Игра с нулевой суммой (СИ) - Брэйн Даниэль

– А ну осади! Дорогу графине, ряха немытая! – крикнул охранник Алёхе, и тот, во-первых, смог убедиться, что вид у него с чужой точки зрения не ахти, во-вторых, все равно застыл, увидев, что несёт дама в руке.

Ну конечно, а ведь Амарек ещё сомневался!

– Какая красота! – ахнула Орнели, а Алёха начал ввинчиваться в толпу. С трудом, пускать его не хотели, и тут, наверное, дар помог. Сорока летела рядом. Минут через десять Алёха, пожертвовав рукавом, уставился на Амарека. Довольного и очень уставшего. Перед ним стоял последний ящик с цветными розами.

У Алёхи, конечно, не было денег, и он понятия не имел, кто дёрнул его за язык.

– Можно мне одну? – с притворной робостью попросил он, и Амарек его узнал.

– Скорбный! – воскликнул он. – Правду говорят, что вас сама Мать рукой отметила. А где господин Карш?

– Дома, – соврал Алёха. – Меня вот на ярмарку отправил, даже помыться не дал. Как знал, купи, говорит, что занятное.

– Держи, – улыбнулся Амарек, не повернув головы в сторону недовольно загудевших людей. Они облепили прилавок и ждали чудесных роз, а тут одна уходила кому-то даром! – И вот тебе, скорбный, и Матери к алтарю венец возложи. – Амарек протянул Алёхе и розу, и другой рукой – несколько аргов и настоящий ор! – Милостива Мать к тебе, да будет и на нас благодать Всевидящих! – возгласил он, и вся толпа молитвенно прижала крестом к груди руки.

Может, потому Алёху никто и не тронул, пока он пробирался обратно к Беньке и Орнели.

– На вот тебе, – сказал он Орнели преувеличенно небрежно, а Бенька посмотрел на Алёху восторженно. – И вот ещё деньги, за мой совет. Это я сказал ему продавать эти розы, – пояснил он.

Теперь можно было искать где-то бани.

К счастью, сделать это было просто: первый же прохожий Алёхиному вопросу не удивился и показал дорогу – туда, мол, потом за угол, до синего с красными ставнями дома, затем вверх на горочку, там свернёшь направо у дома с жёлтой дверью, пройдёшь по улице насквозь и выйдешь к зелёному дому с птичкой – вот третий дом от него слева и будет баня.

– Я в баню не пойду, – воспротивилась Орнели. Сорока как-то очень уж ехидно каркнула и, усевшись Алёхе на плечо, выразительно почесала лапкой шею. – Да нельзя мне! – воскликнула Орнели. – В женскую – у меня женского платья нет, а в мужскую… – она махнула рукой.

– Я тоже не пойду, – повторил уже однажды сказанное Бенька. – Мы тебя проводим и подождём где-нибудь.

– Одежду тебе пока купим, – добавила Орнели, не сводя взгляда с розы.

– Зачем это? – буркнул Алёха.

– Ты вот так во дворец собрался? – фыркнула она.

– Я же с Бен… ардом буду, – возразил Алёха. – Кому какое дело-то?

– Она права, – возразил Бенька. – Мы тебе другие вещи купим. Здесь хватит, – уверенно сказал он, и Алёха не стал спорить.

Найти баню оказалось тем ещё квестом: они сворачивали в настолько узенькие и тёмные улочки, что Алёха мог бы достать до стен домов, просто раскинув руки в стороны. Из-за нависающих над мостовой вторых этажей, которые у большинства домиков почему-то ощутимо выступали над первыми, свет сюда почти не попадал, а сидящие на краю голуби гадили прямо на головы прохожим – Алёхе вот повезло аж дважды. Вроде бы он слышал, что это то ли к счастью, то ли к деньгам – ну, пока что это было только грязи. Хотя, может, правда, и им еще раз повезёт сегодня? Как с Пайолой и Амареком?

Баню они наконец нашли, и Алёха, только войдя внутрь, сообразил, что ни разу в бане не был, хотя видел в фильмах. Но здесь всё оказалось совершенно не похоже на то, что он представлял: для начала, мылись здесь… в бочках. Да ещё и выстланных белыми простынками. Вот к такой вот бочке Алёху и повели – и он, взобравшись по деревянной лесенке, опустился в горячую воду и, намылив выданную тряпку, начал яростно себя тереть. Какое это было счастье – мыться! Хотя он бы предпочёл бы душ – ведь вся грязь, что он смывал с себя, оставалась в бочке.

Но это всё равно было мытьё! И горячая вода. И теперь он жалел только о том, что они не купили ему вещи заранее – он сейчас надел бы чистое, а так ему надо натягивать на себя всё те же грязные тряпки. Но вот не купили – и пришлось отмытому Алёхе влезать в них. Правда, он позволил себе кое-что ещё: когда его спросили, не желает ли господин побриться, он с восторгом согласился, а потом сидел и с ужасом косился на буквально летающую в руках огромного усатого мужика бритву. Опасную! Ужасно похожую на нож с круглым концом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

К счастью, мужик оказался профессионалом и Алёху не зарезал, так что он покинул баню и присоединился к ожидавшим его в трактире Орнели с закутанным в тряпку Бенькой, который тут же и вручил ему какой-то узел.

– Нужник там, – ни капли не смутившись, заявила Орнели. – Одевайся и пошли скорей.

Одевайся. Легко сказать! В узле оказались не штаны, а эти идиотские чулки, а ещё куртка с миллионом пуговиц и что-то вроде коротких штанов.

И ботинки тоже с пуговицами! Причем ботинки оказались Алёхе велики и при этом ужасно, чудовищно жали и натирали. Он сперва решил было, что надел их не на ту ногу, но переобувание не помогло, и когда Алёха, снова сняв ботинки, их перевернул, то обнаружил, что они совершенно одинаковые. Они что тут, шьют универсальные ботинки? Почему?! Они думают, что обе ноги у людей правые? Или левые? Или что это за бред-то вообще?

Ну уж нет, он так мучиться не намерен. Пластырей здесь нет, кругом грязища, он сейчас сотрёт себе все ноги, занесёт туда чего-нибудь – и всё. Нетушки.

Так что Алёха нацепил старые ботинки – правда, поплевал на край своих старых штанов и постарался хоть как-то начистить себе обувь, и явился так к Орнели с Бенькой.

– Совсем маленькие? – недоверчиво спросила Орнели, кивнув на новые ботинки, которые Алёха нёс в руке.

– Угу, – кивнул Алёха, не желая объясняться.

– Неважно, – решил Бенька, поднимаясь. И велел: – Пошли.

Глава двадцать восьмая

Дворец Алёху поразил не меньше, чем то, как они в него попали: через неприметный колодец, спрятанный в крохотном и незаметном переулке и закрытый тяжёлой крышкой, на которую была уложена такая же брусчатка, как на всех городских улицах. Спустились по вмурованным в каменный жёлоб металлическим скобам и оказались в узком тёмном коридоре. Орнели зажгла в ладони огонёк и уверенно пошла вперёд, Бенька – за ней, а за ним уже Алёха. Коридор был совсем тесным и довольно низким – таким, что прикрывающему голову ладонями Алёхе то и дело приходилось пригибаться, и всё равно он постоянно чиркал костяшками о потолок. Вот почему было не сделать проход чуть-чуть повыше?

Сорока юркнула за пазуху, ещё когда они начали спускаться, перед этим отвесив пару сомнительных комплиментов по поводу того, как Алёха смотрится в своём новом наряде. Сейчас ей ничего не было видно, и она периодически царапала Алёху когтями, наверное, чтобы он её случайно не придавил.

Коридор тянулся и тянулся – прямой, как по линейке сделанный. А затем огонёк Орнели осветил точно такую же лестницу, как та, по которой они спустились. На сей раз вперёд полез Бенька и, повозившись наверху, толкнул руками стену, и та с удивительной лёгкостью отошла в сторону, открыв очередной неширокий проход, в который Бенька сперва осторожно заглянул, а затем протиснулся. Следом за ним вылезла Орнели, а вот Алёха едва не застрял, но всё же протолкнулся и очутился в крохотной, размером, наверно, с туалет в Алёхиной квартире, и совершенно пустой комнатушке.

Впрочем, осмотреться Алёха толком не успел – Бенька уже открывал другую дверь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Там никого, – почему-то прошептал он, на цыпочках выходя из комнатушки.

Орнели и Алёха последовали за ним и оказались в большом и каком-то голом, несмотря на раскрашенные стены, зале, и из каждого угла отсюда будто смотрела сама смерть.

– Молельня, – тихо сказала Орнели и спросила у Алёхи с напряжённым любопытством: – Что ты видишь?

– Что нас тут прибьют всех, – буркнул, не подумав, Алёха, и Орнели просияла.