Бич небесный - Брюс Стерлинг

Джерри рассмеялся и положил руку на ее правую грудь.

— Вот как?

— Именно так. Я видела, как люди умирают в катастрофах… Я носилась по шоссе на двухстах кликах в час. Я прыгала с самолетов. Я взобралась на радиобашню и спрыгнула с нее, а потом избила женщину, которая показала мне, как это делается.

— Ну не так уж сильно ты ее и избила, — возразил Джерри.

Он уткнулся бородатым лицом в ямку на ее шее. Джейн затрясло еще сильнее.

— Как-нибудь, всего лишь один раз, — сказала она ему, — я хочу сделать это в кровати. На матрасе и чистых простынях. После того, как мы оба примем душ. И чтобы на мне было что-нибудь облегающее… и может быть, даже духи. Как тебе это нравится, Джерри? Духи, а?

— Что мне нравится, так это помнить, куда я засунул презервативы. Где же они?

— Они должны быть вон там, под той сумкой, если только их кто-нибудь уже не использовал.

Джерри нагишом выбрался из спального мешка, после продолжительных поисков обнаружил презерватив и залез обратно. На ночном воздухе его кожа стала холодной. Джейн яростно затряслась.

Джерри перевернул ее на живот и крепкими руками принялся разминать ей плечи.

— Тебе досталось сегодня, — сказал он. Она кивнула.

— Так хорошо. Продолжай. Может быть, я еще буду жить…

Молча, умело, Джерри прошелся по ее плечам, затем вниз но позвоночнику и ребрам, выискивая напряженные нервные узлы и распутывая их, словно клубки рыболовной лески. Это было так хорошо — чувствовать на своем теле сильные руки человека, которому ты доверяешь. Человека, который не станет останавливаться или колебаться, который знает, что он делает, и который никогда не причинит тебе вреда. Он успокаивал, вынимал дрожь из ее тела, он словно бы выгонял из ее кожи маленьких чертенят. Джейн вытянулась на животе, прикрыв глаза и ощущая блаженную истому.

Потом она перевернулась и приветственно раскрыла руки. Он коротко поцеловал ее, надел презерватив и взобрался сверху, упершись в пол локтями.

Он скользнул в нее сразу целиком, благодаря смазке на латексовой пленке. Она согнула ноги, обхватив ими его колени.

— Только давай быстро и нежно, хорошо? — прошептала она. — Я действительно очень устала, мой мальчик… Я потом сразу же усну, обещаю.

— Хорошо, — отозвался он, вступая в свой любимый ритм.

— Сделай это, но только мягко, не надо вышибать из меня фейерверки, ладно?

Он не ответил.

Он не был с ней жесток, он не был даже невнимателен; но он был крупным человеком, на полторы головы выше нее, и очень сильным. Мускулы веревками вздувались у него на спине, там, где у нормальных людей вообще не бывает мускулов. Он не был акробатом или искусным любовником, но его было не так-то легко раскачать. А набрав обороты, он, как правило, входил в колею и оставался там уже надолго.

Она стиснула зубы, откинула голову назад, в мягкую тьму, и пережила оргазм. Она вынырнула по ту его сторону задыхающаяся и совершенно обмякшая; все напряжение из ее скул и висков куда-то делось, руки безвольно разметались по сторонам.

Он остановился, нависнув над ней, и позволил ей немного подышать. Под ее шеей был большой бугор — похоже, камень где-то под спальником, — и она поерзала на спине, чтобы слезть с него. До этого она чувствовала себя ужасно уставшей, но теперь ее затопила горячая жизнетворная сила ее собственного либидо, и все утомление и ужасы этого дня казались чем-то, что произошло с какой-то другой женщиной, где-то очень далеко. Когда она заговорила снова, ее голос звучал низко и хрипло:

— Я передумала насчет фейерверков. — Он засмеялся.

— Ты всегда это говоришь!

— Только если ты не позволишь мне быть сверху, я, наверное, немного покричу…

— Кричи сколько влезет, — сказал он, двигаясь все сильнее. — Не так уж это и громко.

ГЛАВА 5

Преследовать торнадо до двух часов ночи было довольно тяжело, но все-таки не так, как опасался Алекс. Большую часть этого времени они провели, несясь вдоль по темным дорогам, и Алекс только и делал, что дремал, свернувшись в своем гнездышке из блистерных матов.

Они останавливались три раза, чтобы запустить в небо свои машины, — три всплеска виртуальной активности посреди безбрежных расстояний, заполненных тьмой и громыханием. Они рьяно отслеживали ураганы по дистанционным данным. Алекс почти не чувствовал настоящей опасности.

Ураганы не напугали Алекса — он нашел их впечатляющими и интересными. Он боялся только, что бригадиры обнаружат, до какой унизительной степени он слаб. Он мог ясно мыслить, мог говорить, мог есть, мог с наслаждением дышать, но его кости по-прежнему были слабы, на самой грани выносливости, и грань эта была тоньше лезвия ножа. Ему повезло, что ни Марта, ни Сарыч ни разу не попросили его сделать что-нибудь, что потребовало бы настоящего усилия. Разумеется, это было не потому, что они его жалели — просто они не могли доверить ему ничего важного.

На следующий день после охоты Алекс проснулся с рассветом. Его легкие были по-прежнему чистыми, глаза ясными, никаких признаков боли в гортани или горячки. Он чувствовал себя лучше, чем когда-либо за этот год. Повсюду вокруг в своих вонючих спальниках лежали утомленные дорогой бригадиры, внутри шатров из палочек и бумаги, в объятиях продолжительной сиесты. Для команд поддержки день после охоты был полон напряженной работы, но это была работа с информацией — четырнадцатичасовой рабочий день, заполненный аннотированием, редактированием, сопоставлением, выбрасыванием и копированием. Члены бригады, накануне участвовавшие в преследовании, были физически измотаны, а остальные сутулились над клавиатурами. На Алекса никто не обращал внимания.

Около полудня Кэрол Купер сделала Алексу большое бумажное сомбреро, выдала мешочек гранолы, маленькую фляжку и послала сторожить бригадных коз. В бригаде был паренек по имени Джефф, который обычно занимался козами, хворостом для костров и прочими мелкими делами по лагерю, но с прибытием Алекса он поднялся на ступеньку вверх по иерархической лестнице.

Алекс ничего не имел против того, чтобы присматривать за козами. По-видимому, в бригадной жизни эта работа считалась самой тупой и имела наиболее низкий статус, но зато она требовала от него очень немногого. На всех козах были смарт-ошейники, и достаточно было задать на ноутбуке параметры стада, чтобы козы уже не могли забрести дальше установленной границы: их отгоняли несильные электрические удары и гудки. Это были фармакозы — фармацевтические козы с измененными генами, — и, несмотря на их желтые, похожие на змеиные, дьявольские глаза, они оказались на удивление послушными и глупыми. Козы, по-видимому, вполне улавливали, в чем суть действия их ошейников, и держались там, где предписывала им машина. Прилежно выщипав в округе все, что было хотя бы отдаленно съедобным, они затем ложились где-нибудь в тени и отрыгивали газы из своих генетически измененных желудков.