Назло громам - Джон Карр

— Какой другой факт? — настаивала Одри. — Что именно вас интересовало?

— Каждый из двух предыдущих мужей Евы, — ответил доктор Фелл, — был моложе ее.

— Моложе?

— Ох… кхм… да! Кстати, второй муж, который, как я слышал, был самой большой любовью в ее жизни, был намного моложе Евы.

Во второй раз она вышла замуж в 1937 году. В это время (даже если она и была старше, чем утверждала) ей было лет двадцать пять — двадцать шесть. Через два года разразилась война, и муж Евы вступил в военно-воздушные силы Великобритании, стал летчиком-истребителем. Обратите внимание: через два года! Я, может быть, и не стал бы так углубляться, если бы в дальнейшем не обнаружились реальные даты. Если бы «большая любовь» Евы был одного с ней возраста или даже старше, то разве могли его принять на службу и обучать специальности летчика-истребителя, то есть специальности, для которой двадцативосьмилетние люди считаются стариками?

Позже я узнал, что, когда они поженились, ему было девятнадцать. Если я хитрил и не рассказывал всего, что знал, — доктор взглянул на Брайана, — то только потому, что мне приходилось с величайшей осторожностью расспрашивать Десмонда Ферье в присутствии других людей.

— О первом муже Евы вы тоже знали? — спросил Брайан.

— Да, знал; собственно говоря, так же, как и вы. — Доктор Фелл взъерошил свою густую шевелюру. — Кстати, мне стало известно, что сэр Джералд послал от моего имени телеграмму заместителю командира Эллиоту. Того не удивила просьба срочно предоставить информацию, за которой я уже обращался к нему ранее. В конце концов, послал же я однажды телеграмму, в которой сообщил, что нахожусь в Маркет-Харбороу, и спрашивал, где я должен быть. Так что Эллиот снова сообщил все, что ему было известно об этом молодом человеке — первом муже Евы Ферье.

Затем, приехав в полдень четверга в Женеву, я стал изучать те факты, о которых вы сами узнавали в различное время. Оказалось, что у Десмонда Ферье, так обеспокоенного чем-то, есть сын двадцати четырех лет. Каждым своим словом тот человек давал понять, что он себе на уме. С отцом и мачехой он поддерживал довольно странные отношения; они, в свою очередь, тоже относились к нему весьма своеобразно, например… — Тут доктор, который до этого как бы обращался к Брайану, бросил беспокойный взгляд на Одри, а затем снова на Брайана. — Например, говорил вам Филип Ферье, что даже не подозревал, что Ева была замешана в опасном инциденте в Берхтесгадене в 1939 году?

— Да, — ответил Брайан. — Он так и сказал в отеле «Метрополь», когда мы впервые встретились с ним.

— Кха… кхм… да! То же самое говорил он и мне. Но было ли это возможно на самом деле? Афинские архонты! Неужели с тех пор, как Десмонд Ферье и Ева (в то время Ева Иден) поженились в 1943 году, он ни слова не слышал об этом?

Более того, Десмонд Ферье клятвенно заверил меня, что все эти годы они тщательно скрывали от сына этот факт. Он сказал «они» и особенно настаивал на этом, когда я попытался задать ему прямой вопрос. И при всем при этом отец неожиданно занял довольно странную позицию в отношении возможной женитьбы сына на Одри Пейдж. Может быть, он еще что-то скрывал, вызывая огонь на себя? О чем он действительно хотел предупредить Одри Пейдж?

Прошу вас внимательно отнестись к каждому слову, сказанному Десмондом Ферье. Попытайтесь интерпретировать их, отойдя от поверхностного, видимого значения. Филип Ферье, как все мы знаем, действительно очень полюбил мисс Пейдж. К тому же у нее есть деньги, так что она — то, что надо.

— Не заходите слишком далеко, — тихо попросила Одри. — Говоря о Филе, не заходите слишком далеко!

— Мне необходимо зайти даже немного дальше, — серьезно возразил доктор Фелл, — но сейчас я хотел бы обратить ваше внимание на инцидент, произошедший на глазах кое-кого из вас, а также упомянуть о возможности, возникшей у меня вскоре после приезда сюда.

В прошлом у Десмонда Ферье было много любовных связей, о которых известно всем. И вот теперь он был почти готов к тому, чтобы позволить обвинить себя в умысле завести интрижку с юной леди Одри Пейдж — девушкой значительно моложе его, что вполне свойственно человеческой натуре. И тогда я подумал, что на самом деле все могло происходить с точностью наоборот, то есть его красавица жена имела виды на своего пасынка, который, естественно, гораздо моложе ее.

И как теперь нам стало известно из многочисленных деталей признания самого Филипа Ферье, произошло именно это. Однако с такими характерами, как у этой женщины и этого молодого человека, все могло закончиться только трагедией.

Их связь началась примерно два года назад. Ева совершенно потеряла чувство реальности. Ей казалось, что в этом ладном, красивом и таком внешне очаровательном молодом человеке, но с большой внутренней твердостью, о которой, вероятно, подозревал только его отец, вновь возродилась ее «большая любовь» — юный летчик-истребитель, убитый на войне.

Филип ей подыгрывал, потому что, как часто бывает, это льстило его самолюбию. Однако вскоре ему все стало надоедать, и чем больше он скучал, тем настойчивее становилась она. В январе нынешнего, 1956 года Десмонд Ферье с женой ездили в Лондон; сын сопровождал их и встретился там с Одри Пейдж. Мне очень жаль, что приходится говорить об этом, — доктор взглянул на Одри, — и что это будет обсуждаться в суде.

Филип — очень тщеславный и самодовольный молодой человек. Если вы когда-нибудь замечали…

— Я заметил, — подтвердил Брайан, — но не очень обратил внимание на это мое внимание.

Доктор Фелл взглянул на него:

— Вы заметили это? Когда?

— В тот же четверг, когда Филип приехал за Одри, чтобы пойти с ней обедать. Манеры этого молодого человека выразились в четырех словах: «Кто это с тобой?» То, как он их произнес, сказало о нем многое. Он видел, что я стоял рядом с Одри; он даже не знал, кто я, но в тот момент это стало очень явным проявлением его натуры. Ну, довольно об этом, рассказывайте дальше о… о признании.

— Я могу продолжать, мисс Пейдж?

— Да! Да! Простите мои слова, — попросила Одри, не поднимая глаз от стола, — потому что я тоже должна кое в чем признаться.

— О… гхм! Итак, в январе прошлого года, — повторил доктор Фелл, — Филип Ферье встретил в Лондоне эту юную леди. Она ему очень понравилась. Он очень желал ее, и ему казалось, что она испытывает к нему те же чувства. Однако Филип находился в незавидной связи с женщиной старше себя, которая постоянно была рядом и безумно его любила. И он мгновенно нашел выход из трудного положения, как впоследствии признался начальнику полиции с воодушевлением, свойственным только настоящему потенциальному преступнику.

Ева, по-прежнему пребывавшая в мире грез и мечтаний, пыталась осмыслить происходящее. «Разве сможем мы когда-нибудь открыть нашу большую любовь? — говорила она нетерпеливому и доведенному до отчаяния молодому человеку. — Если даже мы решимся пожениться, что подумают люди? Сможем ли мы когда-нибудь сделать это?»

Это и спровоцировало его на действия. «Конечно сможем», — внушал он Еве и уверял, что на самом деле его абсолютно не интересует мисс Пейдж и что надо устроить все так, чтобы для всех стало совершенно очевидным, что ею интересуется его отец, и если отец отобьет у него девушку, то путь будет свободен. Отец женится на молодой девушке, а сын, наоборот, будет счастлив найти утешение в объятиях Евы.

Это стало основой интриги спектакля, в котором жили эти люди, и в котором умерла Ева Ферье. Она была прирожденной интриганкой, не видела в этом ничего странного. Ева была ослеплена, упивалась счастьем. Филип «делал вид», что проявляет интерес к Одри, и она даже «поощряла» его. В нужное время, когда они сбросят маски, Филип проявит свою истинную любовь к Еве.

Естественно, Филип вовсе не собирался этого делать. Он знал, что, для того чтобы получить то, чего он действительно хотел, ему нужно убить свою мачеху.

Его отец, будучи человеком неглупым, начал догадываться, как могут дальше развиваться события. Конечно, он не мог предположить это во всех деталях или то, в какой форме произойдет взрыв. Ему только оставалось стоять в стороне, размышляя, чем он еще может помочь.

Даже если никогда раньше вы не испытывали симпатии к Десмонду Ферье, теперь я прошу вас быть к нему милосердными. Его многочисленные пресловутые любовные интрижки бумерангом вернулись к нему в самой худшей форме. Если он не прав и его поощрения лишь плод его собственного дьявольского ума, то может случиться скандал с обвинениями жены или сына, но если он прав и при этом продолжит молчать, то какая катастрофа может произойти со всеми? — Доктор Фелл замолчал. Трубка его погасла; покрасневшее лицо нахмурилось. — Да! — задумчиво добавил он. — В первые месяцы года развитие событий шло к неизбежному концу. Но здесь я позволю себе отказаться от печальной практики предвосхищать события. Давайте забудем об этом и рассмотрим ситуацию в том виде, какой она предстала передо мной, когда Ферье приехал ко мне в Лондон, а потом я прибыл сюда и узнал все, что мог узнать.