Банкирша - Александра Матвеева

Господин Скоробогатов ел борщ. Делал он это, полностью погрузившись в процесс: разрывал крепкими зубами мясо, громко схлебывал с ложки густое красное варево, хрустел чесноком, отламывал сильными пальцами и запихивал в рот куски хлеба.

Истово — вспомнила я подходящее слово. Мужчина ел истово. От усердия у него на лбу и над верхней губой выступила испарина.

Я залюбовалась мужем. Он поднял затуманенные сытостью глаза.

По всему было видно, что борщ едоку нравился Он наслаждался едой, был благодушен и, увидев меня в дверях, спросил без строгости:

— Где ходишь? — И, не дожидаясь ответа, похвалил:

— Борщ опять получился.

После чего, в подтверждение своих слов, засунул в рот полную ложку борщевой гущи. Его худые щеки раздулись, изо рта торчала капуста. Вытаращив глаза, господин Скоробогатов старался прожевать пищу.

Я приблизилась к столу и хлопнула обжору по затылку:

— Ешь прилично.

Синие глаза укоризненно уставились на меня. Едок обиженно засопел. Выражение довольства сползло с его лица, и мне стало стыдно. Я легонько погладила пострадавшее место.

Синие глаза блаженно сощурились, сопение перешло в довольное. Ложка опять засновала между миской и ртом.

Стол был накрыт к чаю, но Милка со своей чашкой устроилась на подоконнике. Она курила, пуская дым в открытое окно.

Наше застолье продолжалось около часа. Мы выпили, пообедали, теперь пили чай с Танькиным пирогом. Танька печет замечательные пироги с ягодами, особенно ей удаются вот такие — со свежей вишней.

На столе, чуть в стороне от посуды, на маленьком жостовском подносике топорщится бумажный сверток.

Милка выложила его из своей сумки, как только вошла в комнату, и больше не обращала на него внимания. Мы внимание обращали, поглядывали в сторону подносика, но помалкивали, терпеливо ждали.

Наконец Милка залпом допила свой кофе, поставила чашку на блюдце и двумя руками взбила рыжую копну на голове.

Мы тоже, словно по команде, одновременно допили чай и со сдвоенным стуком поставили чашки.

Дважды оттолкнувшись от пола пятками. Милка на стуле подъехала к столу и протянула руку к подносику.

Мы замерли.

Худые пальцы с длинными выпуклыми ногтями ловко развернули сверток и принялись выставлять его содержимое на поднос.

Появились два одинаковых пузырька, ампулка, маленькая квадратная коробочка. Мы завороженно следили за манипуляциями подруги. Что нас так заворожило, непонятно. Ничего, кроме этих предметов, ни я, ни Танька увидеть не ожидали.

— Так! — Милка строго глянула на нас. — Все это Ленкин Юра привез мне вчера утром. Как Ленка и просила, я отдала весь товар на экспертизу. Результаты экспертизы у меня. — Госпожа следователь хлопнула себя по карману широкой полотняной юбки. — Но прежде чем я вас с ними (результатами) ознакомлю, вы расскажете мне о происхождении этих предметов.

Она брезгливо ткнула пальцем в экспозицию.

Я поторопилась все объяснить:

— Один пузырек я получила от Пафнутия. Второй, тоже от Пафнутия, получила Танька.

Танька пожелала принять участие в разговоре и перебила меня:

— Я рассказала Пафнутию о муже-пьянчужке, о том, что он не хочет лечиться. Пафнутий поначалу только гмекал, но я так просила-умоляла, что он, добрая душа, пожалел меня и нацедил пузыречек.

Танька замолчала и принялась обмахиваться салфеткой, а я смогла продолжить объяснения:

— В ампулке лекарство, которое Миша ввел Ляльке.

Коробочку мне дала Клара — секретарша из «Сибири». Она разбирала Лялькин рабочий стол и обнаружила коробочку. Клара видела, как Лялька принимала гомеопатические шарики. Я подумала, что, возможно, их выписал доктор Белов и коробочка от них.

Милка подождала, не скажу ли я еще чего. Я молчала, чувствуя, как холодеет в груди и немеют руки.

Танька не выдержала напряжения и зло ткнула Милку в бок:

— Ну!

Милка, сморщившись, потерла бок и нехотя начала:

— Это действительно настой желчегонных трав.

Очень хороший. У Таньки тот же настой. Но в нем еще один алкалоид растительного происхождения. Не спрашивайте, что это значит. Я просто цитирую заключение эксперта. Действие алкалоида таково, что желчные протоки сужаются, желчь застаивается, появляются все симптомы гепатита. Из организма выводится быстро. На третий день после окончания приема от него и следа не остается. В коробочке следы вещества, представляющего собой слабый наркотик. При длительном приеме появляются апатия, высокая внушаемость… А вот в ампулке бетапротизон. Сильнейший синтетический наркотик. У нас запрещен к применению. Но тем не менее поступает в продажу под различными названиями. При даже незначительной передозировке наступает смерть от паралича сердца. Ампула содержит количество вещества, максимально допустимое для здорового человека, то есть последнюю безопасную дозу.

У меня зашумело в ушах. Я машинально зажала их ладонями, но шум не прекращался. Я хорошо помнила хрустальную пепельницу на ночном столике и две использованные ампулы в ней. Клара говорила, что Миша не сразу смог набрать шприц и испортил одну ампулу.

Но ведь она узнала об этом от Миши.

Танька смотрела мне прямо в лицо. Ее взгляд стал тревожным. Она быстро налила в рюмку водки и, держа мою голову, влила мне в рот отвратительное пойло.

Водка обожгла горло. Стало нечем дышать. Я раскашлялась. Из глаз полились слезы. Но в ушах больше не шумело, и я смогла спросить:

— Мила, что все это значит?

— Полагаю, у тебя возникли подозрения, и ты предприняла нечто вроде частного расследования. Мне трудно сказать так сразу, но вся совокупность фактов вполне может свидетельствовать о преступном умысле.

Крашеная дверь. Табличка с тремя фамилиями. Я почему-то медлила, не решаясь постучать. В торце длинного коридора окно, забранное решетками. За окном яркий летний день. В коридоре сумрачно и почти безлюдно.

Я постучала, услышала какое-то ворчание за дверью, сочла его за приглашение и вошла.

Комната небольшая, со следами недавнего ремонта, безликая. Четыре письменных стола, с полдюжины стульев, два двухсекционных сейфа, шкаф для бумаг, вешалка, окно с грязно-желтой задвинутой шторой.

В комнате, помимо меня, только один человек. Именно тот, кто мне нужен. Сидя за столом, стоящим торцом к окну, он разговаривал по телефону.

Не глядя в мою сторону, мужчина движением руки указал мне на стул. Решив, что получила приглашение сесть, я опустилась на стул у подоконника, на котором стояли две пачки отечественного детского питания.

На вид ему было чуть больше двадцати пяти лет.

Щуплый, с русым хохолком в аккуратной прическе, в темно-синем свитере. Свитер ручной работы, связан не очень умело, но старательно. Парень им, видно, дорожит. Рукава чуть поддернуты, чтобы не вытягивались на локтях.