяя одно и то же: «Ведьмак двуполый… копытом зачатый… подстилка княжья…»