Изумрудная долина - Александр Анфилатов

— Ладно, расходитесь спать, я посторожу всех.

Девушки не спеша разошлись по своим помещениям, где еще ранее были у них постели и комнатушки с крышей, в которых еще до эпидемии ночевали, когда всей семьей жили в поместье. Однако Анна не ушла. Они вдвоем остались на улице, сели на камень недалеко от пруда, на самом краю обрыва. У подножия гряды у самых ног простиралась непроглядная тьма джунглей, среди ветвей и деревьев сейчас точно также коротали время или спали люди, беззащитные в своем одиночестве. Анне так хотелось тепла, крепкой руки и того умиротворенного чувства защищенности, которое может дарить только близкий человек. В эту минуту она жаждала защиты, защиты от Ярослава и не хотела уходить во тьму каменных стен. Одиночество пугало.

Они долго сидели молча, Анна обнимала парня, не чувствуя его, только тяжесть брони и оружия. Сейчас сталь была теплая, несмотря на ночь и отсутствие солнца, которое бы могло нагреть ее. Невольно подумалось: «Как только Ярослав терпит жару в тяжелом хауберке и толстом поддоспешнике?» Самой Анне часто делали поблажки. Когда было совсем нестерпимо жарко, она скидывала броню и оружие в повозки. В последнее время девушка вообще перестала носить броню, а оружие - только для вида. Однако близость врагов говорила, она неправа!

— Может быть, ты снимешь броню? — неожиданно для Ярослава, а еще более для себя, озвучила Анна и тут же испугалась сказанных слов, своего решительного голоса.

Однако она помнила советы Насти: надо быть смелее!

Ярослав удивился, но безропотно снял кольчугу. Анна помогала.

— Честно сказать, я в ней довольно сильно устаю, — как бы оправдывался он, — привычку к броне требуется вырабатывать с детства, а я надел пару месяцев назад, и если бы не природа, давно отдал бы концы.

— Отдохни немного, — подбадривала его Анна, нежно касаясь обнаженного тела.

Белье Ярослав из‑за жары не надевал, а потому остался обнаженным по пояс, не сняв стеганые шосы.

— Как ты терпишь в этом ватнике?! — теперь уже вслух выразила свое удивление Анна.

— Поддоспешник - не ватник, — уклончиво, с некоторой долей обиды ответил Ярослав, — в нем намного прохладнее, чем в фуфайке, конский волос и шелк плохо греют и не сильно парят.

-- Да я не о том! — многозначительно намекнула Анна, прижавшись к парню и обнимая, сама же думая: «Какой он странный, разве не понимает ничего? Врала, наверное, Настя, говоря, что нормальный парень сразу все поймет, а Ярослав что‑то тормозит. Или тут дело в Юле?..» Мысль как черная тень проскользнула в душе, когда она вспомнила имя подруги, но Анна взяла себя в руки!

Тут же пришел ответ на ее немые вопросы.

Ярослав, чувствуя близость, обнял девушку за талию, привлек к себе, руки их переплелись, а небритый подбородок коснулся ее виска, причинив боль.

— Уже поздно, — тихо сказал он.

— Да, — согласилась Анна, — надо идти спать.

И поддавшись внезапному порыву, он наклонился и поцеловал ее в губы. Она обвила его руками за шею, и он вдохнул аромат ее волос, пахнущих сенокосом. Он начал целовать ее, так как целовал бы Юлю, но вдруг почувствовал, что Анна не прижимается к нему. Губы у нее были мягкие, влажные и нежно–невинные, как у ребенка. Что‑то остановило. Затем, расслабившись, он осторожно обнял, инстинктивно прижав ладони к ее груди, но неожиданно девушка встрепенулась, замерла, более не отвечая на поцелуи, и что‑то перевернулось внутри Ярослава. Нежность ее губ и щек — безвольное согласие? Оторвавшись от его губ, Анна положила голову ему на плечо. Он бережно привлек ее к себе, взглянул в глаза. В их тесной близости произошел прорыв, она наконец опрокинула плотину непонимания и предвзятости. Это было чистое чувство двух брошенных в водоворот событий людей, ищущих не столько близости, сколько человеческого тепла, надежды на будущее.

— Я не знаю, что ты думаешь, — прошептала она, — но у меня такое впервые.

— Я знаю, — тихо молвил он, аромат свежего сена дурманил голову.

Она высвободилась из объятий, мягко потянулась.

— Светает! Как хочется спать, — она зевнула.

На востоке розовел восход. Тонкий светящийся нимб покрывал горизонт океана.

Глава 72

Подходило время сбора урожая, дожди выпадали все чаще и становились продолжительнее. Люди без понуканий, сами собирали выращенное и снашивали в свои убогие закрома. Воровство, в период, когда на полях было нечего взять, единичное и незаметное, теперь приобретало массовый характер. Молодежь войо в некоторой степени даже бравировала разбоем, выставляя свою безнаказанность напоказ. Люди нервничали, озлоблялись, и только чудо пока хранило от серьезных столкновений. Ведь стоит пролиться первой крови, и затухший конфликт вспыхнет вновь. Ярослав изо всех сил старался унять пострадавшие семьи, с пеной у рта доказывая необходимость хранить терпение и хладнокровие. Значительное влияние на разгул преступности оказала распыленность людских семей по окрестностям города, вызванная необходимостью карантина. После нескольких недель изоляции волей неволей образовался разрыв связей, и эпидемия мало–помалу стала стихать, получив жертву в виде полутора десятков людей.

За последние две недели ни кто не заболел, и Ярослав разрешил возвращаться в крепость. Только не все откликнулись на призыв, много народа так и осталось на участках, в поместьях, ближе к земле. Однако сам Ярослав и семья вернулись в крепость.

Неожиданно выяснилось назначение мощеной дороги, идущей к устью реки. Изначально земляне думали, что она предназначена для перевозки товаров с пристани в устье или связи с поместьями в тех краях. Оказалось, много проще и практичнее. На заболоченных островах росла особая трава, по виду напоминающая осот, в рост человека высотой, и не было в окрестностях лучшего удобрения, чем это растение. Как только закончился сбор урожая, ласу потребовали рубить просеку в гелеях, потому как им нужна трава, а таскать ее на себе через дебри, мягко говоря, неудобно. Организовав несколько авралов, освободили мостовую от растительности, и груженые травой повозки потянулись на опустевшие поля. Листья травы укладывали на землю и перекапывали. По рассказам ласу, она должна была сгнить к окончанию сезона дождей. Земляне, видя такое дело и сколько пользы оно принесет, не замедлили перенять опыт, и буквально в течение нескольких дней вся колония занималась сенокосом в болотистых заводях устья реки, порой находясь в воде по колено, а то и по пояс, потому как трава эта предпочитала заболоченные участки и росла прямо в воде.

По окончании осенних работ жизнь постепенно входила в привычное русло на старом месте в крепости. Охрану пришлось усиливать, потому как после уборки урожая поля опустели, и самые смелые из войо стали покушаться впрямую на имущество людей. Безнаказанность воодушевляла, и самые отчаянные делали попытки проникнуть в крепость. Их находили, отпугивали, но пойти на поимку и применить наказание не решались. И дело не только в страхе перед неизбежной большой войной, но и в том, что у людей, как говорится, рыльце тоже было в пушку. Несмотря на запрет, угрозу жесткого наказания, люди охотились к северу от гряды, в лесных угодьях войо. Некоторые даже хвастались, что доходили до самых поселков и даже спасались от погони. Ярослав строго наказывал за нарушение приказа, но люди охотились тайно и даже при поимке предпочитали быть выпоротыми, но с жареной кабаниной в желудке. К сожалению, меры, принятые руководством колонии, не давали должного результата. Эгоизм людей продолжал балансировать на тонком лезвии между миром и войной. Когда грянет гром, было только делом времени.