Слуга Смерти - Константин Соловьев

— Господин Корф! Я прошу вас!..

— Я не оказываю сопротивления, — в жесте нарочитой покорности я выставил вперед пустые ладони. — Я лишь рассказываю занятную историю, с которой вы не отказались ознакомиться. И готов подтвердить под императорской присягой, что все это полная правда.

— Меня не интересует, правда или нет, я лишь прошу вас воздержаться от подобных непристойных историй! — он повысил голос.

— Да эта непристойная история, как вы изволили выразиться, уже позади, — сказал я. — А финал, и вправду, вышел непристойным до крайности. На исходе той ночи в Меце двое фойрмейстеров застрелились, а еще четверо оказались в состоянии такого душевного расстройства, что через некоторое время им пришлось оставить императорскую службу в полку.

Я гадал, сколько шагов успею сделать, перед тем как подаст голос фойрмейстер. Переулок был совсем близко, но я старался не смотреть в его сторону. Вышло ровно шесть шагов.

— Почему это? — спросил фойрмейстер, глаза его были широко открыты, а щеки налились кровью. — Что вы несете? Отчего?

— Отчего?.. — я позволил себе паузу, тоже отнюдь не случайную, теперь переулок был в двух шагах от меня. — Да глупость, право… Видите ли, оказалось, что все девушки были… как бы вам сказать…

Я все рассчитал правильно. Еще мгновенье фойрмейстер глупо смотрел на меня, и глаза его напоминали рыбьи, такие же удивленные и в то же время пустые. А потом он взревел, на тонкой шее дернулся кадык, и фойрмейстер бросился на меня. Он не пытался испепелить меня, даже сухой искры не возникло между нами, он был слишком неопытен и слишком слабо умел контролировать собственные чувства, что в итоге его и погубило. Хауптман слишком поздно сообразил то, что фойрмейстер понял почти сразу же, все-таки он не был магильером, поэтому он запоздало остановился, и теперь его отделяло от меня не меньше трех шагов.

Фойрмейстер был достаточно стремителен, его небольшой острый кулак впечатался мне под ребра, породив в животе сильнейшую вспышку боли, но привычка полагаться во всем на свои силы сослужила ему дурную службу. Я наотмашь хлестнул его ладонью по глазам и, прежде чем прозрачные и красные капли хлынули на синее сукно, нанес удар в подбородок, от которого молодой магильер выгнулся дугой и стал заваливаться набок. В кулаке разливалось приятное, как бывает после хорошего удара, тепло, но задерживаться я не стал — потерявшие было бдительность жандармы быстро приближались, а хауптман уже начал вытягивать из ножен свой палаш. Я коротко пнул скрючившегося фойрмейстера в живот, хоть в этом и не было насущной необходимости (просто я не хотел превратиться в живой пляшущий костер прямо на улице, и гарантии в этом мне бы не помешали), выхватил из-за его ремня пистолет и бросился в переулок.

Под ногами раздался треск — это разлетались в сторону старые ящики, какие-то корзины и сено. Несколько раз я цеплялся рукавами мундира за выступающие из стен щепки, материя трещала, но держалась. Только пробежав несколько десятков шагов я понял, как сильно отличается бег в моем представлении от того, чем мне пришлось заниматься. Мне представлялось, как земля упруго пружинит под ногами, в лицо бьет ветер, я молниеносно ныряю в повороты, и каждый шаг ложится между мной и моими преследователями метром пропасти. На деле же я начал выдыхаться почти сразу же. Легкие заворочались в груди, выцеживая крохи невыносимо горячего воздуха, резко запершило в груди, под ребрами гадко заныло. Слишком давно я в последний раз бежал, слишком понадеялся на свои ноги.

Жандармы не отставали, напротив, с каждой секундой погони сокращали расстояние. Они быстро сориентировались и бросились за мной в переулок. Видимо, их богатая уличная практика знала и не такое, я же выбрал этот путь от безвыходности. Бежать с пистолетом в руке было неудобно, его тяжелый ствол качался из стороны в сторону и то и дело задевал то стену, то мои собственные ноги. Стоило, пожалуй, выкинуть бесполезную игрушку, все равно воспользоваться им я бы не мог. Человек, убивший жандарма при исполнении, может рассчитывать лишь на петлю или топор палача, вне зависимости от чина, ранга и звания, дело известное.

Я слышал за спиной топот множества ног, он казался тяжелым и стучал в ушах, обгоняя запоздалые удары сердца. Кто-то тяжело дышал, приглушенно сквернословил и топал тяжелыми сапогами.

Из одного переулка я выскочил в следующий, столь же грязный и узкий. Но мои надежды сбить преследователей с толку были наивны: жандармы не только знали улицы лучше меня, но и уверенно сокращали расстояние между нами. «Хоть бы одного покойника! — я закусил губу, удерживая в груди судорожное, рвущееся наружу дыхание. — Хоть бы дохлую корову!» Но и здесь я не чувствовал знакомого запаха, и здесь царила жизнь.

В очередном переулке, в который я выскочил, не раздумывая, стоял, покачиваясь, пьяный. Кажется, плотник или столяр. Не раздумывая, я впечатал его лицом в стену и швырнул на землю позади себя, однако и эта преграда не дала мне лишнего времени.

— Стой! — гремело сзади и прыгало. — Стой! Стой!

Я понял, что выдыхаюсь. Сердце готово было проломить грудную клетку, оно было вроде накачанного кипятком пузыря, обжигающего всю грудь при каждом вздохе. Легкие же походили на рваные тряпки, бессильно полощущиеся на ветру, слабые и бесполезные. Я терял скорость, то и дело спотыкался, пару раз едва не упал.

«Это твоя последняя погоня, господин обер-тоттмейстер», — горячо зашептал кто-то мне прямо в ухо. Я и сам это понимал. Чувство обреченности, приторное и горькое одновременно, связывало язык, делало кровь в жилах густой и неподатливой. Добегался, тоттмейстер.

Свернув в очередной переулок, я на мгновенье потерял равновесие и сразу же был за это наказан — плечом я врезался в стену, колено ударилось в сложенную, словно нарочно, поленницу, и я полетел на землю. Когда звенящих звезд в голове стало меньше, а вкус земли и крови во рту несколько стих, я понял, что наша недолгая погоня и верно закончилась.

Они уже обступили меня, хауптман и жандарм. Третьего спутника видно не было: то ли он отстал за время погони, то ли не туда свернул, а может, упал, как и я, не дотянув до блистательного финала.

— Ублюдок… — прохрипел хауптман, подходя ко мне. Дышал он тяжело, погоня далась ему тоже нелегко, он сильно покраснел, но выглядел достаточно сильным, чтобы скрутить меня. Или рубануть наотмашь палашом.

— Стоп, — сказал я, тяжело дыша, направив пистолет ему в лоб. — Не надо.

Он замер и некоторое время стоял неподвижно, уставившись в дуло, которое, в свою очередь, изучало его большим черным глазом. Второй жандарм нерешительно стоял у стены, справедливо полагая, что стоит ему сделать шаг, как ствол качнется в его сторону.

— Брось… оружие, — наконец сказал хауптман. — Или будешь большим дураком. Знаешь, что… тебе будет?

— Знаю, — улыбаться разбитыми губами было неприятно, но я ничего не мог с собой поделать. — Только это ничего не меняет.

Я осторожно поднялся, заодно ощупав ногу. Кости, вроде, были целыми, но без хороших ссадин не обошлось. Мелочь, пустое. Главное — добраться до Макса. Тогда шанс. Может быть.

Думать было трудно, мысли прыгали крохотными шариками, никчемные и бесполезные. Пистолет тянул руку вниз, сердце еще бешено стучало, неохотно возвращаясь к привычному ритму.

— Ты не уйдешь, — сказал хауптман почти спокойно. Созерцание пистолета, направленного ему в лицо, заставило его набраться терпения и взять эмоции под контроль. Что ж, недурное средство. — Понимаешь? А выстрелишь — конец тебе, смертоед проклятый… Да и пистолет у тебя только один.

— Один, — признал я, мысленно жалея о том, что не было времени прихватить собственный кацбальгер — с его массивным лезвием я мог бы потеснить жандармов, не боясь лишить их жизни. Пистолет что, игрушка…

— Вперед, Бруно, — приказал хауптман, делая шаг по направлению ко мне. — Справа.

Второй жандарм, поколебавшись, тоже двинулся на меня. Глядя на пистолет, приближался он куда медленнее, чем его начальник, но я понимал, что стоит только грохнуть выстрелу, он окажется около меня в считанные секунды, и тогда, конечно, уже все. При мне не было даже кортика, чтоб парировать удары его палаша, да и кортик, если подумать, ничуть не помог бы.

— Не подходите, — сказал я твердо, переводя ствол пистолета то на хауптмана, то на его подручного. — Пока один из вас не стал пополнением моей коллекции.

Будь передо мной обычный человек, мне удалось бы заставить его поверить в серьезность моих намерений. Но хауптман повидал на своем веку и не такое.

— У тебя лишь одна пуля, — сказал он, продолжая медленно и осторожно приближаться. — А значит, вырваться не сможешь. Если все ж решил стрелять, советую приставить пистолет к собственной голове, это будет гораздо быстрее.