Суздаль. История. Легенды. Предания - Надежда Ионина

Другие версии прямо указывают на насильственный постриг Соломонии по приказу великого князя. И в ноябре 1525 года в соборе московского Рождественского монастыря великую княгиню постригли в монахини с именем София. Некоторое время она проживала в стенах этой обители, а весной 1526 года ее отправили в суздальский Покровский женский монастырь.

В сочинении австрийского дипломата барона Сигизмунда Герберштейна сказано: "Во время нашего тогдашнего пребывания в Московии некоторые утверждали нам за непременную истину, что Саломония родила сына, по имени Георгий, но никому не желала показать ребенка. Мало того, когда к ней присланы были некоторые лица для расследования истины, то она… отвечала им, что они недостойны того, чтобы глаза их видели ребенка, а когда он облечется в величие свое, то отомстит за обиду матери. Некоторые же упорно отрицали, что она родила"[77].

Слухи эти, по словам С. Герберштейна, исходили от жен двух важных придворных — "казнохранителя Георгия Малого и постельничего Якова Мазура". Эти женщины уверяли, что от самой Соломонии слышали о ее беременности и скорых родах. Когда же слух об этом дошел до великого князя Василия Иоанновича, тот так разгневался, что приказал обеих женщин отрешить от двора, а жену Георгия Малого еще и наказать кнутом за то, что она вовремя не сообщила ему об этом.

В Суздале великая княгиня-инокиня Соломония-София находилась под защитой стен Покровской обители, так как монастырь этот обустроился и разбогател благодаря ее щедрым пожертвованиям. Это была своего рода ее личная обитель-крепость, тесно связанная с великой княгиней все последние годы ее жизни и всем обязанная ей одной. Здесь, вдалеке от Москвы, она могла чувствовать себя в безопасности за высокими монастырскими стенами, здесь она мота принимать кого угодно, не боясь зорких таз и чутких ушей многочисленных шпионов. Только в Покровском монастыре великая княгиня могла так высокомерно отказать посланцам великого князя, когда те потребовали показать ребенка[78].

Непрестанная молитва, суровый пост и тяжелый труд, который Соломония сама назначила себе, занимали все дни ее пребывания в монастыре. Сохранилось даже предание, что она своими руками выкопала в монастыре колодец. Могила ее находилась в подклети Покровского собора — рядом с могилой старицы Александры, скончавшейся в 1525 году. Между этими захоронениями находилась третья, безымянная могила, отмеченная только небольшой плитой (без надписи). По официальной версии, под этой плитой якобы была похоронена малолетняя царевна Анастасия — дочь Василия Шуйского. Согласно же легенде, передаваемой из поколения в поколение монахинями Покровского монастыря, это была могила сына Соломонии.

И простой народ, и знатные лица в своих горестях, скорбях и несчастиях стали притекать к гробнице великой княгини Соломонии. Ключарь Анания Федоров в своем уже не раз упоминавшемся на страницах нашего повествования сочинении сообщал, что "от гроба преподобной Софии истекало много чудес и исцелений для притекающих с верою во славу Христа Бога нашего".

Так, в 1598 году "ко гробу Соломонии припала с молитвой девица Анна из рода Ногтевых, которая шесть лет была слепа. Усердная молитва ее была услышана, и она прозрела.

В 1610 году при гробе Соломонии получила исцеление жена священника того же Покровского монастыря — Дарья, которая была расслаблена и совсем не владела своими членами".

Эти и другие чудотворения у гроба инокини Софии побудили суздальского епископа Серапиона сообщить обо всем патриарху Иосифу, который и повелел ему освидетельствовать мощи Соломонии. Почитание же ее узаконили только в царствование Алексея Михайловича, который хоть и сам бывал крут; но заботился о замаливании грехов прежних государей. Согласно монастырскому преданию, службы и моления пелись у гробницы Соломонии до царствования Петра I. Затем их отменили и повелели петь только панихиды[79].

В 1934 году суздальский историк А. Варганов вскрыл маленькую могилу, находившуюся рядом с гробницей преподобной Соломонии-Софии. Каково же было удивление археологов, когда они не обнаружили в ней не только скелета, но и следов его! В захоронении лежала только деревянная кукла, одетая в детскую шелковую рубашечку, которая теперь хранится за стеклом в Суздальском музее. Когда-то эта коричневого цвета рубашечка по рукавам и вороту была расшита серебряными нитями.

Предание о спасшемся сыне великой княгини Соломонии нашло отражение не только в легендах, но и в светской литературе. Так, историк и археолог С.Д. Шереметьев был уверен в том, что у великой княгини был сын, и утверждал, что Соломония сама хотела уехать в Суздаль, чтобы разрешиться от бремени и уберечь ребенка от преследований со стороны Глинских. Знал о его существовании и царь Иван Грозный, поэтому боялся за престол московский. Может быть, этим объясняются также и такие черты его характера, как подозрительность, склонность всюду видеть заговоры, резкая смена настроений и т. д.

О происхождении героя народных преданий Кудеяра ничего не говорится, кроме того, что он, мстя за несчастную судьбу своей матери, встал во главе шайки разбойников и грабил богатых купцов и бояр. Историк Н.И. Костомаров героем своей хроники "Кудеяр" сделал реальное историческое лицо — боярского сына Кудеяра Тишенкова, который в конце романа, чтобы отомстить Ивану Грозному, бежал к крымским татарам и даже участвовал в набеге хана Девлет-Гирея на Москву в 1571 году.

Исследователь В. Смирнов отмечает, что никаких исторических подтверждений эта романтическая история не имеет, и единственным документом, в котором упоминается некий Кудеяр, является письмо Ивану Грозному из Крыма, написанное опричником Васькой Грязным, попавшим в плен к татарам. Человек это был невероятно хвастливый и легкомысленный, и в том же письме уверял, что в одном бою насмерть покусал шестерых татарских воинов, а еще 22 человек покусал, но не до смерти. В письме он называет Кудеяра "государевой собакой, изменником", и в этих словах его некоторые историки видят доказательство побега Кудеяра к крымскому хану. В. Смирнов предположил, что, скорее всего, этот Кудеяр родом был из казанских татар, не принявших власть русского царя и бежавших к единоверцам в Крым[80].

Царица Евдокия Лопухина

Соломония Сабурова была лишь первой узницей Свято-Покровской обители, для которой монастырь стал пожизненным местом заключения. Впоследствии в силу придворных интриг сюда тоже нередко попадали особы из княжеских и даже царских семей. Насельницей обители была и Анна Васильчикова — шестая жена Ивана Грозного, с которой царь прожил около четырех лет. В 1610 году, после свержения "боярского царя" В.И. Шуйского, ту же судьбу испытала его жена Мария Петровна. В монастырь попадали и вдовы казненных бояр, которые стали почитать покойную Софию-Соломонию как святую. На проживание знатных особ обители жаловались села, деревни, луга и пашни, поэтому она была сказочно богата.

Другой царственной инокиней Свято-Покровской обители стала Евдокия Федоровна — первая супруга Петра I. Происходила она из рода Лопухиных, не считавшихся знатными, но они пользовались доверием царицы Натальи Кирилловны, которая и женила царя на молодой красавице. Брак совершился 28 января 1689 года — тихо, скромно, без особых торжеств… И даже не в Благовещенском соборе Кремля, где обычно венчались цари русские, а в небольшой придворной церкви Святых апостолов Петра и Павла.

Едва миновал медовый месяц, как царь Петр оставил молодую жену и поскакал в Переславль строить с немецкими корабельными мастерами суда. Евдокии грустно было оставаться одной, из походов Петр не писал к жене своей, со временем заметно охладел, а потом и вообще забыл о ней, веселясь в Немецкой слободе, где его сердцем завладела хорошенькая, своенравная Анна Моне.

Согласие между супругами — Евдокией и Петром — поддерживала только царица Наталья Кирилловна, но после ее смерти Петр решил расстаться с женой и отправить ее в монастырь. Из Лондона он писал боярам Л.К. Нарышкину и Т.Н. Стрешневу, а также духовнику царицы, чтобы они склонили ее к добровольному пострижению. Вернувшись в конце августа 1698 года в Москву из первого заграничного путешествия, Петр поспешил навестить некоторых своих друзей, а потом наведался и в семейство Монс. С женой он не виделся, лишь несколько дней спустя согласился встретиться с ней на нейтральной территории — в доме думного дьяка Виниуса. И то только для того, чтобы подтвердить свое решение о заточении ее в монастырь. Чем заслужила она это? В чем провинилась? Но Петр оставался непоколебим…

В сентябре 1698 года участь молодой царицы была решена: в простой карете, запряженной парой лошадей[81], без свиты, в сопровождении только карлицы Евдокию Федоровну отвезли в Суздаль — в Свято-Покровский женский монастырь. В горе и нищете жила здесь царица, так как Петр совершенно забыл о ней и не назначил никакого денежного содержания. Царевна Марья Алексеевна и царица Прасковья Федоровна изредка посылали несчастной подарки и приветы через приближенных своих, а иногда через нищих или юродивых. Сестрам царя, участие которых в стрелецком бунте было почти доказано и которых тоже заточили, были хотя бы предоставлены приличное содержание и привычная обстановка. С невинной же обошлись строже, чем с провинившимися. Евдокии Федоровне было тогда 26 лет, и долгие годы мрачные стены уединенной кельи служили склепом для молодой женщины, полной страстных желаний.