Валтасар - Михаил Ишков

Амель пришел в себя и закричал во весь голос.

— В чем дело?! Почему без доклада?!

Сириец рухнул на колени.

— Государь, — торопливо заговорил он. — Измена. В дворцовом парке нам удалось поймать предателей. Они проникли со стороны реки.

— Я же говорил! — обрадовано вскрикнул Амель. — Я же предупреждал, что нельзя доверять Рахиму. Это его рук дело. Он, змей, провел их во дворцовый сад.

Царь немного успокоился. Пришел в себя и Седекия. Он и подал голос.

— Личности предателей установлены? — Да, господин. Мы поймали двоих.

— Кто они? — Сыновья Набузардана, Набай и Нинурта-ах иддин. — Где они?

— Их отволокли в подвал.

Царь, почувствовавший, что теперь, по крайней мере, хотя бы что-то стало ясно и есть повод распорядиться, приказал.

— Приведите их сюда.

Седекия вдруг соскочил с кресла, бросился в сторону говорившего, с разбегу на кого-то наткнулся, свалил его, случайно нащупал бороду и закричал.

— Господин, отдай их мне! Набузардан лишил меня зрения! Набузардан сгубил моих сыновей. Отдай их мне, господин!

Этот вопль вернул Амелю чувство собственного достоинства. Его слезно молили о милости — это было понятно. Не то, что крики на дворе. Кто кричит, зачем, по какому поводу, никто не может объяснить. Теперь его умоляют распорядиться судьбой пойманных преступников — значит, он должен распорядиться. Суд должен быть скорый и неотвратимый. Попался — прощайся с жизнью!

— Они твои, Седекия!

Стражники быстро приволокли Набая и Нинурту, поставили их на колени, схватив за волосы, задрали головы. Обнажили шеи.

Седекию подвели к пленным. Слепец коснулся плеча, перебирая пальцами, добрался до шеи, затем до горла. Погладил его, крепко сжал обеими руками, спросил.

— Ты кто?

Ответили из-за спины, баском.

— Это Набай, господин.

Зазвенело оружие.

— Где Нинурта?

Откликнулся тот же голос.

— Слева, господин. Рядом.

Седекия не отрывая пальцев правой руки от плеча вздрагивавшего, сильно потевшего Набая, потянулся левой рукой, нащупал волосы на голове Нинурты. Ощупал глаза пленника, нос, подбородок. Добрался до горла, нежно погладил адамово яблоко, затем откинул руку в сторону.

— Дай кинжал, — потребовал Седекия и раскрыл ладонь.

Кто-то вложил в его ладонь рукоять. Слепец, не желая терять соприкосновение с горлом Набая, жалостливо, со слезой в голосе, спросил.

— Нож длинный? Ассирийский?..

Тот же басок с некоторым раздражением ответил.

— Не-а. Обычный.

— А ассирийский есть? Такой длинный, узкий… — с той же слезливой обидой спросил Седекия.

Сбоку неожиданно донесся голос царя.

— Есть.

Завороженный происходящим, Амель вытащил из-под полы халата длинный, тонкий, блеснувший в дребезжащем свете ламп клинок. Вложил его в правую руку Седекии. Рот у слепца был открыт, из-под черной, прикрывавшей глазные ямки, повязки сочилась влага. Седекия решительно, оторвав руку от горла Набая, сорвал ее, принялся махать кинжалом из стороны в сторону, при этом кричал.

— Смотрите! Видите? Видите лезвие? Кровь на вашем роду, и мне отмщение! О, Яхве, благодарю тебя, что удостоил меня столь сладостного мига.

Старик нащупал голову Набая — лицо его исказилось. Пальцы сбежали к горлу, погладили отросшую щетину. Набай дернулся, странным образом всхлипнул, однако два стражника крепко держали его за плечи, а третий еще сильнее откинул голову назад. В следующее мгновение Седекия не спеша перерезал горло — обилие крови, хлынувшей из раны, удовлетворила его. Теперь он добрался до шеи Нинурты, нащупал глаза, продемонстрировал пленнику лезвие. На этот раз начал втыкать острие в кадык. Нажимал неторопливо, обеими руками, пока его ручка не коснулась шеи Нинурты. Тот все эти долгие мгновения рвался из рук стражников, потом пленник неожиданно обмяк, растянулся на полу. Кровь полилась из широко отверстой раны.

В наступившем молчании Седекия повернулся, принялся ощупывать воздух, видно, собирался вернуться в обжитое уже кресло, однако никто не протянул ему руки, никто не решился помочь ему. Внезапно в углу покоев послышался скрип, шорохи. С той стороны отчетливо потянуло затхлым сквозняком. Алебастровый, тончайшей работы вазон в человеческий рост упал на пол, со звоном раскололся. Заколебались язычки пламени в высоких светильниках. Следом толпа перепачканных в крови, распаленных, сопящих воинов ввалилась в помещение.

Царь повернулся в их сторону, в исступлении закричал.

— Опять без доклада?! Всех велю казнить! На кол, на кол!..

В следующий момент до него дошло, что воины появились совсем не с той стороны, с какой должны были доставить радостные вести. В свете многочисленных светильников, заправленных наптой, его заросшее бородой по самые глаза лицо внезапно исказилось. Как бы защищаясь, он успел вскинуть руки, ближайший к нему боец из тех, кто ворвался в комнату, ударил его мечом в грудь. Царь упал на пол. Кровь хлынула из открывшейся раны.

Все, кто были в комнате, оцепенели.

Кроме Седекии, который неожиданно резво присел на четвереньки, засеменил в угол, да так быстро, что никто не успел достать его мечом. На ходу он головой свалил подставку, на которой возвышался парный, матово светившийся в полумраке алебастровый вазон. Наид, во все глаза разглядывавший умиравших братьев, вдруг дико завопил и бросился на стражников. Те не приняли бой, отступили к дверям. Там застряли. Заговорщики догнали их и стали добивать прямо на пороге, затем схватка выкатилась в коридор.

В комнату из открытого тайного прохода вбежал Рахим, с ним еще несколько воинов. Декум осмотрел лежавшего на полу царя, вздохнул.

— Рахим! — закричал Наид. — Он убил моих братьев.

Он зарыдал, бросился к Набаю, принялся тормошить его. Рахим приблизился, присмотрелся — да, мертвее не бывает. Затем пожаловался.

— Зерию тоже ранили. В шею, стрелой. Тяжело, — и отвернулся от убитых.

После короткой паузы декум распорядился.

— Этого, — он ткнул пальцем в затихшего навсегда царя, — на кровать. Прикройте его покрывалом.

Следом схватил за плечо одного из заговорщиков.

— Ты за лекарем. Четверо в почетный караул. Остальным вынести убитых во двор. Никого больше не убивать.

Во дворе тем временем совершалось то, что обычно бывает, когда победители считают битву выигранной, а побежденные проигранной. На парадном дворе, где когда-то в славе восседал Навуходоносор, шла резня. Сдавшихся сирийцев сгоняли к крепостной стене, ставили на колени, руки приказывали класть на головы. Тех, кто медлил, убивали сразу. У остальных отбирали оружие, сдергивали с запястий и с голеней золотые браслеты. Если украшения не снимались, руки и ноги рубили. Жалкая участь постигла жрецов любви, попавших во власть бородатых, распалившихся от зверств вавилонян. Каждый старался поразить перепуганных визжащих юношей в зад. Мечи втыкали по самые рукояти. Кого-то уже успели приладить на копье, и острие пики торчало у несчастного из-за спины.

Ожесточение на ненадолго ослабло, когда во двор вынесли трупы Набая и Нинурты.

Воины собрались вокруг погибших. Набузардан с мечом в руке некоторое время возвышался над мертвыми сыновьями, при этом раскачивался взад и вперед и тихо подвывал. К нему приблизился Нур-Син, встал рядом, подпер плечом. Неожиданно вмиг постаревший «друг царя» направился к стене и ударом меча снес голову одному из пленных сирийцев. Те жутко завыли, принялись молить о пощаде. В этот момент к наблюдавшему издали за расправой, взгромоздившемуся на коня Нериглиссару подбежал молоденький декум и доложил, что греки отказываются открывать двери. Они заперлись изнутри, заявил он, и грозят поджечь дворец.

Набузардан встрепенулся, закричал: «Смерть наемникам!» и бросился на административный двор, к казармам, где затаились греки. Халдейские воины толпой бросились за ним. Туда же погнал коня и Нериглиссар, поспешили находившиеся возле него Набонид и сопровождавшие полководца офицеры.

Рахим успел опередить толпу, встал перед зданием, раскинул руки и закричал.

— Остановитесь! Они не причинили нам зла!

— Отойди, Подставь спину! — приказал Набузардан и принялся размахивать мечом возле самого лица Рахима.

— Государь, — старый декум с криком обратился к Нериглиссару.

Тот подъехал ближе.

— Государь! — продолжал взывать Рахим. — Я дал им слово! Они не пролили нашей крови.

— Кто ты такой, проклятый шушану, чтобы давать слово врагу! — продолжал наседать на Рахима Набузардан.

Нур-Син бросился к отцу, попытался удержать его руку.

— Прочь! — остановил его старик. — Или ты ляжешь вместе с братьями. Отдай их мне, Нериглиссар. Они будут принесены в жертву.

Нур-Син бросился к царю, склонился в пояс.