Отель на берегу Темзы (сборник) - Эдгар Уоллес

После отъезда Гринов мне пришлось исполнять обязанности и слуги, и дворецкого. Очень скоро я обнаружил, что все ценности старик хранит в подвальной комнате. Я никогда в ней не был, но знал, что в нее ведет коридор, начинающийся в столовой. Я надеялся, что рано или поздно мне удастся более тщательно осмотреть весь дом, однако это оказалось не так легко. За неделю или две до убийства старика с ним случился припадок; пока он лежал в полубессознательном состоянии, мне удалось достать ключ и сделать отпечаток на куске мыла… Впрочем, припадок его длился недолго: едва я успел надеть на шею старика цепочку с ключом, как он пришел в себя. С тех пор я начал работать над ключом. Вот и все, что могу сказать про подвальную комнату, которой никогда не видел. Каждый день я ложился спать в десять часов. Старик сам запирал дверь, отделявшую мою комнату от всего дома, поэтому я не знал, что происходит в доме по ночам.

Однажды после ночного припадка, когда я не мог прийти ему на помощь, старик повесил запасной ключ от двери в стеклянный ящик; в случае тревоги я имел право разбить его и вынуть ключ. Вскрывать стеклянный ящик для меня не представляло больших трудностей, и я часто пользовался впоследствии этим ключом.

В первый раз я воспользовался им, когда услышал голоса в столовой. Я недоумевал, кто мог прийти к Трэнсмиру в такой поздний час. Однако я не решился спуститься, так как передняя была освещена. В другой раз, когда в передней было темно, я набрался храбрости и спустился. Я увидел молодую женщину. Она сидела за столом и печатала на пишущей машинке под диктовку старика, который ходил взад-вперед по комнате, заложив руки за спину. Это была красивая и изящная женщина. Почему-то лицо ее показалось мне знакомым. Однако я не знал, кто она, до тех пор пока не увидел ее портрет в иллюстрированном журнале: это была известная актриса мисс Эрдферн. Она приезжала из театра каждый вечер и оставалась у старика иногда до двух часов ночи.

Однажды старик строгим голосом спросил: „Урсула, где же булавка?“ Молодая женщина ответила: „Она должна быть здесь!“ Трэнсмир пробормотал что-то про себя, а затем воскликнул: „Да!.. Вот она!“

В конце концов мне удалось кое-чем поживиться (тут Уолтерс описал все присвоенные им вещи). Когда старик оставался один, он обыкновенно усаживался за стол с кистью в руке. Перед ним стояло небольшое фарфоровое блюдо. Я не знаю, что он раскрашивал, ибо никогда не видел ни одной его картины. Я часто наблюдал за ним по ночам и неизменно заставал его за этим занятием. Он никогда не рисовал на полотне, а всегда на бумаге и черными чернилами… Бумага была очень тонкая: окно как-то было раскрыто, и один из листов вылетел от порыва ветра.

Я наблюдал за стариком через стекло, находившееся над дверью: стоя на лестнице, можно было разглядеть часть комнаты. Когда старик сидел на своем обычном месте, мне было его отлично видно. В то утро, когда я так внезапно покинул Мэйфилд, я работал над изготовлением ключа. Я мог заниматься этим спокойно, так как хозяин никогда не заглядывал в мою комнату. Кроме того, из предосторожности я всегда запирал дверь.

Я подал хозяину завтрак. Мы говорили с ним про Брауна, которого я выпроводил из дома. Старик сказал, что я поступил правильно, что полиция разыскивает Брауна, и выразил удивление, что тот вообще решился приехать сюда. Еще он рассказал мне, что Браун — пьяница, курильщик опиума и вообще дрянной человек. После завтрака он приказал мне уйти, и я понял, что он собирается в подвальную комнату, — он всегда спускался туда по субботам после завтрака.

Приблизительно без десяти минут три я был в своей комнате и снова принялся за ключ. Только я принес себе из кухни чашку кофе, как внизу зазвенел звонок. Я отворил дверь: передо мной стоял почтальон. Он подал телеграмму, адресованную мне. В ней было сказано, что в три часа за мной явится полиция, причем упоминалось о моем заключении в Ньюкасле… Я пришел в ужас; стремглав бросившись по лестнице, я вбежал в свою комнату, схватил ценные вещи и пулей вылетел из дома. Было, по всей вероятности, около трех часов. Когда я выходил из дома, то увидел господина Лендера. Он был всегда добр ко мне, и я очень его любил и уважал.

Покойный Трэнсмир недолюбливал племянника, так как считал, что он ленив и расточителен. При виде господина Рекса у меня душа ушла в пятки. Я сказал ему, что послан по срочному поручению, и выбежал на улицу. К счастью, я тут же нашел такси и благополучно доехал до Центрального вокзала. Однако я не покинул город, а отправился в небольшую гостиницу на Рид-стрит, где и скрывался все это время. Господина Трэнсмира после завтрака я так и не видел. Он даже не спросил меня, кто звонил, когда пришел почтальон с телеграммой. В дом часто приходили поставщики и посетители, и мне было строго приказано докладывать лишь в важных случаях.

Я никогда не был в подвальной комнате и даже не переступал порога подвального коридора. У меня никогда не было огнестрельного оружия. Настоящие показания даны мною добровольно, без принуждения. Я ответил на вопросы, заданные мне инспектором Карвером, без какого бы то ни было давления с его стороны».

20

Когда Тэб закончил читать показания Уолтерса, Карвер сказал ему:

— Ни одна строчка не должна попасть в печать… Что вы о них думаете?..

— Мне они кажутся правдивыми.

— Мне тоже, — промолвил он. — В глубине души я был убежден, что этот Феллинг не виновен в убийстве… В его показаниях многое мне кажется странным: прежде всего, вопрос старика относительно булавки…

— Вы, конечно, думаете о булавке, найденной нами в подвале?

Карвер тихо рассмеялся:

— И да и нет. Для меня очевидно, что булавка, о которой спрашивал Трэнсмир, принадлежит к числу драгоценностей мисс Эрдферн. Старик, по всей вероятности, проверял содержимое ларца…

Тэб некоторое время сидел молча, как бы что-то обдумывая:

— Вы полагаете, что драгоценности принадлежали Трэнсмиру? Что он давал их актрисе напрокат и та должна была каждый вечер после представления привозить их обратно?

— Я не могу придумать другого объяснения! — ответил Карвер. — Иначе чем же объяснить ее работу у старика по ночам?.. Трэнсмир часто занимался театральными антрепризами, и я совершенно убежден, что он оплачивал постановки мисс Эрдферн… Вероятно, он увидел ее однажды на сцене… и решил заработать на ее даровании.

— Однако мне все же не ясно, — не унимался Тэб, — почему мисс Эрдферн согласилась быть секретаршей старика? Почему она, как раба, трудилась на него, в то время как спектакли с ее участием имели неизменный успех?..

Карвер в упор посмотрел на молодого человека:

— Вероятно, старику было известно что-то из прошлой жизни мисс Эрдферн… Что-то, что она скрывала.

Тэб отправился домой в половине двенадцатого. Он был очень опечален словами сыщика. Какая могла быть тайна у молодой женщины?.. Почему эта тайна переплелась с загадочной смертью старика?..

Дома его ожидала телеграмма от Рекса из Неаполя: «Еду в Египет. Совершенно поправился. Вернусь через месяц».

Тэб добродушно улыбнулся: он надеялся, что слова «совершенно поправился» относятся не только к расстроенным нервам его приятеля, но и к его безответному юношескому увлечению. Перед тем как открыть дверь своей квартиры, Тэб на мгновение остановился. Он услышал там какой-то странный звук. Когда же он входил в переднюю, ему показалось, что в гостиной горел свет, который тотчас погас. Тэб резко распахнул дверь в гостиную. Все ставни в ней были закрыты. Между тем он помнил, что не закрывал их. Вдруг он услышал в комнате чье-то тяжелое дыхание.

— Кто здесь?..

Он протянул руку к выключателю. Но, прежде чем пальцы Тэба коснулись выключателя, его кто-то больно ударил. Удар был так силен, что Тэб упал на колени и на минуту почти потерял сознание. Кто-то пронесся мимо него в темноте. Он услышал, как захлопнулась дверь и кто-то быстро сбежал по лестнице… Затем громыхнула тяжелая входная дверь.

Тэб все еще продолжал стоять на коленях. По лбу его струилась теплая струйка крови. Шатаясь, он поднялся на ноги и зажег свет. Его ударили стулом, лежавшим тут же, около двери. Тэб подошел к зеркалу и принялся разглядывать рану. Хотя это был лишь ушиб, из него обильно текла кровь. Тэба спасло то, что удар пришелся по косяку двери. Отбитая ножка стула лежала на полу.

Тэб промыл рану, перевязал голову и вернулся в гостиную. Его поразил царивший в ней беспорядок: все ящики его стола были вывернуты, бумаги валялись на столе и на полу. Один из ящиков, в котором он хранил документы и который обычно запирал на ключ, был взломан. Маленькое бюро, стоявшее у стены, также было вскрыто. В спальне царил такой же беспорядок: все ящики, коробки и столы были открыты, а вещи разбросаны по комнате.

В комнате Рекса был вскрыт чемодан, остававшийся нетронутым в первое посещение грабителя. Он стоял на кровати, а его содержимое валялось на полу. Золотые часы Тэба с цепочкой, лежавшие на видном месте, не были тронуты. Коробка, в которой он хранил деньги, была вскрыта, однако не пропало ни цента.